Мой Лермонтов

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Мама поёт. Очень тихо поёт, но в ночной тишине чётко слышу каждое слово. Она шьёт и поёт. Она всегда шьёт по ночам.
Засыпаю. Просыпаюсь. И снова забываюсь сном на какое-то мгновенье.
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?
Голос у мамы мягкий, а напев очень печальный. Мне кажется, мама поёт о себе. Нас у неё трое, а она у нас одна. Ещё бы ни трудно!
И ещё раз: «Жду ль чего? Жалею ли о чём?» Глазам становится горячо. Зарываюсь
носом в подушку и стараюсь дышать тихо…
Так в мою жизнь вошёл Лермонтов, только я ещё тогда не знала об этом.
А позже в особенные тихие звёздные летние ночи, глядя в небо, невольно беззвучно произносишь: «В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом…». А ещё позже появляется своё:
…Бархат неба с звёздными алмазами,
Вытканный из летних гроз…
Не тревожьте ночь пустыми фразами-
Мы тогда услышим пенье звёзд,
И как разговаривают розы,
Как ложится на траву роса,
Как, прощая нас, роняют слёзы
Души, улетая в небеса.
«У каждого свой Пушкин». А Лермонтов? Он, наверное, тоже у каждого свой.
Мой Лермонтов входил в мою жизнь ещё до прочтения его стихов, поэм, его прозы вместе с музыкой. В пору моего детства из репродуктора порою лилось, заставляя слушать, затаив дыхание, холодея от восторга:
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
…………………………
Лишь только ночь своим покровом
Верхи Кавказа осенит,
Лишь только мир, волшебным словом
Заворожённый, замолчит,
К тебе я стану прилетать;
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать…
Три гения: Лермонтов, Рубинштейн, Лесициан, творят чудо. Эти звуки, этот голос, конечно же, могут принадлежать только неземному существу -  столько там сдержанных страстей, желания любить и обречённости. Демон, изгнанный из рая, обречённый на вечную жизнь и вечное одиночество. Приносящий страдания и бесконечно страдающий. О, как мне легко понять Тамару, которая так быстро забыла своего жениха.




Герой Лермонтова – сильная, гордая, романтическая личность, одолеваемая мятежными страстями, часто трагическая: Арбенин, Печорин, Алеко… Обобщённый образ лермонтовского героя воплотился в небольшом стихотворении «Парус»
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далёкой?
Что кинул он в краю родном?..
…………………………………
…………………………………
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Таков и его Мцыри. Пленённый ребёнком, отторгнутый от родины, спасённый от смерти монахом, он принуждён стать послушником.
Но мысль стать свободным, увидеть родину, которую представлял лишь в смутных снах, не оставляла юношу. И умирает он не от когтей барса, над которым одержал победу, а оттого, что не удалось осуществить свою мечту, и жизнь утратила смысл.
Одна из самых напряжённых картин – схватка с барсом.
Удар мой верен был и скор.
Надёжный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассёк…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!
И с каким уважением к смертельному врагу: «Но с торжествующим врагом Он встретил смерть лицом к лицу, Как в битве следует бойцу»
Подспудно во мне присутствовали эти образы, когда писала стихотворение «Волк».
       ….И леденящий душу страх…
И вековая месть…
Он сторожит меня,
мой враг!
Он рядом!
Вот он!
Здесь!
Кто первый нанесёт удар?
Кто первый – тот спасён!
Но я в плену каких-то чар,
И неподвижен он.
И мы почти уже близки-
Одна меж нами страсть:
Иль он вонзит в меня клыки,
Или ему здесь пасть.
Какой-то омут… и тоска…
И больше ничего…
Едва дрожит моя рука.
Гляжу в глаза его.
Но волк решил мою судьбу:
Погасли два огня.
Он понял – выиграл борьбу
И отпустил меня.
И вдалеке протяжный вой…
Мой враг?
Мой друг?
Мой брат?
То волк прощается со мной.
Его глаза горят.
Его глаза горят во мне,
И в тишине лесной
Всегда я слышу при луне
Победный
волчий вой!