призраки Европы

Призрак бродит по Европе. Его называли призрак коммунизма. Теперь называют призраком фашизма. Некоторые зря думают, что это два призрака. Он один. И название неправильное и бродит он давно, лет пятьсот, а может больше, когда никаких измов еще не было. Этот призрак первым заметил Сервантес. И воспел в своей, близкой мне, манере. 
Сервантес был романтик и видел хорошее в плохом. Но даже Сервантесу пришлось для борьбы с призраком выдумать невозможного человека. 
Возможный человек неизбежно гибнет в борьбе с призраком.
Но возможен ли сам призрак? Несчастная любовь породила призрак Европы. В раннем Средневековье люди судили о Древней Греции по римским копиям греческих статуй. Чудный белый мрамор из Апуанских Альп Каррары служил материалом для римских копий. Прекрасны были статуи и велико мастерство этрусков, научивших латинян резьбе по камню. Одна из копий-статуй была юношей,  обнаженным и тонким, словно оскароносец Ричард Гир в свои неизменные двадцать пять лет. 
Другая копия была девушкой в тунике, спящей на овечьей шкуре, покрытой шёлковой простынёй. Декольте девушки стыдливо застыло в малом вздохе дневного сна. 
Статуи поставили во дворе римского патриция. Юноша триста лет буровил взглядом декольте. И однажды ожил от любви. А девушка всё спала. Юноша не рискнул будить трёхсотлетнюю страсть и стал искать прототип. Семью семь мраморных сапог истоптал ромей, но добрался до Греции, где откопал себе прообраз. Оказалось, что римские копии были во много раз прекрасней греческих оригиналов. Больше того, греки покрывали статуи дурно пахнущей зеленой или красной мастикой, а в глаза статуям вставляли цветные, часто чёрные, камни или морские раковины. Для зоркости что-ли. Откопав оригинал юноша офонарел, но не заметил этого и разбудил гречанку. Там же они произвели на свет дитя, ставшее призраком Европы из-за несчастной, говорю, любви. Ибо счастливая любовь невозможна если тебя неделями носит по Европе как призрак.
Сегодня, например, меня до смерти напугала одна арабка. Прекрасная как Моника Белуччи, она подсела за мой столик в кафе, потому что остальные столики были заняты. На ней были джинсы и открытая цветная кофта, она хохотала, глядя мне прямо в лицо и заглядывала прямо в глаза. Я офонарел и спросил арабку вэа а ю фром. Она оказалась из Канады. А прилетела, чтобы встретиться со своей матерью. Тут с коляской прикатила ее мамаша. Моих лет. Вся в черном длинном  и лицо полузакрыто занавеской. В коляске был бэбби арабки двух примерно лет от роду. Когда мамаша увидела, что ее дочь, прилетевшая из Канады без мужика, но с ребенком флиртует  с лысым отвратительным стариком, мамашины глаза, и без того огромные, вылезли на лоб, но она так и не посмотрела мне прямо в лицо, потому что для исламской женщины легче сразу умереть, чем смотреть мужчине в лицо. 
Я пожелал им счастья и бежал в свое одиночество.
Все призраки, говорю, от несчастной любви.