Театр кабуки
заполнить нечем,
как на далёкую звезду,
гляжу весь вечер
на пламя робкое свечи,
на пляску теней -
на чёрных мимов, лица чьи
в крови растений -
не то в потёках рыжей хны,
не то кармина.
На белой простыне стены
тень исполина
переплетается с другой
такой же тенью.
И виснет арочной дугой
переплетенье
под белой бездной потолка.
Театр кабуки -
причудливо дрожат шелка,
трепещут руки,
как стебли девственных цветов
в объятьях мима.
Игра во сне. Игра без слов.
Без перерыва.
Игра пока свечи весь воск
не превратится
в полупрозрачный макрокосм
на половице,
собравшись в лужу
и застыв.
Танцует пламя
и тонким шлейфом вьётся дым
над Фудзияма.
Пока священная гора
не раздвоится,
пребудет мир, а в нём игра...
Застыли лица.
Но лицедейство - их удел:
творить на сцене
посредством гибких стройных тел
Судьбу и Время.
Вести, не раскрывая рта
рассказ о муке
кровоточащего цветка
в снегу разлуки.
О хижине из тростника
у водопада,
где открывал ученикам
секреты тядо*
и философии учил
отшельник старый
пока туманный воск свечи
весь не истаял.
*Тядо - церемония чаепития в Японии.
18 января 1989 г.
Свидетельство о публикации №114033104298
Виталий Есаян 01.06.2014 09:28 Заявить о нарушении