О Крыме нам писали поэты России!

О Крыме нам писали поэты России!

Писали ведь о городах, где
Побывали!

Писали о его природе, о море,
Что грозно так шумит.

Писали ведь о том, что там
Великие поэты наши побывали.

Там дом музей поэтов есть!

И если Вы побываете в Крыму,
Уж не забудьте посетить его.

А вот сегодня мне хотелось очень
Стихи о Крыме показать, что
Написал Максимилиан Волошин.


Коктебель

Максимилиан Волошин

Как в раковине малой — Океана
 Великое дыхание гудит,
 Как плоть ее мерцает и горит
 Отливами и серебром тумана,
 А выгибы ее повторены
 В движении и завитке волны, —
 Так вся душа моя в твоих заливах,
 О, Киммерии темная страна,
 Заключена и преображена.

С тех пор как отроком у молчаливых
 Торжественно-пустынных берегов
 Очнулся я — душа моя разъялась,
 И мысль росла, лепилась и ваялась
 По складкам гор, по выгибам холмов,
 Огнь древних недр и дождевая влага
 Двойным резцом ваяли облик твой, —
 И сих холмов однообразный строй,
 И напряженный пафос Карадага,
 Сосредоточенность и теснота
 Зубчатых скал, а рядом широта
 Степных равнин и мреющие дали

Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
 Моей мечтой с тех пор напоены
 Предгорий героические сны
 И Коктебеля каменная грива;
 Его полынь хмельна моей тоской,
 Мой стих поет в волнах его прилива,
 И на скале, замкнувшей зыбь залива,
 Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
>
Карадаг

Максимилиан Волошин

Преградой волнам и ветрам
 Стена размытого вулкана,
 Как воздымающийся храм,
 Встает из сизого тумана.
 По зыбям меркнущих равнин,
 Томимым неуемной дрожью,
 Направь ладью к ее подножью
 Пустынным вечером – один.
 И над живыми зеркалами
 Возникнет темная гора,
 Как разметавшееся пламя
 Окаменелого костра.
 Из недр изверженным порывом,
 Трагическим и горделивым,
 Взметнулись вихри древних сил -
 Так в буре складок, в свисте крыл,
 В водоворотах снов и бреда,
 Прорвавшись сквозь утор веков,
 Клубится мрамор всех веков -
 Самофракийская Победа!

Дом поэта

Максимилиан Волошин

Дверь отперта. Переступи порог.
 Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
 В прохладных кельях, беленных известкой,
 Вздыхает ветр, живет глухой раскат
 Волны, взмывающей на берег плоский,
 Полынный дух и жесткий треск цикад.
 А за окном расплавленное море
 Горит парчой в лазоревом просторе.
 Окрестные холмы вызорены
 Колючим солнцем. Серебро полыни
 На шиферных окалинах пустыни
 Торчит вихром косматой седины.
 Земля могил, молитв и медитаций —
 Она у дома вырастила мне
 Скупой посев айлантов и акаций
 В ограде тамарисков. В глубине
 За их листвой, разодранной ветрами,
 Скалистых гор зубчатый окоем
 Замкнул залив Алкеевым стихом,
 Асимметрично-строгими строфами.
 Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
 И побережьям этих скудных стран
 Великий пафос лирики завещан
 С первоначальных дней, когда вулкан
 Метал огонь из недр глубинных трещин
 И дымный факел в небе потрясал.
 Вон там — за профилем прибрежных скал,
 Запечатлевшим некое подобье
 (Мой лоб, мой нос, ощечье и подлобье),
 Как рухнувший готический собор,
 Торчащий непокорными зубцами,
 Как сказочный базальтовый костер,
 Широко вздувший каменное пламя, —
 Из сизой мглы, над морем вдалеке
 Встает стена... Но сказ о Карадаге
 Не выцветить ни кистью на бумаге,
 Не высловить на скудном языке.
 Я много видел. Дивам мирозданья
 Картинами и словом отдал дань...
 Но грудь узка для этого дыханья,
 Для этих слов тесна моя гортань.
 Заклепаны клокочущие пасти.
 В остывших недрах мрак и тишина.
 Но спазмами и судорогой страсти
 Здесь вся земля от века сведена.
 И та же страсть и тот же мрачный гений
 В борьбе племен и в смене поколений.
 Доселе грезят берега мои
 Смоленые ахейские ладьи,
 И мертвых кличет голос Одиссея,
 И киммерийская глухая мгла
 На всех путях и долах залегла,
 Провалами беспамятства чернея.
 Наносы рек на сажень глубины
 Насыщены камнями, черепками,
 Могильниками, пеплом, костяками.
 В одно русло дождями сметены
 И грубые обжиги неолита,
 И скорлупа милетских тонких ваз,
 И позвонки каких-то пришлых рас,
 Чей облик стерт, а имя позабыто.
 Сарматский меч и скифская стрела,
 Ольвийский герб, слезница из стекла,
 Татарский глёт зеленовато-бусый
 Соседствуют с венецианской бусой.
 А в кладке стен кордонного поста
 Среди булыжников оцепенели
 Узорная арабская плита
 И угол византийской капители.
 Каких последов в этой почве нет
 Для археолога и нумизмата —
 От римских блях и эллинских монет
 До пуговицы русского солдата.
 Здесь, в этих складках моря и земли,
 Людских культур не просыхала плесень —
 Простор столетий был для жизни тесен,
 Покамест мы — Россия — не пришли.
 За полтораста лет — с Екатерины —
 Мы вытоптали мусульманский рай,
 Свели леса, размыкали руины,
 Расхитили и разорили край.
 Осиротелые зияют сакли;
 По скатам выкорчеваны сады.
 Народ ушел. Источники иссякли.
 Нет в море рыб. В фонтанах нет воды.
 Но скорбный лик оцепенелой маски
 Идет к холмам Гомеровой страны,
 И патетически обнажены
 Ее хребты и мускулы и связки.
 Но тени тех, кого здесь звал Улисс,
 Опять вином и кровью напились
 В недавние трагические годы.
 Усобица и голод и война,
 Крестя мечом и пламенем народы,
 Весь древний Ужас подняли со дна.
 В те дни мой дом — слепой и запустелый —
 Хранил права убежища, как храм,
 И растворялся только беглецам,
 Скрывавшимся от петли и расстрела.
 И красный вождь, и белый офицер —
 Фанатики непримиримых вер —
 Искали здесь под кровлею поэта
 Убежища, защиты и совета.
 Я ж делал всё, чтоб братьям помешать
 Себя — губить, друг друга — истреблять,
 И сам читал — в одном столбце с другими
 В кровавых списках собственное имя.
 Но в эти дни доносов и тревог
 Счастливый жребий дом мой не оставил:
 Ни власть не отняла, ни враг не сжег,
 Не предал друг, грабитель не ограбил.
 Утихла буря. Догорел пожар.
 Я принял жизнь и этот дом как дар
 Нечаянный — мне вверенный судьбою,
 Как знак, что я усыновлен землею.
 Всей грудью к морю, прямо на восток,
 Обращена, как церковь, мастерская,
 И снова человеческий поток
 Сквозь дверь ее течет, не иссякая.

Войди, мой гость: стряхни житейский прах
 И плесень дум у моего порога...
 Со дна веков тебя приветит строго
 Огромный лик царицы Таиах.
 Мой кров — убог. И времена — суровы.
 Но полки книг возносятся стеной.
 Тут по ночам беседуют со мной
 Историки, поэты, богословы.
 И здесь — их голос, властный, как орган,
 Глухую речь и самый тихий шепот
 Не заглушит ни зимний ураган,
 Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.
 Мои ж уста давно замкнуты... Пусть!
 Почетней быть твердимым наизусть
 И списываться тайно и украдкой,
 При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
 И ты, и я — мы все имели честь
 «Мир посетить в минуты роковые»
 И стать грустней и зорче, чем мы есть.
 Я не изгой, а пасынок России.
 Я в эти дни ее немой укор.
 И сам избрал пустынный сей затвор
 Землею добровольного изгнанья,
 Чтоб в годы лжи, паденья и разрух
 В уединеньи выплавить свой дух
 И выстрадать великое познанье.
 Пойми простой урок моей земли:
 Как Греция и Генуя прошли,
 Так минет всё — Европа и Россия.
 Гражданских смут горючая стихия
 Развеется... Расставит новый век
 В житейских заводях иные мрежи...
 Ветшают дни, проходит человек.
 Но небо и земля — извечно те же.
 Поэтому живи текущим днем.
 Благослови свой синий окоем.
 Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
 И памятью насыщен, как земля.
 Люби далекий парус корабля
 И песню волн, шумящих на просторе.
 Весь трепет жизни всех веков и рас
 Живет в тебе.
 Всегда.
 Теперь.
 Сейчас.