Случай в стройотряде

Надо было срочно подготовить концерт, потому что пошли жуткие дожди, поля раскисли, и картофель плавал по ним отдельными слипшимися кучками.
Миссию по подготовке концерта возложили на меня, как на культсектора факультета. Причём, потребовали, чтобы я обошла всех - а приехали на картошку студенты с четырёх факультетов. Видимо, их "культурные сектора" похлпиче меня оказались, не знаю...
Пошла я в народ - убеждать, уговаривать и даже принуждать выступить, уж кто с чем: кто спел бы и на гитаре сыграл, кто фокусы бы показал... в общем, на поиски народных талантов, таившихся в недрах студенческих душ, потопала я под проливным дождём - из корпуса в корпус...
Народ на моё появление реагировал по-разному. "Англичане" - девчонки с факультета иностранных языков - попытались напоить меня водкою. А как не напоить озябшую и промокшую до нитки девушку, гнусавым насморочным голосом пищащую что-то о культ-программе во благо всех картофелекопателей?
Когда я от них наконец вырвалась, занесло меня по какой-то странной кривой к математикам.
Математики пединститута - это люди особые. Во-первых, тоже почти все - девчонки. Не знаю уж, в силу каких причин (возможно, оооочень специфических"), мальчишек больше всего было на нашем - историческом - факультете. Училась я ещё в совковые времена, так что причины, скорее всего, были как узкопрофильными, так и геополитическими... Да. Так я о математиках.
Математички с опасным огнём в глазах согласились на всё. Видимо, водку они истребили уже до моего прихода, поэтому и пожелали принять самое активное участие в концерте: соглашались и на народные танцы, и на жонглирование пустой посудой… В общем, я поняла, что надо мне и отсюда делать ноги, иначе мой мокрый хладный труп найдут утром под ближайшим к их корпусу кустиком.
Продравшись сквозь плотный строй девичьих тел (как-то двусмысленно звучит, ну да ладно…), побрела я к филологам.
Тоже – почти сплошь одни дамы. Тоже – водки больше нет. Разница: и слышать не желают ни о каком концерте. Стонут, охают, ноют. Диапазон нытья весьма широк. От фраз: "В этом вузе совсем нет порядочных мужиков!" до: «Опять все носки отсырели и примёрзли к батарее!». Они меня в упор не видели, не слышали и не реагировали на моё присутствие. Привидением я быть как-то не привыкла, почему плюнула и пошла к своим – к историкам.
Рёв нашего заводилы Лёхи, слышимый за полста шагов при подходе к нашему корпусу, согрел если не моё тело, так душу. Я прибавила шаг и, выдирая ноги из глины, рванула быстрее. Лёха, увидев меня, сразу всё понял. Он влил недрогнувшей рукою в моё горло полстакана водки, не обращая внимания на мой писк - что я, мол, водку не пью, не пью.. не… пью!.. Он просто сказал:
- А сейчас выпьешь, чтоб не помереть от пневмонии!
И я выпила. И до сих пор жива.
Когда я прокашлялась и отдышалась, мальчики и девочки нашего факультета поинтересовались, где это меня носило. Потому что они хотели послушать армянские анекдоты, а рассказывала их лучше всех, по их мнению, именно я.
Дабы ублажить их душеньки, я насморочным голосом поведала им несколько новых армянских анекдотов (теперь можно признаться, что я сочиняла их сама, импровизируя, что называется, на ходу), и, выслушав заслуженные аплодис… пардон – восторженный рёв и громовой хохот, заикнулась о концерте.
Мои надежды оправдались вполне: парни не подвели!
О подготовке не скажу ни слова.
О том, что вытворяли филологи и математики – тоже, ибо не помню ничего из их выступления, что уже – само по себе – говорит о том, что было это выступление бледным, вялым и невыразительным.
Англичанки выступили как-то странно. Первым делом инглиш-дамы разбрелись по залу – ледяному помещению местного деревенского клуба – и принялись нахально усаживаться на колени к нашим «историческим» мальчикам, мотивируя свои действия тем, что, во-первых, тут чертовски холодно, а во-вторых – у них на ин-факе нет приличных мужчин.
Но наши парни не подкачали. Стряхнув со своих коленок инглиш-леди, они дружной толпой полезли на сцену - и дали всем жизни!..
Номер первый! Танец маленьких лебедей: двенадцать мужиков, небритых, в растянутых свитерах и не менее сильно растянутых «трениках», обмотанные по бёдрам занавесками (они содрали их с окон в своей спальне)… в кроссовках… затопали по хлипкой деревянной сцене, с риском проломить доски… Танец маленьких слоников – так следовало бы назвать это действо, но публика попалась непритязательная и приняла их номер на «ура».
Номер второй: Лёха спел.
Не помню, что он пел. Зато помню – КАК он это делал. В конце первой песни – лирической, о любви – пятеро-шестеро инглиш-дам рухнули в обморок. То ли от смеха, то ли от ужаса. Не в курсе я. Допев же третью песню, Лёха вдруг рухнул сам – на первый ряд партера. Оступился, как он сказал мне, когда этот ужас закончился. Ну, Бог ему судья… Кто бы после поллитры не оступился…
Номер третий… Ну, это я уже помню весьма смутно. Кажется, я влезла на сцену и прочитала один из своих иронических рассказов. Возможно, даже вот этот самый – о том, как я ночкой тёмною (и мокрою!) уговаривала народ принять участие в концерте… Нет, не помню. Память – коварная штука!
Но главное – было ВЕ-СЕ-ЛО!