Кино

               
                А.Н.

Я ступил на просторы души, будто бы в кинозал,
где постылый звонок в сотый раз тишину заповедал,
где, столпившись в дверях, хор земной суеты угасал,
и софиты мерцали последними искрами света.      

В ожидании действа не чуялось собственных ног.    
К счастью, память, как киномеханик, на грудь приняв "сотку",       
сжала клавишу "пуск", и стихия немого кино
заключила в объятья мою обветшалую лодку.

Там вихрастое детство топтало подножье судьбы.   
Юность лихо неслась к миражам, что и ныне бесценны.
А потом перестал я считать верстовые столбы,
и на ощупь с тех пор времена отступали со сцены.               

Уходили во тьму хмурый город и сумрачный двор,
где мальчишкой кормил голубей я приютскою кашей,
где пальто на троих, и горчил натощак "Беломор" —
но отечества дыма мне так и не встретилось слаще.

Подоспела война, и окоп, свежей кровью мощён,    
стал для нас, недолеток, и богом, и кровом, и партой.
И под музыку пуль я латал среднерусским дождём
свою бедную душу, заплату кроя за заплатой.

Всё однажды кончалось — не стал исключением ад.
И, пройдя все круги, ни о чём никогда не жалея,
я жалел, что не ведал в тот миг, как безмерно богат, —
я, вдыхавший опять тишину на московских аллеях.      

Как же был я богат! — сапоги и простреленный френч,         
что прошли две войны и не в книжках видали Освенцим.
С той поры мне судьба ничего не ссудила сберечь —
лишь крупица эльзасской руды затесалась под сердцем.

После — жили себе, как и все, —  коммуналка, завод.
Не считали ни смен, ни ночей валидоловых сонмы.   
А на праздники вспыхивал кительных звёзд небосвод   
и светил до утра, блеску глаз дорогих унисоном. 

Ну а время текло и текло чёрно–белой рекой.
Жизнь вокруг хорошела, как ждущая свадьбы невеста.   
Только выросли дети и ей изменили с другой —
с той, что нам, старикам, уступала лишь в транспорте место.   

Да и то, без охоты — под скрип голливудских зубов —    
на дороге большой, средь молящихся истово Вещи, 
и покорно бредущих до лавок пеньковых жабо,
бутиков "Ритуал" и салонов "Сердечные клещи".

Новым идолам, видно, была не с руки канитель
(да и сыщешь ли силы на лесть обитателям трюма?)   
Ну а прошлое тихо забилось в межмирную щель,
лишь глазами старух из тех мест проступая угрюмо...   

...Тихо щёлкал проектор, катушки чеканили ход.
Кадры лились, бросая в пространство тягучие тени.         
А с экрана снегами мело в русло высохших вод,         
заметая меня, как узор, на гранитных ступенях.

Так бы век и сидел, но, всклокоченный воздух вспоров,
сгусток адовой боли пронзил моё тело, овеяв         
темнотою в сиянье дремавших дотоле миров,   
и на небе звезда расцвела, заслонив на мгновенье

лёгкий контур вокзала, огни фонарей и метель, —         
оказавшись кокардой в фуражке над синью мундира.
" Ну-ка, топай отседа, бомжара, те здесь не отель!..", —   
я услышал под всхлипы разбившейся вдребезги лиры.    

А сержант завершил монолог новым жестом ноги            
(как всегда убедителен был тот неброский посредник),
и, пустым животом обнимая его сапоги,
я немного взгрустнул, понимая, что кадр — из последних...