О христианской религиозно-философской лирике

     Религиозно-философская лирика, вдохновляемая Священным Писанием, есть простое (искреннее) выражение истин христианской веры. Принятие сердцем истин Откровения полагается обязательным условием для того, кто работает в этом жанре поэтического творчества. 
     Религиозная лирика всегда есть личное исповедание веры, поскольку связана с мировидением и миропониманием данного конкретного лица – автора. Мировоззрение любого поэта, независимо от его поэтического дарования, во-первых, индивидуально, во-вторых, и личностно, и исторически ограничено, т.е. несет на себе печать своего времени. В силу чего невозможно требовать от поэта больше того, что он способен нам дать и выразить здесь и сейчас строем своего мышления и/или привычным стилем мышления своего времени. Поэтому божественное, открываемое духовному оку человека, «открывается и созерцается каждым по аналогии с его мышлением», оставаясь все же непостижимым до конца. Сверхъестественное, бесконечное, невидимое, бесформенное и без-образное бытие Единого Бога объемлется и измеряется человеческим естеством, облекаясь при этом в некий видимый образ или форму, т.е. символ. Понятно, что символический язык – более естественное средство в религиозно-философской лирике, чем какой-либо иной, в том числе и собственно философский язык. Иначе говоря, «… мы можем приблизиться к познанию божественного лишь посредством соответствующих символов» (Святой Дионисий Ареопагит), аллегорий, иносказаний, причем только приблизиться, не более того.
     Говорят, что выражение самой сущности в ее собственном достоинстве, без преувеличения и умаления всегда просто. Высочайшее выражается в простейших словах и истинное решение просто. Каковы критерии? Естественность, правдивость (искренность и прямота), простота (ясность, прозрачность, чистота).
     Простота, точность и краткость (сжатость и емкость) символов здесь – лучшие выразительные средства. В Священном Писании высочайшее выражается в простейших образах, правдивых, искренних, точных и всегда кратких словах: «Бог есть любовь», «пища не ведет к Богу», «раздирайте сердца ваши, а не одежды ваши», «ищите и найдете», «стучитесь и отворят вам», «приблизьтесь и приблизится к вам», «прощайте и прощены будете», «блаженны нищие духом», «крепка как смерть любовь», «и последние будут первыми, а первые – последними», «семь раз упадет праведник и встанет»… Многословность – результат сомневающейся мысли, которая не нашла должной формы и как выражение веры будет всегда не убедительна.
     Чему должно подражать и к чему, на мой взгляд, следует стремиться? Можно повторить еще и еще раз: простота, прямота и прозрачность  – лучшие условия для Света, помогающего видеть внутреннюю сущность вещей.
     Еще одной важной особенностью этого литературного жанра является то, что христианский поэт, обязанный служением своей вере, выступает перед нами также и не в свойственной ему в роли пастыря и проповедника, в силу чего его произведения принимают характер водительства. Водитель должен расставить придорожные вехи и зажечь огни на пути следования, предоставив путнику в остальном двигаться свободно. Лучший водитель – чуткое сердце, открытое к Слову Божьему. Это значит, что автор лишь представляет, а своими комментариями стремится способствовать формированию правильного восприятия содержания и главной идеи своего произведения. 
     Для недостаточно подготовленного читателя трудность восприятия религиозно-философской лирики будет состоять преимущественно в том, чтобы понять своеобразие формы символического языка Священного Писания. Истолкование этого языка представляет собой весьма сложную задачу как теологическую, так и историко-научную. Само же истолкование зависит от способности воспринимающего и, поскольку оно обращено к нему,  по необходимости должно сообразоваться с тем, что ему по силам [Евр. 5: 11].
     Язык символов, аллегорий и иносказаний, столь характерный для религиозной лирики, имеет одно важное достоинство – пластическое совершенство художественной формы, в которой каждый элемент не существует самостоятельно, но только как часть своего целого. Обычный язык позволяет легко менять одно слово на другое, близкое по значению. Заменить символ, ту или иную аллегорию, метафору, иносказание – значит существенно изменить скрытый внутренний смысл произведения, разрушить саму ткань, посредством которой воссоздается образ Высшего духовного Закона, Руководства и Ведения. К тому же удивительно пластичный и архитектурно мощный язык символов книг Библии, написанных в разное время и различными авторами, восхищает именно единством своего стиля. Это значит, что за ним стоит одно Лицо.
     В Священном Писании символ – способ выражения высочайших духовных Откровений. Знаки и образы символического языка предполагают соответствующее понимание. Принцип таков: подобно тому, как обыкновенное речевое выражение по общим правилам любого языка не может противоречить самому себе, так символический язык какого-либо фрагмента Священного Писания не может противоречить символическому языку какого-либо другого ее фрагмента. Но если возникает противоречие на уровне обычного (внешнего) языка и обычного порядка выражения, то толкование следует искать уже на более высоком уровне – на уровне знаков сущности, т.е. символов. Символ – это знак сущности. Сама же сущность, как и все внутреннее, не может быть адекватно выражена посредством внешнего. Поэтому в символе внешняя оболочка знака скрывает свое действительное содержание. Символизировать – значит скрывать и в то же время манифестировать скрываемое, но манифестировать своим особым, внутренним языком. При этом, само собой разумеется, что сходные символы или символы, выражающие отношения взаимно превращающихся сущностей (в соответствии с обычным порядком любого языка) могут взаимозаменять друг друга, т.е. выражать одно и то же смысловое содержание.
     В отношении того, что может быть и что не может быть понято в Священном Писании уместно будет привести слова пророка весьма похожие на притчу о непонимающих: “Изумляйтесь и дивитесь: они ослепили других, и сами ослепли; они пьяны, но не от вина, – шатаются, но не от сикеры; ибо навел на вас Господь дух усыпления и сомкнул глаза ваши, пророки, и закрыл ваши головы, прозорливцы. И всякое пророчество для вас то же, что слова в запечатанной книге, которую подают умеющему читать книгу и говорят: “прочитай ее”; и тот отвечает: “не могу, потому что она запечатана”. И передают книгу тому, кто читать не умеет, и говорят: “прочитай ее”; и тот отвечает: “я не умею читать”. И сказал Господь: “... этот народ приближается ко Мне устами своими, и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня” [Ис. 29: 9-13].
     Для нас, ищущих правды, найдем ободрение: всякая книга запечатанная будет открыта и не умеющий читать прочтет, если приложит сердце, исполненное веры Христовой. Ведь не зря сказано: «Дам им сердце, чтобы знать Меня, что Я Господь» [Иер. 24: 7]. Вера от всего сердца является условием нашего обращения. И по Слову Благовестия, если будет вера хотя бы с горчичное зерно, то «ничего не будет невозможного для вас» [Мф. 17: 20].

22:50/ЧЧ:ММ

Г.Х.