Из цикла Дети войны

Послевоенных лет ход жизни скверный,
предел мечтаний – палка колбасы:
до посиненья нанырявшись, в сквер мы
бежали, чтоб отжать в кустах трусы.
Мы, малолетки, бич садов окрестных,
кто, как не я, поведает о нас:
всё меньше остаётся чисто местных,
кто помнит оккупацию сейчас.
Да я и сам, я сам всего не знаю,
но вдруг увижу даль, хоть зашибись:
там Ганс цепной – овчарка очень злая,
с цепи срывался, если мы дрались.
Там взорванной гостиницы руины,
там снять могли с прохожего часы,
облазили от солнца плечи, спины,
ну и носы, конечно же, носы.
Не все отцы ещё вернулись с фронта,
и фрицев пленных гнал с работ конвой;
ещё эсминцы возле горизонта
на Севастополь шли иль от него.
Мать с тёткой на работе. Год – до школы.
Сбиваться в стаи. Врать. Курить. Дружить.
Но летом жизнь всегда была весёлой,
нам только бы вот зиму пережить.
Напротив «Ореанды» – пляж ничейный.
О время беспризорщины и драк!
Ещё не знали кожаных мячей мы,
зато гоняли банки только так.
А то, что без рентгена рёбра видно,
что в класс пришёл, а он – неполный, класс,
нам наплевать… и лишь сейчас обидно,
что с каждым годом меньше, меньше нас…