Здравствуй! Триптих, II - III части

Если б тебя
не было,
не было б
этих стихов,
с полуслов-а рождающихся
и мающихся
по чьей-то готовности
выслушать –
Выдышать
пульс их сбивчивый.

Спасибо за всю твою холодность и
неулыбчивость
(что тебе – слава Богу! – не пришло в голову
птицу
с подбитым крылом – из жалости
вылечить:
Ей самой – или выжить,
чтоб полететь,
Или – в Землю по горло
вмёрзнуть).

Гложут
пальцы, и кисти,
и карандаши –
стихи.
Невозможно
тихи
были мои отчаяния
зимние,
солью припорошившие
веки-ресницы.
Страницами,
имя твоё глаголящими,
дни измерялись и ночи-
Луны…
Тоской разъедало скулы
без права к тебе притронуться,
и струны
ныли от звука голоса твоего
в подреберье.
Зверем
прирученным
я на руки твои глядела,
умело подшучивая
над собственной оторопью.
Этот мой взгляд, тяжелее,
чем взгляду быть положено! –
Подумай только,
я уместить в нём сумела –
сотню
объятий, тысячу
поцелуев – и тяжёлое самое:
строки,
выведенные
со дна бушующего
Пятого океана.
Водостоками метро-
ритмов
шумит вся сердечно-сосудистая,
кровеносная.
Кросно
дактилево
узорчато вытку –
и брошу тебе под ноги.
Я к рукавам твоим прикасалась
губами мысленно
и помнила сны,
в которые ты заглядывал –
о чём мне ещё просить
было? – Но понимаешь,
по вечерам, где-то на уровне солнечного
сплетения
подступает-накатывает
непреодолимое –
обнять тебя – крепко-крепко –
и слушать-нащупывать доносящийся
из глубины грудной клетки –
сердца щебет… А наутро проснуться –
и ты. Рядом.
Непривидевшийся,
невыдуманный –
меня, кормившуюся
твоими взглядами, на плече сильном
баюкаешь…
Покуда –
о тыльную ладони сторону
бьюсь. –
Запрусь – в четырёхугольное
одиночество
и буду кормить с руки
рифмоптиц зёрнами
боли и
радости…

*       *       *   

Радуги-радуги-радуги
по дугам рёберным!
Двенадцати-бальным штор-мом раскроено
днище напополам! –
Опьяневшим барометром
беснуется четырёхкамерное,
неистово
дышащее, выбивающее кардиограм-
мой почерка – ритм твоей походки –
короткое замыкание – оголённым
проводом
воздух апреле-мартовский
в ноздри
бьёт. – Соком – не из надреза! – пробоины! –
в стволе дерева бронхиального,
брызгами-брызгами
света! –
с головы до ног
окатываю, перехватываю
тебя
у оконных рам
и дверных проёмов.
Альвеолы – ртутные виноградины
во вскипающих флейтах-термометрах,
строками-бусинками выкатывающиеся
наружу.
Стужу
с запястий отряхиваю –
пока не негнущиеся –
и пишу.
До дрожи в мерцательном
эпителии. –
Что мне делать
с тобой, сумасшедшее,
переплёскивающееся
через край, пла-
вящийся графит перекачивающее?
(Только не оборачивайся! – Дай
мне угадывать-
слышать, как ты сейчас улыбаешься,
дышишь –
в каком размере и темпе! ) из сердца застенков
рвущееся –
«Люблю!» о крепостную стену-спину –
бросается! – Кораблём –
с парусами, Ветром обглоданными,
с чокнувшимся
штурвалом –
ибо вала Девятого хлеще! –
по плечи тебя накрываю – и вдре-без-ги!!! –
нежностью-нежность-нежностью –
цветом яблоневым
в ключичные впадины –
осыпаюсь…
В ссадинах
руки-ветви,
дымом перебинтованные, щебечущие –
яблоком спеющим –
падать бы, падать бы, па-дать! –
в твои ладони!..
Стонет
в полёте распятой ласточкой –
моё «выстелить-выстелить-выстелить – изголовье
твоё – песнями!..»
Тонкими-тонкими
лезвиями
Ветер вспарывает – всю! – от запястий
до щиколоток! – крылья раня
о реберопрутье выгнутое,
клиньями-клиньями в небо твоё – журавли-
стрелостишия
тянутся! Слышишь? –
Колоколом в гортанях – «Имя Твоё – да святится –
Святится!» Радуйся,
сердце моё бездомное! – да затепливай –
тысячу-тысячу-тысячу
лампад
в деревянной часовенке,
чётками
строковерстий дороги меряй,
шагом твори – летопись!
Двоеоким крестным
зна;мением только –
благослови на Путь – длиной в световые лета – паломника. «Будь!» –
вышепчу
пламенноустно – каждой
свечой, за твоё здравие
загорающейся.
Засветло
выйду, сокола из-за пазухи – выпущу
в чистое,
рассветающее: - Лети! – Да наитствуй!
Вспенивай
небо! – крыльями-вёслами!
Прорезями-прогалинами в озимом – выгляну:
окна – рас-па-хи-вай!
В ставни –
ладони раскрытые – кинусь –
Вёснами! –
Милый! – читай
по Ветра губам:
Я люблю тебя. Каждой. – Росстанью.

(Июлентябрь 2013)