Александър Пушкин Към Лициний Превод Димитър Горсо

Александър Пушкин – Към Лициний
Превод: Димитър Горсов

” Лицинию „
Александър Пушкин

Перевод на болгарский язык:
Димитър Горсов


КЪМ ЛИЦИНИЙ

Лициний, виж: пред нас на бърза колесница,
обкичен с лаври и в блестяща багреница,
надменно сред тълпата, дръзновен и млад
Витулий как лети през градския площад.
Виж как угоднически, сведени в поклони,
го срещат ликторите и народа гонят.
Лъстци, сенатори и прелестни жени,
умилно подир него, в глад за благини,
ловят усмивка, знак и трепет, и движение,
като че той е бог, дошел с блоговоление…
И дребнички деца, и старци с лик смрачен
безмълвно падат в прах пред идола свещен,
и в страх дори на колесницата в следата
провиждат паметник свещен и благодатен.

О Ромулов народ, кажи как падна ти?
Кой с власт те смаза и в окови те гнети?
Нима квиритът горд днес влачи тежко иго?
И пред кого не смее смирен глава да вдигне?
(Да кажа ли?) Витулий е позор за нас!..
Развратникът в съвета вече има власт.
Угодник на тиран, сената управлява,
и впрегнал Рим в ярем, без жал ни унизява.
Витулий римски цар?.. О, времена, о срам!
Вселената на гибел ли обрече някой сам?…

Но кой през портите, привел глава минава,
и с дрипав плащ, с тояга в десницата корава,
избързва пред тълпата, намръщен, зъл и блед?
„ Къде тъй, брат на всяка истина, Димет?” -
„Къде ли? - сам не зная… Всичко тук умира.
Оставям Рим навек. Аз робството презирам!”

Лициний, братко драг, не е ли по-добре
на клетата съдба в гнева сляп да се взрем
и като стария циник, с града развратен
да се простим и да поемем през полята?
В Рим всичко е продажно - законът и честта,
трибунът, консулът и справедливостта.
И нека тук Глицирия, красива и престъпна,
и като чаша в пир за всекиго достъпна,
неопитни младежи в мрежи да лови!
Позор е слабостта за мъдрите глави;
тщеславно нека пак сред плач или веселие,
Клид, и слугата на велможите, Корнелий,
със съвести търгуват, дорде по скверен път
от дом на богаташ към знатен дом пълзят.
Роден съм римлянин аз, и съм с дух свободен,
спи живо в мен величието на народа.
Лициний, нека да оставим пошлостта
на гнусни мъдреци и жалка красота!
На подлата си участ удара презрели,
свещените кумирите да спасим на село!
Сред пищните гори, край морски хладен бряг
навярно ще намерим гостоприемен праг.
И там без страх от зли тълпи и от вълнения
ще ни премине старостта в уединение
сред кът уютен, пред жарта от дъб пламтящ.
Там в късна полунощ, все още с поглед зрящ,
за старите ни дни ще вдигам аз бокала
и виното щом Ювеналов дух разпали,
в зла сатира позора на века зловещ
подробно ще разкрия, в стих правдив и вещ.

О Рим, велик град, но прогнил от злодеяния,
за тебе иде ден на мъст и наказания.
Ти властваше навред, но сринат от лъжи
вселенският венец в прах скоро ще лежи.
На бран свирепа синове - народи млади
меч срещу теб ще вдигнат безпощадно.
Преминали морета и земи безброй,
с лют гняв ще връхлетят като могъщ порой…
И Рим ще се стопи!.. Ще го покрие мракът!..
И пътникът, спрял тук, сред мраморите и трънака,
унесен в размисъл, ще промълви смирен:
„ Рим волен се роди, а в робство бе сразен!”.

1815



ЛИЦИНИЮ

Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице,
Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
В толпу народную летит по мостовой?
Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят;
Смотри, как ликторы народ несчастный гонят!
Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд
Умильно вслед за ним стремит усердный взгляд;
Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья,
Как будто дивного богов благословенья;
И дети малые и старцы в сединах,
Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах:
Для них и след колес, в грязи напечатленный,
Есть некий памятник почетный и священный.

О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал?
Кто вас поработил и властью оковал?
Квириты гордые под иго преклонились.
Кому ж, о небеса, кому поработились?
(Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей,
Развратный юноша воссел в совет мужей;
Любимец деспота сенатом слабым правит,
На Рим простер ярем, отечество бесславит;
Ветулий римлян царь!.. О стыд, о времена!

Или вселенная на гибель предана?
Но кто под портиком, с поникшею главою,
В изорванном плаще, с дорожною клюкой,
Сквозь шумную толпу нахмуренный идет?
«Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!»
- «Куда - не знаю сам; давно молчу и вижу;
Навек оставлю Рим: я рабство ненавижу».

Лициний, добрый друг! Не лучше ли и нам,
Смиренно поклонясь Фортуне и мечтам,
Седого циника примером научиться?
С развратным городом не лучше ль нам проститься,
Где всё продажное: законы, правота,
И консул, и трибун, и честь, и красота?
Пускай Глицерия, красавица младая,
Равно всем общая, как чаша круговая,
Неопытность других в наемну ловит сеть!
Нам стыдно слабости с морщинами иметь;
Тщеславной юности оставим блеск веселий:
Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож Корнелий
Торгуют подлостью и с дерзостным челом
От знатных к богачам ползут из дома в дом!
Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода;
Во мне не дремлет дух великого народа.
Лициний, поспешим далеко от забот,
Безумных мудрецов, обманчивых красот!
Завистливой судьбы в душе презрев удары,
В деревню пренесем отеческие лары!
В прохладе древних рощ, на берегу морском,
Найти нетрудно нам укромный, светлый дом,
Где, больше не страшась народного волненья,
Под старость отдохнем в глуши уединенья.
И там, расположась в уютном уголке,
При дубе пламенном, возженном в камельке,
Воспомнив старину за дедовским фиалом,
Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом,
В сатире праведной порок изображу
И нравы сих веков потомству обнажу.

О Рим, о гордый край разврата, злодеянья!
Придет ужасный день, день мщенья, наказанья.
Предвижу грозного величия конец:
Падет, падет во прах вселенныя венец.
Народы юные, сыны свирепой брани,
С мечами на тебя подымут мощны длани,
И горы и моря оставят за собой
И хлынут на тебя кипящею рекой.
Исчезнет Рим; его покроет мрак глубокий;
И путник, устремив на груды камней око,
Воскликнет, в мрачное раздумье углублен:
«Свободой Рим возрос, а рабством погублен».

1815, ред. 1818-1819