Пильграм

Старик почти, господин профессор - звали в трактире,
а он — магазин бабочек, он — другое.
Какие невероятные!
огромные, как на картине -
здесь, рядом с колбасной, где, кажется, всё, кроме

бабочек... лазурные, чёрные крылья,
изумрудные искры, ангельские глаза...
сколько раз дверь в магазинчик открыли
за день, какая разница, если один сказал -

какие бабочки! откуда такое чудо? -
он и не помнил, но знал, что любил всегда
давнее детское счастье — привет оттуда,
куда он войдет всё равно — неважно, когда...

Главное — в глубине, куда не войдёт обыватель,
драгоценнейшее и редкое, где не нужны слова.
Весь мир за стеклом зашкафным — да слов и не хватит
для счастья Пильграма.
Он нигде не бывал.

Южная Франция или Сарепта на Волге,
Далмация, тенерифский чудесный берег -
он побывал везде, краснеющим жадным оком
читая и перечитывая, и утверждаясь в вере:

жизнь не имеет смысла, если она пуста!
если однажды золотой олеандровый бражник
не опустится на цветок у итальянских скал
и он не увидит его...
но он в этом уверен даже.

Да! это будет, ничего нет яснее и проще.
Вот только продам коллекцию, чтобы немного денег...
а жизни еще на месяц стало короче,
и предчувствие счастья как навязчивое виденье.

Собственно, он улетел, он так хорошо всё сделал.
Скорый на Кёльн отходил точно в восемь двадцать.
Разбилась копилка,
но грузная тяжесть тела
не мешает сияющей бабочке от земли оторваться. 

                ("Набоковский сачок")