Тетрадь 24 если долго молчать
СТИХИ "ДО И ПОСЛЕ" 1970-2014 г.
Тетрадь 24
ЕСЛИ ДОЛГО МОЛЧАТЬ
Если долго молчать…
Если долго молчать –
Опустить, значить, руки.
Значит, просто не взять
Никого на поруки.
Если кто не молчит,
Тот узнает не мало:
Как надёжны ключи
От духовных централов.
И как чавкнет засов,
И как с льдистым бездушьем
Зацелует взасос
Гробовое удушье.
Полицейский бетон
Скорлупой обернётся.
Никакой эмбрион
Сквозь посты не пробьётся.
Отошли времена.
Извелись динозавры.
Никакая стена
Не преграда для завтра.
На потеху-игру
Ждёт толпа Молодцова.
Время принять на грудь
Пламя правды свинцовой.
Эту правду в истории
Обжигали огнём.
Это правда, которая
С очень русским лицом.
Но есть правда и правда.
И они не молчат
Разделённые на два,
Правды рубят сплеча.
От такого разброда
Здоровеют мозги.
И шагать на болото
Грязь месить не с ноги.
И ещё не с руки
Тыкать в небо
Плакатиком
Строя губки с тоски
Силиконовым бантиком.
А пристало мочить,
Кроя с красной строки,
И о солнце точить
В самый раз кулаки.
В самый раз оплеухи
Запустить в оборот.
Только кто на поруки
Город Солнца возьмёт?
Я бы к чёртовой матери…
Я бы к чёртовой матери
Драпанул навсегда
От такой демократии,
От такого стыда.
Стыд-позор, что ни выборы!
Слышь, за руки, за ноги
Не сговорчивых выперли
С вертикальной дороги.
Накопилось на лифте
Образцов – божий страх!
Как с ободранной
липки –
На три короба благ.
Коробами едрёно
Обросла вертикаль
От едрёной к мудрёной
Пролегла магистраль.
Магистраль стала тенью
Верховенского страха:
Для действительных денег
Мало денежных знаков.
Ни едреню, ни феню
Не имею в виду –
Все ползучие тени
К вертикали ведут!
Я б и к чёртовой матери
Притащился с улыбкой,
Было б от демократии
Больше драного лыка.
Уваженья достоин каждый…
Уваженья достоин каждый,
Своего не теряющий облика
И томимый естественной жаждой,
Не бегущий
за призрачным облаком.
Ошалев от душистой Шанэли,
Нет, не он, демонстрируя доблести
На груди под парадной шинелью,
Обнажает отсутствие совести.
Он молчком
исповедует кредо:
Боль не в боль,
если больно отечеству.
Не смолчит.
Не обманет.
Не предаст
И себя не отдаст онемечивать.
Он, кому
щедро пакости роют
За желанье здоровья прохожему.
Так не ям он,
а ямбов достоин,
Только явь со стихом слабо схожая.
Как на зоне
с железом и оптикой,
Жизнь –
вся камера для дознания:
С уваженьем
лобзают лобзики
Перевёрнутое сознание.
Под амнистию
все попадут:
Что бандит,
что безвинный –
не важно.
Все кого
зубы лжи не берут,
Уваженья достоин каждый.
Поднялась без проблем…
Поднялась без проблем, как на видео,
Заслонив
фараоновский прыщик,
Башня, к небу растущего вида, но
На скелетах,
на русских,
на лишних.
Под какою из крыш –
не известно.
И в какой чернодырии – тайна.
Только там
не оставлено место
Для того,
по рожденью кто крайний.
Крайний даже
за корочкой хлеба,
А кто первый – приходует мякиш,
В три горлА
утоляя потребность
В человеконенавистном смаке.
А при вздутии
круглости редкой
Брать высокое –
хуже недуга.
За какой-то
запретной отметкой
Глухота настигает друг друга.
Башня выстоит очередь.
Третьей.
Рухнет тоже.
На крайнюю радость
Самым крайним
и лишним на свете
И на страх
Вавилонскому прайду.
Ну, а если отрытым текстом –
То не башня,
а рушится мода
Говорить с председательским треском
О закрытии русского кода.
Зафрахтован
затеи провальной
На поминки в небесном ГОХРАНе
Горн на зорьке и для Навальных,
И для лишних, но только не крайних.
Вы за спасибо…
Вы за спасибо
щедро лечите.
И, круг заветный очертя,
Под веру в жизнь подставив плечики,
Несёте груз полушутя.
А ведь вопрос
совсем не шуточный.
Свои и шприцы и бинты
Не отложив
ни на минуточку,
Вы в краску вводите святых.
Так жизнь на майский день похожую
Вам избавлять
от скверны той,
Что за осанку прямохожую
Берёт проценты хромотой.
Мне вовсе не до фамильярности.
И вы не тратьтесь
на меня.
Я вас осыплю благодарностью
На встрече завтрашнего дня.
Там по рецептам гиппократии
В законах сбудутся мечты.
И будет миром правит партия
С инфарктом вечной красоты.
Да вы, по клятве,
и не лечите.
Вы исцеляете, шутя.
И украшаете сердечностью
Святую радость жития.
Лёгкие на помины…
Лёгкие на помины
Умельцы тушить пожары!
Где горожанин Минин?
Где воевода Пожарский?
Давно это было.
Однако
Ушки всегда на макушке!
Хорошее дело поляками
Стрелять вслед полякам из пушки.
Страна,
что Кремля поболее,
Богатая
на беспорядки
Попала в ощип,
как бройлер,
Опять,
но к другим
полякам.
Правду
пера провокаторы
С другою столкнув
не задорого,
Искры гребут экскаваторами,
Переплавляя их
в доллары.
Коптят над страной бизнес-печи –
Утилизируют мытарей.
Где же Козьма-предтеча?
Где же пожарник Дмитрий?
И где же
та Речь Посполитая
На кровь и пожары неистовая?
А Русь,
вся слезами залитая,
Выстояла
и выстоит!
Выстоит –
без вариантов!
Поляки – чужое бельё.
Нас любят свои иммигранты.
Но это уж наше быльё…
И не быльё, а былина!
И будет по совести жарко.
На лобном нахмурился Минин.
И меч не бросает Пожарский.
Я не товарищ…
Я не товарищ
и не гражданин.
Не альфа я по жизни,
не омега.
Я просто человек,
доживший до седин.
Дожился я до звания коллега!
Не я один.
Но это не утеха.
Мы вместе
перехожие калики.
И пуст карман,
и в памяти прореха.
По карме мы
духовные калеки.
Как щепки, адекватные изгоям.
По бурунам кондратьевсй волны
Несёмся
к ненасытному прибою
Дефолтные
утешить валуны.
Утешились
под жерновами блуда.
Доверились.
Объелись перспективой.
У шведского облизываясь блюда,
Блюёмся
обещаниями дива.
Я слыл товарищем
ни весть какого качества,
Но всё равно
теперь прошусь
с повинной
В ГУЛАГ,
где высшеё мерой значатся
Наручники
простого
гражданина.
Мне коммунизм
у общего стола
Страшнее валунов
оледененья.
Приговорён
на общие дела,
Плюю я на шарагу потребленья!
Под мегалитом бюргеров и жвачек
Жванецкие прижились,
рты тараща.
И я взберусь!
А как иначе?
Плюющие жующим
не товарищи.
Я к алым парусам
добавлю белый парус.
Он выцвел в бурунах
Гражданских исков.
И никакой теперь
опять снующий Парвус
купить с нутром
не подойдёт и близко.
Дедуля в прядках…
Дедуля в прядках здорово
Проблему разрешил.:
В буфет засунул голову
И очень насмешил.
У страуса в Австралии
По-проще интерьер:
Его смешить заставили
И отвели в вольер.
Другое есть чудачество:
Уже висит топор
Но чудаки
не прячутся.
Не верят до сих пор.
Не видят,
словно выпали
Стеклянные глаза.
Им всё равно
на выборах
Где «против»
и где «за».
Торгуют щедро голосом.
И урна – не судьба,
Когда содержат голову
Под мышкой у себя.
Вот так и от верёвки
Не пряча в дурь концы,
Мы у последней бровки
Играем в суицид.
Смешнее и не надо:
Но вот уже, Увы!
Нам прочат игры с НАТО
Совсем без головы.
И это ль
не чудачество?
Когда с подачи СМИ
Становится землячеством
Весь параллельный мир.
По зазеркальной грамоте,
Где не смешить – позор,
Играют в прядки
с памятью
Законы,
и топор.
Такие вот порядки.
Но детям что с того?
Они про эти прядки
Не знают ничего.
Сказал трибун-философ…
Сказал
Трибун-философ,
Шутник в больших вопросах:
«я знаю то,
что знаю,
Что ничего не знаю»
И сразу был с позором
Причислен к фантазёрам.
Но он
по сути прав был.
Ведь это было правдой.
Всё знание от века
Со звёздной картотекой
В сравнении ничтожно
А по-большому – ложно.
Всё видимое – призрак.
Законы, как репризы.
И логика не камень,
А лишь игра словами.
Нет, не слова.
А дело
Земного передела
Высокой цели служит,
Где общий градус нужен.
Но градус
не ударный,
А дух пасионарный.
За это сквернословие
Рассерженным сословием
Шутник был
между делом
Прописан
на галерах.
Хоть это и не басня,
Но к месту резюме:
Шутить не безопасно,
Когда сквозит в уме.
На каждый спас…
* * *
На каждый спас
земля щедрей не надо.
И грядки дружно
в пиршеский порыв
Включаясь,
открывают сои клады
За соль в суставах сладкие дары.
Осенний арсенал крахмальных ядер
Зафрахтовал на зиму погреба.
И редьке,
что не слаше
с хреном рядом
Злодейкою
не кажется судьба.
Стреляют сольным залпом поясницы,
Но стреляным нет смысла угрожать.
И красную девицу
из темницы
Удочеряет рыжый урожай.
* * *
С достоинством пригубят бабы
в праздник
Меды за ренты божеский распил.
А к Покрову багрянцевый бумажник
Поэтов первыми
до святости растлит.
«Осенний день –
очей очарованье!»
Пьянящий шорох листьев под ногой…
Но лёгкий ветерок «поры прощальной»
Уже «грозит»
улыбкой ледяной.
И ёжится земля,
как горожане,
По прихоте чужих календарей,
Но верится ещё,
что ЖКХаны
На жар костей набросят поскромней.
* * *
Но на полях случайного братания
Ждать потепленья как-то не с руки.
Сомо собой,
как и рубли в Британиях.
Душевные
не тают ледники.
Само собой лишь праздники приходят:
За Спасом Спас,
за Сретенью Покров.
Для консервации гражданской непогоды
В минздраве консервируется кровь.
Само собой от щедрых бабьих грядок
До сахарно-болотных площадей
Приводятся
в рождественский порядок
Пасхальное сознание вождей.
И не от этих ли душевных инвестиций
Всеобщий обесценивая страх
Для преступивших всякие границы
Глобальный
зафрактован саркофаг?
Само собой
не от сибирской язвы
Могильник роет уличный трибун.
Он рвёт того,
кто низостью повязан
И ложью сыт,
и смотрится в гробу.
* * *
Нет, не само собою время учредило
Поэзию
хранилищем добра.
Спас поэтический
не даром дарит силы
В ночь мракобесья выжить до утра.
Нет,
не само собой
слепые имут зренье
И источается
смирения запас,
И праздники восторженные зреют,
И не к добру запаздывает Спас.
Нет, не само собой
всю жизнь в движеньи
По грядкам жизни правды лемеха.
Нужна субстанция большого обновленья,
Где не последний гвоздь энергия стиха.
Медленно меркнет…
Жоресу Алфёрову
* * *
Медленно меркнет таинственный свет.
Непостижимо
тяжёлое веко
Луну закрывает
и сходит на нет
Уверенность в лёгкую смерть человека.
Всплывают из мрака пугалки вранья.
Стал плинтус
не шуткой,
а мерой паденья.
Что?
На плетень пала тень воронья?
Или на землю
нашло помутненье?
Что ни вопрос,
то учёным
на праздник.
Есть повод проверить на вшивость закон:
Не он ли сподобил слепых угораздить
Прозренья искать
у безбожных икон?
У конституции
крыша – народ.
Закон тот, что свыше и крыши повыше.
Если случается наоборот –
Крышкой
становится крыша.
* * *
С озоновой выси
всей веси земной
Льдом непогоды грозится Аляска:
И роскоши,
что прирастает маржой,
И бедности,
ждущей, что будет,
с опаской.
Но послан намёк инквизиторски честно
С надёжностью наукоёмких усердий:
Всем, всем поимённо указано место
И время,
и близкая
очередь смерти.
И память убить чтоб, на скорый костёр
Выписана
квитанция,
На гарях стучит либеральный топор.
Внедряются галюцинации.
Когда-то могучим шарагам науки
Был СССР
петь ассану готов.
А нанапрогресс распустил свои руки –
И увеличился выпуск гробов.
Шараги ли?
Нэп ли?
Нет смысла
в полемике.
КрУгом мозги
от оккультных наук.
Но зреет ответ
в головах академиков,
Словно к добыче крадётся паук.
* * *
Земле не призреть
всю людскую ораву.
И быстро прозрели
в глобальном обкоме.
По англо-саксонскому тайному праву
Не каждый Адольф задыхается в коме.
Не каждый имущий жрёт-ржёт без зазреья.
Но пахнут Потсдамом мангалы жрецов.
Так пахнут парады вселенских затмений.
Так гадко смердит от живых мертвецов.
Так ложь изливают вожди-водолеи.
Так опускают на дно Атлантиды.
Бермудские хляби не все одолеют.
Но чистыми всё-таки многие выйдут.
Успеют отмыться
при чёрной луне!
И сразу решится вопрос заскорузлый.
То бизнес на смерти шарами планет
Кормит безвременья чёрную лузу.
* * *
Какой человек и какой академик,
Как Тесла, не хочет заставить сиять
Над полночью мира свои диадемы
С посланием солнца от всех россиян?
Какой гражданин не отверг в 90-х
Соблазн оказаться гражданским бомжом?
Не стал в своём доме прикормленным гостем?
Но русским остался у горла с ножом?
В калайдере правды имперские гены
Из звёздных орбит навивают спирали.
И выйдет луна,
как на праздник,
из тени
И осияет спокойные дали.
И высветит своды,
где в общем
не слишком
Жить удаётся в душе без царя,
А хочется жить по апостольским книжкам
И укоренять огонёк Октября.
Игра в хоронички…
Игра в хоронички –
Бальзам для души.
Но без привычки
Легко насмешить.
Детям раздолье,
Но взрослым не часто:
В какое подполье
Укрыться от власти?
Можно по квоте
Весёлой игры
Свалиться во что-то
Навроде норы.
Конечно, надежда
На скорый подъём
Реальна,
но прежде
Всё встанет
вверх дном.
Кульбиты не сложно
Представить на веру,
Но эта возможность
Большая химера.
Кульбиты судьбы
Пусть химера,
однако
Все судьбы –
рабы
Переменного знака.
Бывает падением
Бывший подъём.
Бывает движение
Задним умом.
А если
не к хрени с утра,
А путём –
Накрылась нора
Перевёрнутым дном!
Кончаются квоты
На кислород,
Начнётся работа
Наоборот.
Уходит в набор
Высоты безопасной
Не метеор,
А помазанник маслом.
Не просто печалясь,
А в моду войдёт
Оплакивать чаем
Пустой бутерброд.
Не все с приземленьем
Оценят подъём,
Но озаренье
Приходит потом.
Пока же покажет
Любой кувырок
Емелям со стажем
Наглядный урок.
И в этом числе
Там, где сплошь чудеса,
Придётся земле
Поменять полюса.
И приневолить
На полный пароль
Магнитное поле
Шагнуть через ноль.
И с гимном, в котором
Бессмертие страсти,
Войти в крематорий,
Как в зарево счастья.
И выйти с расчётом
На новый круиз.
Но где это квота
На звёздную жизнь?
Да, в хоронички
Страна заигралась.
Открыть бы странички,
Где света не мало.
Раскроются ставни.
И новый игрок
Все точки расставит
Луне поперёк.
Плач по русскому лесу
или лето 2012 года
не смешнее и 2010 года.
* * *
В десятом году
Под штандартами смерти
Были в ходу
Черно-рыжие смерчи.
На каждом шагу
И в огне, и в угаре
Кирил и Шойгу
Окропляли пожары.
Но жизнь пошутила,
Хотя всё течёт,
И повторила
Угарный исход.
Спасительный
труд –
Не за звёзды геройства:
Пожарный маршрут
Держит пешее войско,
Костры в трубный час
Укрощая молитвой
И не скупясь
На последние литры.
Не синим огнём
Свои хаты
пылают –
Слёзы ведром
Боль-беду исчисляют.
* * *
Бушует пожар
На кострищах утрат.
Но жизни не жаль,
Кто на горе распят.
Ищет управу
Не каждый товарищ.
И корчится правда
На углях пожарищ.
В правде – беда!
Но дымится не лес.
Краски стыда
Достают до небес.
К несчастью природы
Её же венец
В законность возводит
Душевный свинец.
Возводит в закон.
И уже утвердил.
И чёрный дракон
Удила закусил.
* * *
Не дым на полсвета
Закрыл небеса…
Но всё-таки это
Пылают леса.
Сгорают сокровища
Русского края
Те, что чудовище
Не доукрало.
И не довывезло
За порубежье.
Не перетарифило зло
В неизбежность.
* * *
Пришли не враги
Перекрыть кислород.
Но снова нагим
Оказался народ.
Сараи,
посадки,
Посевы,
деревья –
Ни валко,
ни шатко
Сгорела деревня.
Так стал пепелищем
Семейный очаг.
Хозяин, знай, свищет,
Как было,
в кулак.
Малец-погремушка
Блаженствует
в погребе.
Спит без подушки.
Умаелся
вроде бы.
Дремлет бабуся,
Крестом осеняясь.
Видала над Русью
Не ту ещё страсть!
От пришлого вора –
Давно ни ноги.
Родные просторы
Сожгли не враги.
До буквы все знают:
Меняется климат.
Среду донимает
Естественный климакс.
Бабуля б и здесь
Осенилась,
но на два:
В климаксе есть,
Но не вся ещё правда.
Теченье меняет
Гольфстрим-истопник.
И обещает
С изюмом пикник.
Изюм – не изюм,
Но чего только нет!
Приходит на ум
Страшноватый секрет.
Дожди без нужды
Заливают с макушкой.
Другим и нужны ,
Да всё лето
ни кружки.
А где ударяет
В глаза сухостой –
Нахально качает
Права горновой.
Гуляют огни,
Как, враги, вероломно.
И с лёгкой руки
Разгораются домны.
* * *
Приносит в подарок
Не только Гольфстрим
Буду и пожары
И всё иже с ним.
Презенты такие
Приносит во век
Не только стихия –
И сам человек.
А не сама ли
Больная страна
Крышует мангалы
И домной больна?
* * *
На радость ли майя
Резной календарь
В лесу поднимает
Зловещую гарь?
Дым горек и густ.
Как из топки сбежав,
С куста и на куст
Переходит пожар.
То ветру послушны
Бычки ещё те –
Бегут по опушке
С огнём на хвосте.
Их провожает
Трёхжалый дракон.
А каждое жало
Гремучий огонь.
Сгорела опушка.
Лес выглядит нищим.
В разгаре пирушка
На пепелище.
Пирует и тот,
Кто ещё ни по чём
Не разберёт,
Где валялся бычок.
Какого он цвета?
Беда – не беда.
Лишь бы при этом
Не больно бодал.
Лишь бы не прятал
Он факел под стреху,
Где крайняя хата
С соломенным
верхом!
* * *
Война,
как война.
Реформаторский ствол
Без мушки меня
Для закланья нашёл.
Осталось смиритья.
Укрыться нельзя.
И лица в полиции
Мне не друзья.
С такими, признаться\.
И дом – не уют.
Ассоциации
Спать не дают.
И армии новой
По выкройкам НАТО
С парадной обновой
Мне на дух не надо.
И с олигархами
Не повезло.
Больно нахаркали
Людям на зло.
Да.
Это война.
Только я не солдат
И у меня
Не висит автомат.
Но я напрягаю
Весь разум убогий
И, корчась, хромаю
На левую ногу.
* * *
Война – это то.
Где не гнутся коленки,
Где на смерть зато
Обнимаются стенки.
Да, есть на досуге
Такая любовь,
Где каждый
друг в друга
Вцепиться готов.
Напрасно!
Осталось
Бессильно стонать.
Соседей достала
Глухая стена.
Она не скала,
Не какой-то сыр-бор –
Любовь набрела
На базарный забор.
Его не сравнить
Не с берлинской стеной,
И не сравнять
Сетевою киркой.
По оба пространства
Живого подвида
Живут люди в трансе,
Друг друга не видя.
* * *
Раздвоена на два
Единая жизнь.
Одна поле правды.
Другая лес лжи.
Но если разрушить
Бетонный эфир,
Раскроет ли душу
Раздвоенный мир?
В плюс-минусах наций
Не скрыта ль пандора
Для аннигиляции
Вместе с забором,
* * *
Молчат архитекторы
Новых пожарищ.
Купленным рекрутам
Стыд – не товарищ.
Совесть баскакам
Не прокурор.
Денежки на кон –
И весь разговор.
Секу осилив,
Все дружно молчат.
А дети России
Ласкают волчат.
Не стыд подучится
Зверью у людей.
Но самка-волчица
Завоет скорей.
* * *
Войны нет в помине!..
Но сёла горят.
И, словно на мине
В Госдуме сидят.
И бьются в тумане
С вопросом тупым:
Откуда нагрянет?
Огонь?
Или дым?
Огонь не стихает.
Торфяник дымит.
Стыд обжигает.
Россия горит.
Война –
это в титрах,
В старинном кино.
Про что думал Гитлер,
Не диво давно.
Войны нет в помине?
Но что, демократ
Народную спину
Освоить не рад?
С едросожителем
Что, не смеются ль,
Ноги повытерев
О конституцию?
А вот в материнское
Приснуть безумие
С горлышка
клинским –
Смешней не придумали.
Было село –
Ни души погорельцев.
Но это не зло,
А доходное дельце.
Прибавочней центы
От жжёной крови,
Чем слёзы в процентах
С крови на нови.
И с устали стало
Конфортней мочить
Младенца в мангале:
Он меньше кричит.
* * *
Рассеется дым.
Подытожат потери.
Но с горем каким
Грыль души соизмерить?
Какие нужны
Штабеля компенсаций
Штоб шраму войны
Бабьим рвом не казаться?
А глубже всего
Донимает растерянность:
Как божество
Потеряло доверенность?
Какие лампады
Священной земли
На горькую радость
Огни разожгли?
Пылают в кострищах
Не дров этажерки.
Пожарище ищет
Любимую жертву.
И спрятав заведомо
В пепел концы,
Страна исповедует
Свой суицид.
* * *
На целые рощи,
Что сходят на нет,
Становится тоньше
Душевный бюджет.
Но с голодухи
Найдётся ли тот,
Кто ползать на брюхе
Начнёт у ворот?
Да, жизнь –
не жар-птица.
И что же с того?
Перо инвестиций
Дороже всего.
Вложением факта
Чудес осеянен
Пожарную вахту
Несёт россиянин.
И удивляется
Чуду чудес:
Росой умывается
Выживший лес.
Беспечные дни,
Как туманы плывут.
Пришествия пни
Обгорелые ждут.
* * *
С определеньем
Суды опоздали.
У пней на коленях
Стоят либералы.
Над ними, готовясь,
Висит приговор.
Гражданская совесть
Целует топор.
Отмщения ждёт
Весь униженный лес.
И верит:
придёт
Исполненье чудес.
И, как не за страх
Правдой ложь пересилив,
Стоят на часах
Святогоры России.
любовь бывает…
(поэмка)
* * *
Любовь бывает
злее зла.
Лишит ума.
Сведёт в могилу.
Глядишь:
то углем обожгла,
То голубыми ослепила.
А нелюбовь?
Она похожа
На обронённый бутерброд.
На взгляд гурмана
в нём всё то же.
Да только всё наоборот.
Нам жизнь
в единстве суждена
Двух граней
разного искусства.
Когда притупится одно,
Не вспыхнет
и другое чувство.
А может ли
холодный лоб,
Не получив
у сердца ссуду,
Средствами мыслимыми чтоб
Пробить немыслимое чудо?
* * *
Так параллельные миры
Сердец двух «я»,
что до поры
Не совместимыми зовутся,
Из чёрной
вырвавшись напасти –
Дыры закланья
чувств и страсти,
В один
единый мир сольются
И растворятся,
и очнутся,
И рухнут вновь,
как в первый раз,
В душеспасительный экстаз
Одной из чудных революций.
* * *
Я был
почти любим судьбой.
Доволен миром
и собой.
И слыл
умеренной корзинкой
Дремавших сил,
остывших чувств,
Пока не хлопнул
по плечу
Меня рукой
слепого рынка
Счастливый случай:
вот она
Твоих бессонниц половинка.
* * *
От полнолунной заморочки
И прорубь даже
не примочка.
Так где же,
как не в суматохе,
Дел суматошных
лечат вздохи?
И я не слёг.
Не лёг в больницу.
Ушёл в народ.
Пошёл лечиться.
* * *
В толкучке рынка
городского,
В его стихии
бестолковой
На первый
и последний взгляд
Я проходил
за рядом ряд
Киоски,
ящики,
развалы,
Палатки
полные товаров –
Всё откровенно выдавало
Спекулятивного навара
Всё пожирающий исток
И жизни
бедственной итог.
И в этом хаосе
базарно-лучезарном
Порядок видится,
но больше легендарный
И воскрещённая
рисуется картинка,
Где может быть
дышала половинка,
Моей бессонницы
жестокая отрада…
Нет, нет!
Она,
я знаю,
где-то рядом.
Но где она?
На горе ли,
на радость?
Или она
безумья мир стихийный
Готова повязать
улыбкою наивной.
И повязала всё.
И навязала
Слепой стихии
светлое начало.
* * *
Но это к слову.
Так.
Меж строк…
На деле правило
всё то же:
Достал-купил –
продай дороже.
И жизнь скроив наискосок,
Шпарь напролом
по бездорожью,
По судьбам
и по жизням тоже.
Но эти кроссы
не по мне.
Иное шепчется в уме.
Иное теплится
на сердце.
И не признавшись
сам себе,
Ищу калитку,
терем,
дверцу
К моей ведущие судьбе.
* * *
В какие дебри заведёт
По старым вехам бездорожья
И не продуманным,
и ложным
Слепой товарооборот?
И не слезами ль отольются
Духи цветистых революций
Под фейерверком тощих рук
За изменение пристрастий
Творить прилюдно
только счастьи
На диктатуру тучных брюк,
Объятых кольцами сатурна
И утопающих гламурно
В подгузниках
на месте брюк.
* * *
Но не успел электорат
Усечь,
как он тюльпанам рад,
Уж цветовод
давно принёс
Другой букет
живой нарядный,
Да что там:
самый неоглядный,
Как клумба!
Но с шипами роз.
Как буревестник революций
Такой презент
«мента» не лучше,
Чтоб жизнь-жестянку
повернуть,
Как в октябре,
на скользкий путь…
* * *
В тусовках ветреных забот
Бывает всё наоборот.
Подарок,
взятый на базаре,
Двум половинкам милой паре
Служить беспошлинно готов,
Когда одна смущённо дарит,
Другая с кротостью берёт…
Когда же обе половинки,
Как два
распаренных ботинка,
Воскресным днём
в одно слились
Болотно-сахарную
слизь –
Всё станет
в свадьбе креативной
И однополо
и противно.
* * *
А жизнь бурлит
и в ворота
Валит другая маета.
Другие просятся флюиды
Иль что ещё
в неявном виде.
Но явно:
лёгкие мурашки
С теплом
целительной рубашки
Моё обсиживают сердце.
Не сердце просто иноверца,
А коренного приверженца
Вменённых чувств
иного толка.
А жизнь по-прежнему течёт.
И вечный цирк
своё берёт
Всё сальто, сальдо.
Но что толку?
* * *
Не рынок жизнь перевернул.
Ещё точней:
не рынок только
Судьбе-судье подвинул стул.
Но также
и тоска по раю,
Что, засидевшись
в хате с краю,
Все мозги
плесенью забила
И человечество забыло,
Как райский плод попортил кровь
«Адаму с Евой плюс любовь».
А их потомков,
не имущих
Стыда и совести, лишил
Последних признаков души
И на смех курам
в шоу-кущах
Оставил бегать нагишом.
И это стало хорошо!
Но хорошо ли,
что отныне
Любую хату
чёрный рынок,
Как неизбежная беда,
Берёт под крышу навсегда?
При чём,
раскалываться гребуя,
Молчат и Шамбола, и Небо.
* * *
Начало честное отринув,
За горсть корысти
бьётся рынок.
И каждой курице
с яйцом
Как не подать
товар лицом?
Когда лицом –
лицо девчонки
И налицо
крутой и тонкий
Излёт испуганный бровей,
А чёрных молний суховей,
Вдруг опалив,
язык осушит,
Лишит ума,
заложит уши
И ослеплённым немтырём
Отправит за нашатырём.
* * *
Нет,
не случился левый праздник.
Лишь сердце зачастило разве.
Чувств тайных
чёрная дыра
Не откровенье топора,
Но гравитация болезни
Тащит,
что даже не полезно.
Сорвал престиж –
и дёру с глаз.
И как протест дороговизне –
Дорога
скатертью из жизни.
А если нет,
то из страны.
Торги такие не нужны!
* * *
Я удержался от корриды.
Смятенных чувств борьбы не выдал.
И с облегчённою душой
Фугас опасный обошёл.
Но фитилёк живого взгляда
Унёс с собою,
как награду.
* * *
Как славно,
что и в нашем быте
Среди не стройной череды
Страстей,
пристрастий и событий
Ещё встречаются следы
Давно охаенной эпохи,
Где сердце – колокол,
а вздохи
Безумью мамонтов сродни
С копьём
весенних бурь в груди
И даже мыслей не имущих
Под мухой юности цветущей:
Кто там пирует впереди?
* * *
Нелепо и смешно хотеть
Родство с безумием иметь.
Но лестно грудь
копью подставить
И ненароком обесславить
Зажатость мудрой седины.
Мне эти траты
не даны.
И я, безумно лучезарясь,
Себя транжирю
на базаре.
* * *
Базар шумит.
Такая страсть,
Что негде яблочку упасть
На радость сладкому народу.
Такого не было от роду,
А если было и тесней,
То не на памяти моей.
И не беда!
Бурлит торговля.
Идёт вовсю большая ловля.
Идёт путина кошельков,
Где скучно жить
без простаков.
А знавший больше, чем раввин,
Маркс говорил:
всё дело в таксе.
Жидовством болен славянин,
Продавший
мать с отцом за баксы.
* * *
С восточно-рыночной замашкой
Спешит двуногая упряжка.
Её достать крутой джигит
Арбузным грузом норовит.
Не тут-то было.
Много чести!
Уж разложил
на бойком месте
Какой-то местный мужичок
Свой хреноватый корешок,
И убеждает баб ехидно:
Не взять –
аукнется обидно.
Обидней нет
самих обид:
Верша суровый аудит,
За место местный дядя Стёпа
Навар с продажи честно слопал.
* * *
Смешно без слов.
А кто оспорит?
Беда,
что походя – не горе.
Есть в мире ценности другие.
Там в нестыковках энтропии
Экономический актив
Смиряет свой императив,
Сыграть чтоб молча
каждый грешник
Мог в человеческий скворечник.
А потерявшим раньше слух
Вручить права осенних мух,
Освободив от лишних мук
Переносить котлетный дух,
А по путёвке счастье сверив,
Отправить русские Венеры
На суррогатные галеры.
А Аполлонов –
к моргу строем
Под патронажем новых троиц
Безумья,
страха
и нужды,
Где на поверку
не нужны
Ни страстоверцы,
ни вожди,
А правят русские жиды,
Меняя быт богообраный
На сатанинские соблазны.
* * *
Не видя,
где конец и край,
Набрёл я на бахчей сарай.
Гляжу – бушует распродажа:
Арбузы, дыни, сухофрукты,
Остросюжетные продукты
Такие,
как инжир и даже
Икры заморской капитан,
Индигриентный баклажан.
И в царстве злачного разврата
Не уставного аромата
Меня унынию назло
вдруг озарение нашло
И я нашёл душе на шик
Покрытый солнцем золотник.
Без напряжения
и блата
Бывает же такой сюрприз
Золотоносных копий приз
Стал ослепительным агатом!
И на пристиж находки страстной
В оправе чёлки залихватской
Вдруг взгляд,
открывшийся в упор,
Сверкнул,
как чёрный светофор.
* * *
Но даже железнодоржно
Представить это
не возможно,
Когда услужливый сигнал
В даль заповедную позвал,
Где чёрный теплится огонь,
И напускное равнодушье,
Словно шагреневая бронь
В усмешке тёплого удушья
Должна истлеть прекраснодушно.
* * *
А где хвалёный кодекс сердца?
Когда уже открыта дверца,
Пусть и не настежь,
пусть чуть-чуть,
Как воровски не заглянуть
В глубь вулканической тоски
Через бездонные зрачки,
Через оправу права быть
И ненавидеть,
и любить…
Но что за чушь чистейшей пробы?
Да надо быть темнилой,
чтобы,
Как на духу,
не рассмотреть
Через любезную
и впредь
Хронографическую лупу
Всю человеческую глупость,
А на десерт –
заскоки мозга
И сердца ласковые розги.
Да это зло не той руки
Где применяют кулаки
И я с мечтою грандиозной
Спешу в бутик
за диском звёздным,
Где с эхом
на перегонки
Найду лекарство
от тоски.
* * *
А я не Даль.
Я и не Пушкин,
Но и намёк
на панибратство,
Считая злостным святотатством,
В базарный день антенны-ушки
Я навостряю на макунке.
Я примеряю в стороне,
Что с виду
скроено по мне:
Скороговорки, прибаутки,
Анедотические шутки,
Куплеты рыночной сатиры
И смех,
похожий на намёк,
И брань,
похожую на мёд,
Короче,
самый полный в мире
Эконостас
народной лиры.
Не с каждым днём
счастливый случай
Сулить возможность отчебучить
И превзойти
в мечтах себя
В словцо
старинное трубя.
Но я хочу
и непреложно
Чтоб это не было похоже
На нескончаемый концерт
С напоминаньем
о конце
Времён обманутых страстей
И с плясками
с огнём в лице
На горке
собственных
костей.
Как это было бы печально,
Когда б в сознании реально
Не хорошел бы
хор пасхальный
Из полудрёмы
светлых чувств,
И солцеярый груз небесный
В его пришествии воскресном
Всегда
всем был бы
по плечу.
Я очень этого хочу!
18 января 2013 года
О Г Л А В Л Е Н И Е
Тетрадь 24
ЕСЛИ ДОЛГО МОЛЧАТЬ
327
Если долго молчать…
Я бы к чёртовой матери…
Уваженья достоин каждый…
328
Поднялась без проблем…
Вы за спасибо…
Лёгкие на помины…
329
Я не товарищ…
Дедуля в прядках…
330
Сказал трибун-философ…
На каждый спас
331
Медленно меркнет…
332
Игра в хоронички…
336
Плач по русскому лесу
или лето 2012 года
не смешнее и 2010 года
324
Ллюбовь бывает…
336
Оглавление
тетрадь 24
341
Свидетельство о публикации №114032410287