Малиновая любовь. Сказка для взрослых
Июльское солнце не грело, а пекло так, что казалось никуда не спрятаться, не деться от этой постылой и изнуряющей жары. Воздух, сухой и тёплый с утра, ближе к полудню становился неподвижным и душным, и это невидимое воздушное море обвевало таким жаром, как будто где-то рядом, совсем близко, горел незаметный для глаза костёр . За весь день – ни малейшего дуновения ветра, ни облачка на небе.
Асфальт раскалялся так, что уже в середине дня пройти босиком по двору можно было лишь на цыпочках, осторожно ступая или подпрыгивая, словно по горячим углям.
В жаждущей дождя траве прятались, лениво перешёптываясь, зелёные кузнечики. Воробьи стаей снимались с кукурузного поля, раскинувшегося за огородом, находя приют в тени старого ветвистого ореха. Нежно щебетали ласточки, стрелой уносясь ввысь, замирая на время там, где, по-видимому, было прохладнее. На тысячу ладов звенела музыка пчёл и ос, не пропускавших ни один цветок, а к вечеру их заменяли тонко поющие комары.
Горячая пыль серым слоем ложилась на деревья, цветы и травы, тротуары и крыши домов.
Присмиревший сад стоял, не шелохнувшись, словно замер в ожидании чего-то необычайно важного.
Только маленький, весь в пупырышках, зелёный Огурчик, появившийся тут, Бог знает откуда около месяца назад скрюченным листиком, смотрел так же как вчера, позавчера, неделю назад – в одну точку.
И, независимо от того, в какой части неба висело солнце, его взгляд был обращён лишь к Ней - единственной и загадочной. И, улыбаясь своими распустившимися светло-жёлтыми цветками, радовался каждому наступающему дню, потому что здесь, в этом мире, на горячей земле, живёт Она – ненаглядная, гордая, красивая.
Румяная, вся в праздничном кружевном наряде, с милой цветастой улыбкой, ласково глядела на него Малина. Её слегка удлинённые листья с тоненькими, чуть углублёнными прожилками, рассекающими зелёный бархат прямыми линиями на одинаковые по ширине полоски с зубчатыми краями, в полной красе грелись, скучая, под ярким солнцем. А сладкие и сочные ягоды чашеподобной и шарообразной формы с тонким ароматом и приятно освежающим вкусом задорно играли винно-красным цветом.
Едва на просторном горизонте вырисовывалось яркое солнце, и наступало белое утро, как ему открывалась её необыкновенная красота, и, расцветая в улыбке, он целый день томился желанием хоть на миг приблизиться к этому земному чуду.
Конечно, он мог подружиться с симпатичной Грушей, растущей буквально в шаге справа от него, или с доброй Вишенкой, укрывавшей порой его от полуденного зноя, но - увы! его манила лишь Она – стройная, изящная, таинственная, почти недосягаемая для него, низко стелющегося по земле большими шершавыми листьями. Он чувствовал, что никого и ничего нет в жизни дороже и привлекательнее, а мир без неё - станет серым и равнодушным.
И он решился. Стояла тихая пахучая ночь. До рассвета было ещё далеко. Собравшись с духом и силами, влажный от ночной росы Огурчик устремился к своей мечте. Гордо «вышагивая» мимо своих соседок, Груши и Вишенки, легко зависая над юной красавицей Клубникой, мимо серебристой, с неповторимым ароматом, Полыни, высохшего, с распушённой головкой-зонтиком Одуванчика, пахучего и раскидистого Любистка, приминая растущую вдоль тропинки, заострённую к небу траву, он полз, осторожно неся нежные золотистые цветы – самое дорогое, что у него было, той, которая стала для него тайным светом всей жизни, - своей желанной избраннице, с которой не сводил восхищённых глаз…
Минуло несколько медленно тянувшихся дней и ночей. Наконец, он - у заветной цели. Уставший за день окружающий мир спокойно спал. Где-то в кустах проскакала, нарушая тишину, жаба. В прохладной траве звонко цикал сверчок. Захлопав крыльями, неподалёку весело запел голосистый петух, лениво залаяла собака. Безмятежная ночь, когда до утра оставалось ещё немного, не торопилась уступать дорогу новому дню. Смущённый Огурчик, боясь нарушить гармонию ночи, лежал, чуть дыша, у её ног: нарядный, посвежевший от счастья, с букетом прелестных цветов и любовался свисающими вниз красными корзинками. И можно было долго слушать их безмолвный разговор: его, словно молитву, сердечные признания и её дурманящий, едва уловимый ласковый шёпот бархатных листьев. Только невинные и чистые, как утро, слёзы любви нарушали торжество дивного мира чувств. Нежно покачивая из стороны в сторону потемневшими в ночи головками, плясали в тёплых волнах летнего воздуха и трепетали от счастья гроздья Малины.
Отныне с каждым новым беззаботным рассветом он делился с Ней всем миром: живительной влагой – алмазной утренней росой, чистым хрустальным воздухом, живыми красками солнца и неба, а целыми днями - щедро дарил свои несмелые ласки и заботы. Короткими летними ночами, когда солнышко уходило спать за низкий горизонт, и блекли все цвета и цветы, а на тёмном небосклоне загорались яркие звёзды, в лучах лунного света, обнимая возлюбленную большими, слегка колючими листьями, с волнением шептал самые ласковые и волшебные слова, а люди принимали их за едва уловимый шорох.
В зачарованном сказочном мире любви протекала их жизнь. Казалось, так будет вечно: мягкий тёплый ветер будет нежно колебать плиссированные складочки её чуть покрасневшего платья. Неслышным шлейфом будут залетать маленькие белокрылые мотыльки и бабочки. Целыми днями будет клубиться над ними рой пчёл, а по вечерам – гудеть мошкара, и всегда над головами будут звенеть и ласкать слух напевы разноголосого птичьего хора.
Но причуды жаркого лета быстро сменились зрелой осенью. Если раньше, до встречи с ним, от первого дуновения холодного ветра Малина ёжилась и дрожала, то сейчас выглядела спокойной и уверенной, ведь сильный и надёжный друг своими поредевшими, но ещё крупными листьями укроет и защитит её от любой беды, отчего на душе становилось легче и теплее. В задумчивом и размеренном шуршании поблёкших и чуть подсохших жёстких листьев она чувствовала опору, и даже в часы ранних заморозков желание жить и любить не проходило.
Звонкие и ясные когда-то дни становились молчаливее, холоднее и короче. Радости они уже не несли, лишь разбивали счастливую цветную жизнь. Всё чаще тень печали падала на лицо повзрослевшего в новом, кирпичного цвета, наряде Огурца. Растерянным взглядом смотрел он на порыжевшую, грустную и покорную подругу, всё крепче сжимал в своих объятиях, изо всех сил стараясь уберечь от боли и холода: лишь бы не замёрзла, лишь бы жила…
Тот ноябрьский день выдался сырым и зыбким. Над садом висел густой осенний мрак. Свирепый ветер, оголяя деревья и кусты, уносил с собой всё, что можно. Лишь одинокий Огурец, дрожа сухими скрюченными листьями, прильнув к почерневшим, почти голым стебелькам Малины не роптал, не шумел, только нежно шуршал последними листьями то возбуждённо радостно, то совсем пропадал, подобно стону - скорбно, глухо и печально. И как бы ни хлестал ветер, как бы ни мотал их из стороны в сторону, он преданно, с любовью, тревогой и мольбой глядел на неё – единственную Любовь его жизни, понимая: недолюбил, устала душа и уже не может отогреть её своей тающей теплотой – последними потемневшими сухими листьями. Всё, что он мог сейчас – согреть в лучах чистой Любви, окружить теплом благородного, но угасающего сердца, навечно отданного ЕЙ.
Их жизни и судьбы соединились между собой так тесно, так плотно, что уже невозможно отделить друг от друга – сплелись навеки.
Они и сейчас стоят так в саду – почерневшая Малина в объятиях почерневшего Огурца – осязаемая боль вечной Любви, МАЛИНОВОЙ ЛЮБВИ.
Ноябрь, 2011 г.
Свидетельство о публикации №114032104138