***

               

- Входите! Не стойте – садитесь скорее за стол!..
У Наденьки свадьба. Гостям наливают по сто.

Роняет бокалы веселый кривой тамада:
«За Наденьку! Это… чтоб, как говорится – всегда!»

Но Надя не слышит, у Нади другое кино:
Счастливое утро. Они распахнули окно.

Вот – голые курят. Целуются. Бегают в душ.
И странно подумать, что он ей немножко не муж…

Шипит по-татарски сварливая старая мать
На Младшую дочку. А что – невозможно понять.

Гостям улыбается. Шутит на русском плохом,
Что та слишком часто выходит курить с женихом.

А Люба – хохочет! Она вспоминает глаза
Восторженных лаской мужчин. А еще – голоса,

Когда она делает это и делает то…
Всем нравится с Любой, но Любу не любит никто.

Уже утомился, сомлел тамада от жары.
Никак не отстанут соседки от Старшей сестры.

А Вера, на сына рассеянно глядя, твердит,
Что Лешенькин папа богат. Да-да-да, знаменит.

Он скоро приедет к ним. Снимет в прихожей пальто…
Завидуют Верочке все, но не верит никто.

Какая-то музыка… Надя танцует одна.
Танцует так медленно, будто бы сходит с ума:

Волшебные окна струят электрический свет.
Надежда заходит в трамвай. Покупает билет.

Красивое платье – не видно совсем живота.
И кружится, кружится, кружится в небе фата…

Такою же белой, с узлом безобразным на лбу,
Больничною марлей ей скулы подвяжут в гробу.

Искусно помадой закроют искусанный рот.
- Входите! Надежда здесь больше уже не живет.