На берегу моих печалей, книга. Подача четвёртая

Часть 1. "ОТКРЫВАЮ ПАМЯТИ ОКНО"
 
Глава четвертая: "ПЕЧАЛИ МІРА СЕГО"
 

ПНИ

Валили дерево руками,
Сначала подпилив у корня.
За крепость в «матушку» ругали,
В ответ не услыхав укора.
И бабы тут – платки в обмотку –
Лопаты грудью подперев,
Готовы вытянуть в охотку
Тот пень, который меж дерев
Еще акацией казался.
И бабий взгляд о том тужил,
Что холодно, и что до завтра
Так много дел – не хватит жил.
Валили дерево. А рядом
Стояли женщины. Они
Так были молоды когда-то.
«Топор» прошёлся и по ним.


ПОДРАЖАНИЕ В.МАЯКОВСКОМУ

Бейте в красные барабаны.
Пейте краденое вино.
Обломайте голов бараньих
Вой.
Пойте песни мятежной Пресни.
Мойте флаги в реке веков.
Или прочно прокралась плесень
В кровь?
Встаньте разом, сомкните плечи.
Старый быт отметите прочь.
Хватит прятать дела и речи
В ночь.
Бейте в красные барабаны,
Смело в небо бросая взор.
Мой несётся над полем бранным
Зов!


НЕ ЗНАЮ?

Неужели
Дети мои знать не будут,
Что каждую ночь
В небе созревает богатый урожай звёзд,
Что их так много,
Как росы в утреннем лесу?
Неужели
Дети мои знать не будут,
Что такое река,
И как пахнет лес
В час восхождения грибов?
Неужели
Дети мои знать не будут
Тяжести корзинки, наполненной грибами,
И что такое «корзина»?
Неужели
Босые ноги моих детей
Не выйдут из простыней, ковров, паркетов
И скользких кафелей
На росную землю лесов
И на жаркую землю полей?
Неужели
Их детские руки
Не построят ни одного замка
Из чистого золотого песка?
Неужели
Дети мои не узнают,
Как пахнет
Парное молоко,
Клубника, сорванная с листа,
Зеленая кожура орехов,
Полевые цветы,
Полынь,
Зелень томатного куста,
Сосульки,
Чернозём,
Река?
Неужели
Дети мои не узнают,
Как кусается крапива?
Неужели
Их ни разу не испугает заяц,
Выскочивший из-под куста;
Не удивит яйцо, превратившееся в цыпленка;
Не удивит цыпленок, ставший потом петухом;
 Не восхитит петух – разноцветный, горластый,
Поющий на заре свою песню?
Неужели?!

…А ведь я уже многое из этого не знаю!


МОНОЛОГ ОСЛЕПЛЁННОГО МАСТЕРА

                по фильму «Андрей Рублёв»
                А. Тарковского.

Глаза мои свисают со щеки,
Как две слезы кроваво-карие.
Картины мира в бездну канули,
Наколотые на штыки.
Сознания холодная струя
В ослепшие глаза ужалила –
И вижу я иконы жаркие
В церквах, что не построю я.
Смотрю через веков распады
На жизни дальних мастеров,
И вижу: снова льётся кровь,
И храмы, храмы, храмы… падают.
Последняя, кровавая строка
От Пушкина в снегу осталась.
Убьют – потом поют и славят.
О, Господи! Ужасная страна,
Где все пути уходят в тупики
Дуэлей, битв и сумасшествия!
Уходят мастера ослепшие.
Но остаётся у реки
Собор Покровский…


ЧЕРНОМОРСКИЙ СУДОСТРОИТЕЛЬНЫЙ

Большие, усталые, сонные птицы –
Над Бугом склонились портальные краны.
Достроен корабль. Он в море стремится.
А краны боятся расстаться. Но рано
С утра катерок неказистый, но юркий
Потянет канатом корабль-громаду.
И краны завертятся: «Стойте! Не надо!».
И вытянут шеи вослед, словно руки.
Корабль уведут на морские просторы.
И там он воспрянет и духом, и телом.
А краны возьмутся за новое дело
И будут работать привычно и скоро.


СЛУЖИТЬ БЫ РАД...

Верой и правдой Отечеству службу служить?
Веру отняли. Изъязвлена ложью душа.
Вместе и порознь – бессмысленно стая кружит:
Вороны воздух на красные капли крошат.
Вышли мы все из народа – распался народ.
Стали мы всем, чем угодно, – нет горше потерь.
Поезд наш мчался вперед – от ворот поворот.
Вот и толкуем – токуем, как стая тетерь.
И, оглашенные, как оглушённые, мы
Громко орём, орошая собой пустоту.
Немы рабы, мы – орём, но свободны не мы,
Тот лишь свободен, кто молча стоит на посту.


ЖАТВА. АВГУСТ 1954-го

Чернозём распахали – и пали под плуг ковыли.
Колотился, как пульс, бороздою шёл трактор в пыли.
Довели до абсурда распахнутость наших сердец:
Распахали до рёбер, до солончаков под конец.
Ковыли, ковыли, кто ковал вашу сталь?
Кем он стал?
Ковыряют в груди у земли – он молчит.
Он забыл? Он устал?
Устилают морщинами степь,
Сеют старость на теле земном.
И в насильном оргазме земля истекает зерном.
Эти горы зерна!
Это горе бесправной страны.
Страстотерпное лето – торжественный пир сатаны.
Положили начало закупкам в Канаде зерна,
Чёрным бурям, лавине потерь.
Только пахарь – не знал.
Под обвалом обмана погибла целинная степь.
Всё иное теперь.
Пусть другие сумеют воспеть
То, что есть.


НОЧЬ НАД БУГОМ.1995 год

Стрекочут цикады. Летучие мыши летают.
Разносится медленно мусорных ящиков смрад.
А люди, как птицы, бездумно сбиваются в стаи,
И пьяные их голоса заглушают цикад.
Над трубами ТЭЦ поднимается чёрная копоть.
И грохот металла – над грязной больною рекой.
Искусственный берег впился в эту реку, как коготь:
Дыханье реки перехвачено злою рукой.
Одни только звёзды чисты и печальны, как прежде,
Но кто-то уже разорвал непорочный их круг,
И мечутся спутники там. И, теряя надежды,
Срываются звёзды и падают, падают в Буг.


ГОРЛОПАНЫ

Апостолы столичные, о, сколько вами сказано!
Искажена, изгажена история страны.
Испорчено грядущее. Нам вновь пути заказаны.
И вновь рабами стали мы. И снова немы мы.
Морочили, мытарили, бросали в испытания –
Измотана, изморена, измаялась душа,
И вновь из мира вынута и брошена в скитания:
В сомнения, в смятение, – заветное круша!
Доверчивые, верили царям, кумирам, идолам.
Какою новой сказкою сознанье захлестнёт?
Говорунам доверились, и вот – страна раскидана.
Да где ж такое видано? Никто не проклянёт?


ГОЛОС

Голос пропал? Ну подумаешь, много печали.
Это мы в юности часто надрывно кричали.
Зрелость пришла – мы безмолвием заболеваем,
И немотой, как вином, нашу жизнь заливаем.
Шумный день нам душу истощает.
А бессонница нам нервы истончает.
Бьётся голос в немоте печальной,
Словно лодка ночью о причалы.
А сорвётся – вырвется на волю,
Вот тогда поём мы… или воем.

ЭПИЛОГ ВСЕГО

Печально я гляжу на это всё вокруг:
Рождённое из мук, всё в муках пребывает,
Страданий что-то всё никак не убывает,
И новые напасти входят в круг.
Есть радость и любовь –
как редкий фейерверк,
Но их наш век поверг
В печали и развраты.
И кажется порой, что нет уже возврата,
И кажется душе, что нет пути наверх.