На зорьке утренней

НА ЗОРЬКЕ УТРЕННЕЙ


На зорьке утренней,  да по над Бугом
Грыцко  прощался с русским давним другом.
И  мокрый, скользкий, длинный косогор
Их охлаждал очень  горячий спор.

- Ты что,  Иван, до мэне  так речист,
Чи  я тэбе отчет обязан дать,
За то, шо я тэперь опять хвашист
И должен москаля на нож поднять?
Мэнэ  ж на то в майдану позвалы
И в должность прежнюю с  нажеждой возвелы.
И вот я  знову,  як бывало, полицай,
И величают нас, как прежде, пан Грицай.
Так что, изволь по чину почитать,
А  если хошь, могешь хвашистом стать!
У нас делов опьять нэвпроворот:
Жидов и москалей пущать в расход!

;Стыдился б  мову так коверкать, пан Грыцко.
 Я вижу, зря тебя Сибирь семь лет учила,
Что  будет до майдана далеко,
Кого Сибирь  к свободе подводила.
Кем бы ты стал, Грыцко, когда бы шпрехом
Вымаливая лычку, выл до слез?
Чем бы ты стал, когда бы вместе с рейхом
Тебя война  перевела в навоз?
Поворотись-ка,  экий ты  смешной,
Что блики Буга видишь  как слепой,
Не гривны то,  а   гневные проклятья.
Народы наши чают, что мы снова братья.
Так не пытай судьбою,  за море глазя.
Нам  блики внукам  завещать нельзя!