Атаман Онашка - 6

Глава 6

На Нёноксе жили у моря студёного
Охотники знатные да рыбари:
С женою муж, деток растили по-строгому,
Трудились они от зари до зари.

А старшая дочка у них раскрасавица.
Настёнкою звать – ох и ловкой была.
Добытчицей зверя пушного прославилась,
И рыбы на промысле много брала.

                ***
И вот в одночасие девка пропала.
Пошла за куницей – назад не пришла.
День целый по следу за зверем шагала,
Да всё понапрасну – его не взяла.

– Я завтра настигну,  – решила Настёнка,
И к вечеру девка огонь развела.
Потом лопотиной укрывшись, в сторонке
С собакою вместе спокойно спала.

Проснулась она от собачьего лая.
Хватилась, а рядом собаки-то нет.
И где-то та взвизгнула… И замирает…
И ужас обуял, не скоро рассвет.

И вот среди ночи огромное что-то
Закутало голову чем-то её.
И к телу ей руки верёвкою плотно
Крутило, вязало… Настёнку трясло.

И кто это был? Ей совсем непонятно
До той поры было, пока, наконец,
То молвило голосом громко и внятно:
– Ну вот мы и дома. Дороге конец.

– Ах, всё-таки люди, – вздохнула Настёнка
А я обмирала – нечИста была.–         
Её развязали. И смотрит – в сторонке
Знакомый купчина – да что за дела?

Тот самый, что в Нёноксу часто являлся
Меха покупал.
– Не меня ли ждала?–
И рада была поначалу Настасья,
Да лучше б дорогой она умерла…

Молила Настёнка:
– Не трогай, не трогай.–
Просила,  скулила:
–Прошу, пожалей. –
Умчал проклятущий лесною дорогой
За город Архангельск, безжалостный к ней.

Недолго возился настырный купчина
С упрямою девкой, а силою взял.
Не трогала бедной Настёнки кручина,
Не трогали слёзы и рук не вязал.

Настёнкины тело и душу, бесстыжий,
Он месяц, потом, словно коршун, терзал.
И горестных слов, её будто не слышал.
От слёз подурнела, запали глаза.

Хотела в беспамятстве бедная Настя
Из жизни уйти, да не вышло у ней.
Ох, горюшко-горе, не видывать счастья.
Когда же поганый насытится змей?
 

Купчине она опостылела вскоре,
И сдал в монастырь он Настёнку тогда.
Там стала Амфимией. Новое горе
Теперь обеспечено ей навсегда.

Игуменья знала, что было с Настасьей,
И с первых же дней брызжет злобою к ней.
Без меры придирчива – всё в её власти,
И становилась злобней и злобней.

Постами, молитвами девку замучила.
(Повинна черницы была красота).
Звала она Настю:
– Проклятое чучело, –
Корява игуменья с юности та…

 ***
Игуменья в Емецк Амфимью отправила
Читать по умершей молитвы – три дня.
Читала черница усталая правила,
Не ведая отдых, не знавшая сна.

Но ласково сын её встретил умершей,
Единственный был он у матери сын.
И встретившись взглядом с черницей, поспешно
Он глаз не отвёл, чем Амфимью смутил.

Иваном Чертовским его прозывали,
У воеводы он в сотниках был.
Высокий, красивый, пожалуй едва ли
Когда-то кого-то тот сотник любил…

Согрел её взглядом, как солнышком летним.
У Насти молитвы на ум не пошли.
Такой молодой и к монашке приветлив,
Сердца их дорогу друг к другу нашли.


Следила за чтицей игуменья-злюка,
Да разве дано было ей уследить,
Как ласково смотрят они друг на друга,
Раз время пришло им обеим любить.

И горе сыновнее стало для милых
Началом их счастья, началом любви.
И не было в мире какой-либо силы,
Чтоб та помешала встречаться двоим.

Чертовский Иван – он пошёл напрямую.
Амфимии милой при встрече сказал:
– Большой грех сказать, но тебя ведь люблю я,
Хоть мать схоронил.– Может, лучше б смолчал.

– Скажу я тебе – горе страшное в сердце,
Но вижу тебя, и цветочки цветут.
Я буду любить тебя люба до смерти.
Зачем же в черницах ты, милая, тут? –

Всю душу монахине он растревожил.
И думушка бедной на сердце легла:
Сказал бы:
– Бежим,  – убежала б  с пригожим.
Он так не сказал, а она всё ждала.

 ***
Ласкались они, позабыв всё на свете,
Любились счастливые ночью, тайком.
В свидетелях были луна, быстрый ветер,
Да только молчали они обо всём.

Настёнкой-поморкой вновь стала Амфимья,
Повадки охотничьи ведомы ей.
Да вот донесли. Посадили невинно
Ослушницу в келью. Что может больней?

В неистовом гневе игуменья билась,
Кричала похабщину Насте в лицо.
Велела, чтоб денно и нощно молилась,
Сорвала со злости у девки кольцо.
 ***
Иван попытался милую вызволить:
Где хитрость, посулы где – только всё зря.
Не смог у игуменьи Настю он вымолить.
– Сбежала ослушница с монастыря.

Хватилась я давече – нет её в келии,
Убе;гла она, и не знаю куда.
Гореть, ох, гореть в геенне ей огненной.
Путь верный бесстыднице будет туда.–

Ни с чем и ушёл он. Амфимью-ослушницу
Игуменья держит в сырой конуре.
–  Будешь, змеюка, меня будешь слушаться,
Забудешь навек о весёлой заре.–

Страсти такой в жизни Настя, не видела.
Черницы подклетные не за людей
Считаются в этой святейшей обители,            
И кормят их хуже собак и свиней.

Она изловчилась и ноченькой тёмною,
Проникла в хоромы к игуменье и
Её так избила, связав полусонную,
Что после игуменью еле спасли.

Три дня шла лесами монахиня беглая.
Дорогой съест ягоду, гриб съест сырой.
И вот на Касьяна наткнулась. Поведала
О жизни донельзя своей непростой…


Продолжение следует...