***

Подбирая слова, торопливо, как будто одежду,
Так легко и небрежно раскиданную по полам
С белоснежной такой вперемежку, с такой безмятежной,
Беззащитной и нежной одеждой её пополам,

Чтобы утром в кафе, то и дело друг друга, от смеха
Умерев, поправлять, поправляя за ухо с лица:
– Это было в начале конца сумасшедшего века…
– Это было прекрасного века начало конца!..

Ещё список утрат, словно поле в предъутренней влаге,
По которому странно и страшно идти в темноте,
Где следы, словно черные буквы на белой бумаге,
Превращаются в белые буквы на черной тафте.

Где пропала уже, но еще не возникла другая,
Никакая страна – возникают, «волыну» достав,
У обшарпанной стойки какие-то два мандалая,
Их еще не убили, допить даже кофе не дав.

Где простой лексикон извлекая из школьного мела,
Кто-то, сердце скрепя, написал между двух гаражей:
Оля плюс Алексей… Леши нет, что же Оленьке делать
В этой ржавой расщелине между еще и уже? –

И неправда, что стоило ноги раздвинуть пошире,
Это просто широким был сделанный Оленькой шаг –
Из голодных подъездов «строения номер четыре»,
Из глухой безнадёги, где Леша получит «вышак»,

Чтобы утром в кафе, то и дело друг друга, от смеха
Умерев, поправлять, поправляя за ухо с лица:
– Это было в начале конца беспощадного века…
– Это было волшебного века начало конца!..

Где ухоженный мальчик с похожей на книгу девицей –
Ту, которую сроду, похоже, никто не читал –
Золотые слова разрезая, как будто страницу,
Усмехнувшись, мизинцем – как будто бы нас посчитал.

Пара реплик , и пауза в дыме табачном повисла,
На которой сошлись представители разных богем:
Что синонимов ряд фонетический – чисто по жизни –
Не корректный – конкретно, братан – беспорядок фонем…

Золотые слова! Я ведь чувствовал что-то такое!
Да конечно – понты! Милый мой, золотые слова!
Этот взгляд мимолетный, в котором вселенная тонет,
Этот жест, этот запах и голос, сводящий с ума!

Этот в бархате утрехтском вырез такой треугольный.
И китайского шелка так нежен лазоревый тон.
Золотистый тюрбан! И большой полушубок нагольный…
Просто – холодно очень, а то бы, конечно – хитон!

Я молюсь, и молитву мою, может быть, еле слышно,
Но я знаю на верно – глотая оглохнувший рот –
Это только она может «бывшее» сделать «не-бывшим»,
Никогда «не-случившимся» с нами. И наоборот…

Вдруг обхватит глаза, и так долго, так страшно и нежно,
Чтобы ты написал, чтобы ты не  забыл никогда! –
Подбирая слова, терпеливо, как будто надежду,
Будто можно согреться, укутавшись в эти слова.

Чтобы легкие ангелы с неба упавшего снега
Увели в темноту и следы замели у крыльца.
– Это было в начале конца безутешного века…
– Это было счастливого века начало конца!

Там, где черные буквы навеки останутся в белом,
Там, где белые буквы останутся в черной тафте,
Где простой лексикон, извлеченный из школьного мела,
Ничего, кроме этого, больше не скажет тебе.

Чтобы выпавший снег… и зачеркнутый – сразу растаял.
Все остались в живых, и живыми останутся впредь.
На придуманном наспех, вот только что, старом трамвае
Ты поедешь домой  на последнее небо глядеть…

Где уже никогда не изменится лес за дорогой,
Где в ненастных полях различимы ничьи голоса,
Долгих пиний безмолвие, вешних глициний немного
Синевы на холодной стене, и – какая гроза!

Боже мой! Как гремит, и как тихо пылают в камине
Золотые дрова. И вода – где должна быть вода.
И табак, и стекло. И ничто их из сердца не сдвинет
Никогда, никогда, никогда-никогда, никогда.