перевернулось

Апатия загнанным зверем жмётся в угол – не она полчаса назад вышибала из лёгких дух, не она создала из мечтаний мутный купол и скоро из мечтателей превратимся в старух.

Уже не умеют – резать вены и видеть это красивым, сжигать все мосты и пути – домой, волнуются, что будет в глазах нелепо, что марево сгинет под утро долой.

Оно же не сгинет и вечной занозой в рёбрах – на все кости тонны сомнений и чёртовых «да»; шрамы, что были всегда, - клеймо на бёдрах, что всё было и за оплошность нет стыда.

А стыд есть – себе сказать трудно, под вашим взглядом я в угол как кошка драная. Я вам открыла душу свою по секрету, но, скорее, это не важно, и я странная.

Скорее мороженое в магазине – пару дней дома и окна не открывать, будто серый дым улицы сможет пробиться сквозь шторы: он правила будет свои в мой мозг посылать, а я не хочу всю жизнь с тобою в раздорах.

Давай ты спасёшь меня от этого чёрного дыма – я сериалов много смотрела, знаешь, поможет святая вода, это уже не далёкие времена сражений и рима, но мне страшно, давай я воспользуюсь молча твоей добротой, Беда.

Беда, ты лишь можешь меня спасти – оплети свои сети вокруг рук и пройди сквозь стены, закрой мне глаза чёрной дымкой, считай до тридцати, в этих глазах застряли историй моменты.

Беда, ты спаси, приложи свои силы, о которых в библии писано; нарисуй пентаграмму, сама хоть заставь выть от боли – не сделаешь лучше, чем кто-то другой, но так пророчено, чтобы сделал кто-то другой нужна кучка противной воли.

А у меня ее нет – на том месте выжжено все тобой, ты сама заставляешь меня идти к тебе каждый раз, а после со стоном и за порог: «Не стой».

И я согласна на любой – самый страшный – Ад.