Даря любимой женщине цветы...

Убойный цех… Течёт рекою кровь…
Клеёнчатые фартуки, как рясы…
На имя отзывавшихся
                коров
здесь, шкур лишая, превращают в мясо.
Захлёбываясь, жадная струя
напрасно силится замыть следы разбоя.
...А мне всё видится, как,  на ходу жуя, 
бредёт то стадо, летом, к водопою.

А вот ещё один «убойный цех»,
не цех, а рай восточных благовоний.
Там женщины с улыбкой на лице
взирают на цветочную агонию.
Доверчиво, как к матери птенцы,
проклюнувшись, цветы к рукам тянулись.
…Я помню ножниц жадные концы
и тех цветов – подрезанных – сутулость.

Среди земной привычной суеты
мне всё слышнее чей-то Голос тихий.
Дарю любимой женщине цветы,
а на душе – разлад, неразбериха.
Раздув с друзьями праздничный мангал,
слежу, как дым слоится над полями,
и замечаю, что  таит бокал
не кровь лозы, а чьей-то жизни пламя.

Мне Голос шепчет: помни, человек,
другие жизни – жизнь твою питают;
так в мощные тела известных рек
себя ручьи безвестные вплетают.
Будь благодарен им, не поскупись
в своей ответной ласке и участье:
едина на Земле земная жизнь –
одно на всех и счастье, и несчастье.