Детский плач в Ерушалайме

Детский плач в Ерушалайме


     ***

… Или я накурился кривой тегеранской травы,
Даже страшно подумать – одни бедуины кругом.
Я молчу на наречьях забытой до боли страны,
Как счастливые птицы, держащие в клювах Кедрон.

В этом месте встречаются вдруг, не заметив друг друга,
Сивоворонка в небе и взгляд парусов из Хиттима,
Кипарис у дороги, чью тень собирают по кругу,
Чтоб укрыть – хоть бы кончик ресницы! – кому не хватило,

Утешают себя огурцами, арбузом, водою…
Если в Ерушалайм будешь двигаться из Назирака,
Обязательно встретятся!.. Если глаза не открою.
А открою я их обязательно, просто от страха.

В это время я каждую ночь, как те птицы, которые ночью
Вылезают из веток на желтую греться луну…
Без вчера  и сегодня – свободен и сосредоточен
Мой безногий сосед, на протезах уснувший в углу.

Он лежит, как Амос в сикоморовых рощах Фекуи…
Босиком, без сапог, в башмаках, и опять босиком –
Слишком долго он шел, дорогой мой, дорогой не тою,
Чтобы нынче с неё повернуть ни с того, ни с сего.

Я и воду принёс, разложил этих, как они… спелых! 
Чтобы всё объяснить, мне не хватит и тысячи лет.
Просто нет ничего, что могли бы мы заново сделать,
А тем более что-то исправить, тем более – нет!

Со ступеней Нимфея, равно, как из окон барака,
Соломона дыханьем оливковым пахнет звезда!
Если в Ерушалайм будешь двигаться из Назирака –
Опоздаешь на миг, а окажется, что навсегда.

И наследник пропахших мочою и одеколоном
Пары старых протезов, сижу у вечерней воды.
Я как будто бы видел всё это, как будто бы снова –
Этот Ерушалайм и проклятые эти плоды!..

Я смотрел, как на них появилась и высохла плесень…
Нет, не сам я их вырастил, срезал их тоже не сам.
Но сквозь пламя свечи я узнал покачнувшийся месяц,
Месяц душный и липкий, отчаянный месяц нисан.