***

А потом выпал снег… Повезло каравану с баши.
Сколько сгинуло так вот в метельную ночь караванов.
Хорошо у огня, даже в Богом забытой глуши,
Пить горячую воду и слушать удары бурана

В закопченные стены – мечтая о славе и смерти,
И о том, чего нет и не будет желанней на свете.
«От рожденья за нас в небесах уже всё решено»,
Но подобно лукуму мечтания сладостны эти…

Незатейлива, словно узор на истертом ковре,
Проступает дремотная вязь: «На истертом ковре
Мирозданья мы все уподоблены брошенным детям.
Мы в жестокие игры играем на стертом ковре…»

Открываю глаза. У лица пиалу различаю.
Закрываю глаза. Тихий голос далек и печален:
«Пей, не бойся. Не бойся – возьми мою руку. Вот так.
Узнаешь меня?» - «Да, я тебя узнаю», - отвечаю.

«Скоро жар твой утихнет. Доверься мне. Ляг и лежи.
Завершается вьюга. И мудрый Небесный Баши
В свой заоблачный край милосердно ведет караваны.
В золотистых лугах видишь гурий прекрасных, скажи?

Когда горные пики зарею наполнятся ясной –
Мрак, царящий в долинах, воистину станет ужасным!»-
«Смерть волнует меня, безусловно, мой враг драгоценный,
Только я беспокоюсь»… Но я беспокоюсь напрасно.

Утомленные сном нехорошим глаза открываю.
Так и было, мой друг безнадёжный! Хозяин Сарая
С бритым отроком мне открывают судьбу каравана,
Чьи следы на снегу свежий утренний ветер стирает:

«Всех «танцующий дервиш» увел их – безродный Хаким.
А тебя до утра не будить – повелел нам Хаким.
Он гроза караванов, страшней самого Аримана!
И беседу с тобою закончить – вернется Хаким…»

Свежий утренний ветер. Долина, залитая светом,
Наполняет мне сердце далеким счастливым приветом.
Резкий окрик вдали. Я не слышу и шаг прибавляю.
Если ты этих строк не читаешь, то всё – поздравляю.