Когда ты странствуешь челноком

Когда ты странствуешь челноком, вокруг - безбрежье лесов бородатых и долов,
Верней всего - не тосковать ни о ком. Путь впереди ожидает, он тяжёл и долог.
Учиться надо набело зимовать, по мху определять, где юг, а где север.
Чернильной ночью собой согревать кровать, не оседать нигде, ничего за собой не сеять.
Идти, идти, не чувствуя тяжести ног, в пути собирать ростки, ягоды и коренья.
Хранить себя от страхов, если темно, когда обманывает и собственное зренье.
Не думать о прошлом, вращаться вокруг оси. Питаться морошковым варом, черничным чаем.
Весь мир талисманом держать в горсти, как будто бы не тоскуя и не скучая.
Но всё же однажды, придя к маяку - высокому исполину на скалах щербатых,
Лучом разорвавшему неба лоскут, почувствовать, как перед памятью древней слаба ты.
Как овивает она тело вьюном и проникает всё глубже, бередя, тревожа.
Цепляет детали: звено за звеном. И образ всплывает, и нет никого дороже:
Пшеничных волос, тонкой линии губ, озёрных глаз и тёплых широких ладоней.
Понять, что мир без него ничтожен и скуп, что путь без него всё темней и бездонней.
Как не обманывай себя, как не приучай к местам, не связанным с ним ни одной тропою,
Но память - что из застывшего сургуча печать - и ничто уже её не оспорит.