Человек со старого портрета

Сентиментальная поэма
Посвящается М.Ю. Лермонтову

I
Недавно я, шкаф книжный прибирая,
Потрепанную книгу увидал.
В пыли и паутине утопая,
Сей заголовок золотом сиял.
В старинном темно-красном переплете
Была та книга. Юные мечты
Хранили пожелтевшие листы
И след карандаша на обороте.
Открыл я книгу. Титульный листок
К себе мое внимание привлек.
II
Давно омыт невинными слезами,
В изящных завитушках был портрет,
С которого печальными глазами
Великий на меня глядел поэт,
Спокойный, благообразный, прекрасный.
Ах, этот милый полуоборот!
Высокий лоб, златые кудри, пухлый рот
И этот взгляд, пленительный и страстный.
Волшебный взгляд серьезно-грустных глаз
В душе моей доныне не угас.
III
По-моему, он жил бы в сердце вечно,
Как серебристый свет луны ночной.
Но, на несчастье, жизнь - не бесконечна,
И мы когда-нибудь исчезнем под луной.
Когда-нибудь… Быть может… и потомки,
Как я теперь, через десятки лет,
Вот так же молча взглянут на портрет,
Как на былого старые обломки,
И чья-то вдохновенная рука
Коснется пожелтевшего листка.
IV
Один, как сын отцу, вдруг улыбнется.
Другая молвит: «Он меня любил».
Глупец, быть может, звонко рассмеется:
«Ты не жалел бумаги и чернил,
Забавился прескучными стишками,
Меня в трех эпиграммах просмеял,
А вот жене моей сонеты посвящал
И весь свой век летал под облаками.
Я вообще живу, тебя виня,
Что ты писал стихи не про меня».
V
Быть может все на этом чудном свете,
О коем знают только небеса.
И каждый что-то скажет о поэте,
Которого не видел он в глаза.
Но для чего нам мир судить без толку?
Ведь для души в сужденьях пользы нет.
И мы, переругав весь Божий свет,
Теперь вновь возвращаемся на полку.
Итак, не медля я начну сейчас
Свой тихий полусказочный рассказ.
VI
Была в старинной бархатной обложке
Та книга – символ повести моей.
Она напоминает мне немножко
Неясные мечты минувших дней.
Как будто бы святая добродетель
Являлась здесь мечтанья охранять,
Я потому спешу вам описать
События, каких я был свидетель.
Вот почему белеющая пыль
Остерегает дней прошедших быль.
VII
Читаю: «Первый том. Стихотворенья».
Вот образов всплывает дружный ряд.
Другое было у стихов значенье
Давно, немало лет тому назад.
Ах, эти миньятюры, опечатки!
По ним бродила юная душа.
Пятна от слез, следы карандаша,
Цветок засохший в качестве закладки.
Все эти завитушки и виньетки
Достались мне в подарок от соседки,
VIII
От Дарьи Николаевны. Старушка
Историю открыла мне свою
(Теперь при сих стихах и завитушках
Поклон я героине отдаю).
Давным-давно, когда лихая младость
Восторгом нежным волновала кровь,
Она, впервые ведая любовь,
Вкусила жизни лучший цвет и сладость.
Она поверила в цветные сны,
Стоя в вратах семнадцатой весны.
IX
Она была прелестное созданье,
Лицом белей небесных облаков.
Боюсь, но для такого описанья
Не достает мне образов и слов.
Она была не лишена кокетства,
Однако, эти милые черты
Были полны невинной простоты,
Игривостью, наивностию детства,
Хоть, должен вам признаться, что она
Ребячества осталась лишена.
Х
Как рано плакать девочка умела!
Как рано стала жизнь осознавать!
Как часто ее матушка болела,
Полгода не могла с постели встать,
Полгода в муках билася с недугом,
В конце концов покинув Божий свет,
Когда бедняжке было восемь лет.
Воспоминанье ей осталось другом.
Так нашей юной героине мать
Случилось в раннем детстве потерять.
XI
Отец ее, скупой чиновник мелкий,
Лишь боль утраты первая прошла,
Оставил дочь с старушкою-сиделкой
И погрузился вновь в свои дела.
Характер старушоночка имела
Отнюдь не стойкий на закате лет,
Любила показать авторитет,
С отменным мастерством ругать умела.
Но каждый раз, себя побаловав,
Она смягчала свой горячий нрав.
XII
Дарьюша часто злилась на старушку,
Винила безучастного отца
И под луною плакала в подушку.
Могло б так продолжаться без конца,
Но Бог велел всему перемениться.
Загадочный судьбы переворот
Произошел в те годы с ней. И вот
Случилось, что должно было случиться,
(А было ли такое или нет,
Быть может, вы дадите мне ответ).
XIII
Все началось с того, когда однажды,
В один из тихих зимних вечеров
Возилась Дашенька в пыли бумажной
Средь книжных многочисленных томов,
Как я сейчас, их в стопки прибирала,
На полки составляла со стола,
Водою протирала зеркала
И еле слышно песню напевала.
А за окном сгущалась тишина,
И пробиралась медленно луна.
XIV
Вот томик Даше под руку попался,
Обложка красная и вензель золотой.
(Читатель, ты уж верно догадался,
О чем здесь речь). Изящною рукой
Она, как я, лист титульный открыла
И замерла, любуясь на портрет.
Великий на нее глядел поэт.
На миг в молчаньи девушка застыла,
И все вокруг померкло перед ней.
Она, не в силах отвести очей,
XV
С раскрытой книгою в руках стояла.
Ах, этот миг! Один несчастный миг!
Все, ничего нельзя начать сначала,
Все, что переменил прекрасный лик,
Прекрасный лик поэта. И Дарюшу
Так поразили милые черты.
И очи, полные печали и мечты,
Глядели, как живые, прямо в душу.
Портрет, что раньше только в книге жил,
Невинной Даше голову вскружил.
XVI
Совсем недолго Даша трепетала,
Поэту глядя в карие глаза.
Вот на часах двенадцать простучало,
И за стеной раздались голоса.
Вот в зал вошла Ефимовна, старушка…
С тех пор портрет великого творца,
Забытый всеми, в тайне от отца
Хранился у девчонки под подушкой.
О книге старой позабыл весь дом,
Лишь только Дарья помнила о том.
XVII
И как забыть! Теперь она часами
Глядела на поэта, вся в мечтах,
И обнимала гения глазами,
И слово замирало на устах.
Порою слезы капали на платье,
Она сама взялась писать стихи,
Насочиняла много чепухи
И скоро бросила сие занятье,
Усвоив для себя в душе одно,
Что ей прослыть поэтом не дано.
XVIII
Садясь за фортепьяно вечерами
И ставя на пюпитр его романс,
Она в пылу, дрожащими руками
Брала за диссонансом консонанс.
Клавиатуру пальцы целовали,
Аккорды и движенья беглых рук
Рождали легкий и парящий звук,
Мелодию стихи приобретали.
Для человека жизнь так хороша,
Когда поет счастливая душа.
XIX
Ах, замечательный, великий гений,
Кто знать бы мог, что через столько лет
Плоды твоих небесных вдохновений
Затронут сердце девичье. И свет
Наполнит жалкое ее существованье.
И каждое творение твое
Всей жизни смыслом станет для нее.
Ты будешь ее счастье и страданье,
Не мог бы это ведать разум твой,
Но, значит, так завещано судьбой.
ХХ
Стихи ночами Дашенька читала
В зеленоватом свете ночника,
Пока Ефимовна об этом не узнала –
И книга от Дарюши далека.
Три дня, словно ребенок над игрушкой,
Лила девчонка слезы и клялась,
Что, наконец, в улыбке расплылась
И сжалилась Ефимовна-старушка.
И снова книга в Дашиной руке,
И снова взгляд на титульном листке.
XXI
Своей души девчонка испугалась,
Себя на мысли страшной вдруг поймав,
Пред ней земля и небо – все сравнялось.
Судите, господа, коль я не прав,
Не верьте, коль абсурд вся сказка эта.
Считайте, что я – лучший из глупцов,
Но стало ясно ей в конце концов:
Она влюбилась в бедного поэта.
Любовь, она, как сладостный недуг,
Влюбилась – и забыла все вокруг.
XXII
Опомнись, Даша, что с тобой случилось?!
Ты жертвуешь невинною душой.
Так сильно сердце никогда не билось.
Высокий образ завладел тобой.
Такого в Божьем свете быть не может!
Она влюбилась в гения? Нет! Нет!
Но слишком плохо люди знают свет.
И это правда, Дашу мысль тревожит:
Зачем она тогда зеркальный шкаф
Перебирала, книгу увидав?
XXIII
Зачем старушка раньше не вбежала,
Из рук портрета не отобрала?
Зачем поэта Даша увидала,
На полке протирая зеркала?
Никто не знает будущее наше,
Нам, смертным, жизнь нельзя предугадать.
И как могла заранее узнать
Свою судьбу молоденькая Даша?
Но, значит, ей из тысячи дорог
Лишь этот путь отдал всевышний Бог.
XXIV
Вот десять лет неслышно пролетело
С тех пор, как мать Дарюши умерла.
А, между тем, девица повзрослела
И, будто роза, пышно расцвела.
Ее невзрачное существованье
Теперь открылось миру. Наконец
Отвлекся от забот ее отец
И вновь на дочку обратил вниманье.
А дочка изменилась, как могла,
Не та, что десять лет назад была.
XXV
И лишь теперь седой старик заметил
В ней то, что столько лет не замечал.
Прекрасный взор, как будто пламя светел,
Любовь и радость жизни отражал.
Невольно старец дочкой любовался
И с криком: «Видела тебя бы мать!»
Супруга стал для девушки искать.
Вдруг офицер на ум ему попался.
Сказал старик: «Мне жить два-три годка.
Я выдам дочь за своего дружка».
XXVI
Но дева выйти замуж не хотела
И сторонилась всех подряд мужчин.
До светской жизни не было ей дела,
Ей безразличны были деньги, чин.
Читала Дарья прежние сонеты…
Приехал миловидный офицер –
Он обходительный, прекрасный кавалер.
Ну все при нем: звон денег, эполеты…
Но комплименты и манящий взор
На Дарью не произвели фурор.
XXVII
Не ведал офицер наш приговора…
Уж эти мне красавцы-женихи!
Наскучила девица очень скоро,
Весь день читая вслух ему стихи.
А гость с такой досады и печали
Обижен был на девичий обман.
Он бросил другу денежек в карман,
Уехав прочь. И поминай, как звали.
Оставил деву гость наедине
И часто в письмах жаловался мне.
XXVIII
Ума лишила этим поведеньем,
Как видно, Даша бедного отца.
Он чуть не разорвал «Стихотворенья»,
Крича: «Она влюбилась в мертвеца!»
Дарюша вся слезами заливалась,
Как вдруг беда покрепче к ним пришла:
Ефимовна-старушка умерла,
И девушка совсем одна осталась.
Но лишь один портрет, как прежде, был
Душе несчастной и любим и мил.
XXIX
Летели годы. Дарья Николавна
Жила совсем одна в мечте своей.
И все бы было в этой жизни славно,
Да жить счастливо не случилось ей.
Она, душой влюбленная в поэта,
Свой в одиночку коротала век,
Пока не поседела, точно снег,
Но все же сохранила чувство это,
Лишь книгу мне на память отдала
И с чистою душою умерла.
ХХХ
О, как теперь я счастлив, книгу эту
В руках, как Даша юная, держать,
Глядеть в глаза великому поэту
И о минувших днях воспоминать!
Как много лет с тех пор уж пролетело!
Нет Дарьи Николаевны в живых,
Но жив остался гениальный стих,
А в книге лишь бумага пожелтела.
Поэта строгий, но печальный взгляд
Горит огнем, как много лет назад.
XXXI
Ну, что ж, судите – быль иль небылица,
Быть может, лгу я, сочинять любя?
Могло ли вправду это все случиться,
Решит читатель каждый за себя.
Не верьте, если в правде усомнились…
Я возлагаю лавровый венец
На эту книгу, памятник сердец.
Здесь две души в одну соединились,
Душа девчонки и любимца муз.
Да будет вечен светлый их союз!

2003 г.