Московская квартира ч. 1-11
Дядя Яня наш сосед,
Пережил он много бед,
Начинал дела в Торксине,
Прятал денежки в корзине.
Но цыганка "зоркий глаз",
Материнский чтя наказ,
По руке ему гадала,
Из корзины всё забрала.
Нагадала много бед,
И жены его портрет
В ярких красках описала,
За совет спросила сало.
Яня был совсем не глуп,
Предложил в замен ей круп,
Отсыпал пока он манку,
Под подол взяла буханку.
Рассказала всё о дочке,
Камни есть у почки,
Пить велела минералку,
Записал он всё в шпаргалку.
Почта чуть открыла двери,
Вызвал девушку из Твери,
Умолял скорей прибыть,
В его доме послужить.
Оля девушка простая,
Телеграмму ту читая,
Яню вспомнила зараз,
Проводил контроль он баз.
Паровоз пыхтя, поехал,
План в страну приехал,
На платформах торгаши,
Продают всё за гроши.
Вот Москва: вокзала-три,
Слёзы, Оленька утри,
На трамвай садись скорей,
Выходи тогда, когда музей.
Яня комнату готовит,
Где прислуга будет жить,
Сам клопов на стенке ловит,
Всех их надо придушить.
Скарб нехитрый тащит Оля,
В дом,где Яня её ждёт.
Город шумный, никнет воля,
Робко переулочком идёт.
Дом под флагом на углу,
Двери-дуб и ручки медь,
Не соринки на полу,
Любо, дорого смотреть.
Вышла прямо к Маросейке,
От неё не долог путь,
Стакан "чистой" за копейки
С газам, можно передохнуть.
Дальше влево, вправо дом,
Он с крыльцом четырёхэтажный,
Шум затих, как дальний гром,
Видно дом был очень важный.
Окна крупные в овал,
Этаж третий Яня указал,
Тех, кто раньше проживал,
Час недобрый наказал.
Яня смотрит из окна,
Вот и Оля вся сама,
Пальто из чёрного сукна,
На воротнике лежит "кума".
Чемодан из серой фибры
И корзина для поклажи,
Видно крупные калибры
Везёт Оля для продажи.
Яня вниз почти бегом,
Дверью хлопнул яко гром,
У дверей встречает Олю,
Радости своей даёт он волю.
Управдом в журнал отметил,
Олю участковый заприметил,
Пожелал ей всякого добра,
"Забегу" сказал:"На чай с утра".
Яня Оле комнату открыл,
Где окно глядит в подъезд,
Всё что надо он прикрыл,
"Нам счастье твой приезд".
Оле всё пришлось по нраву,
Отдыхать легла по праву.
О Москве мечта сбылась,
Вот в столицу добралась.
Жена Яни, модная Фаня,
Сразу дочку Аллу позвала,
"Вот тебе дочурка няня,
Меня маникюрша вызвала".
Фаня в модном одеянии,
Губы-под помадой, папиросы
Курит, вся в мужском внимании,
У неё огромные запросы.
Яня наш мужчина видный,
И жених он был завидный,
Но у Фани страсть прошла,
Моряка себе она нашла.
Ссоры Яня не любил,
Всё что надо пригубил,
И сказал своей он Фане:
"Буду спать я на диване".
Тут цыганка подоспела,
Правду Яне всю пропела,
В помощь дочке вызвал Олю,
Пусть хлопот уменьшит долю.
Оля быстро вошла в дело,
Быт большой ведёт умело,
Всех соседей в миг узнала,
Про себя всё рассказала.
Только скромно умолчала,
Что мечта давно запала,
Накопить побольше грошей,
Дом купить себе хороший.
Комнат много, по квартире
Оля ходит тихим шагом,
Слышит, кто в семейном мире
Не под нашим мыслит флагом.
Стал к ней часто участковый,
Заходить с утра на чай,
Разговор он вёл толковый:
"Если что не так ты-замечай".
Днём в начале декабря,
В один из первых дней,
Был убит соратник Октября,
Для многих не было родней.
Из газет квартира узнаёт,
Был на Мироныча налёт,
"Убит в упор из пистолета",
Сообщил Роман у туалета.
Читает он в газете имена
Тех, кто горе Кирову хотел
И всюду сеял злобы семена,
Душой доверчивой вертел.
Роман вспотел, когда прочёл,
Фамилия знакомая мелькнула,
Как жалко раньше сам не учёл,
Инструкция о нём не намекнула.
Теперь работы будет много,
Жильца соседи звали Рома
Кацыв, он мнения иного
Не терпит на работе, дома.
Служба Ромы под секретом,
И лишь жена чего-то знает,
Всегда он ходит с пистолетом,
Ночами вражью душу вынимает.
Он старшим стал недавно,
До этого служил исправно,
Теперь он носит макинтош,
В пенсне походит на святош.
Секретный перечень в его руке,
Там адреса лиц неугодных:
"Сначала заедим к старой "буке",
Она из бывших благородных.
Под Новый год они все дома,
По списку будем ночью брать,
Всё сделать тихо, без облома,
Шофёра сразу надо покарать".
2
Не завершён тюремный шаг,
В затылок пуля вбита
И в дело, где мелькало "враг"
Последняя бумажка вшита.
Под зорким взглядом "эмки"
Из подвала, в последний путь,
Увозит крытый грузовик в потёмки
Тех, кто являл народа суть.
Путь от Лубянки до Донской
Водитель делал много раз
И трупы спихивал доской
Не подымая к небу глаз.
Забрав за груз в обмен расписку,
Что он попал в огонь,
Спешил домой и, отодвинув миску,
Пил водку, мозг одевая в бронь.
Не захмелев от трёх стаканов,
В окно глядел за мост,
На шпили башен - великанов,
Туда, где самый первый пост.
В квартире ночью тишина,
Спят утомлённые соседи,
Ещё недавно здесь жена
Посуду чистила до "меди".
Пугает ночь своей длиной,
Беда случилась с женой,
Сердечный приступ на "госдаче",
Теперь один-не жди удачи.
Но мысль страшнее пистолета,
Что часто снился по ночам,
Загрохотала, как карета,
Расписку он не отдал палачам.
Вот и расписка, трое было,
Число и год, кто принял, подпись,
В груди тревожно всё заныло,
Когда звонка услышал роспись.
Кацыв стоял в дверях угрюмо,
Спросил лишь: "Где?" и взял бумагу,
Часы "Бурэ" забрав с трюмо,
Привычно вывел бедолагу.
В машине он от водки разомлел,
Вот переезд шоссе на север,
Огонь надежды слабо тлел,
Когда вздохнул душистый клевер.
Ворота, часовые, база-всё в лесу,
Машина едет на поляну,
Один охранник взял косу,
Второй лопату дал: "Копай, я гляну".
"Копай поглубже, не ленись,
Да не дури, штыком кольну,
Когда отроешь, помолись,
Не хнычь-я в грудь пальну".
На свежескошенной поляне,
Под тусклым светом фар,
Могилу рыл в ночном тумане,
И сном казался весь кошмар.
"Скажи Кацыв, что за причина,
Такая мне назначена кончина?"
"Ты не порочил честь мундира,
Хозяину нужна твоя квартира.
Водитель новый прибыл к нам,
А ты устал от этих драм,
В окно всё смотришь по ночам
И беспокоишь красный храм.
Немой свидетель нам дороже,
Твоё здесь будет ложе,
И ты не первый дорогой,
Они все там, где дёрн дугой".
Кацыв взмахнул рукой:
"Пора друг на покой".
Хлыстом ударили винтовки,
И он упал у самой бровки.
Пока по лесу эхо мчалось,
Земля на место возвращалась,
Травой прикрытая могила,
Ночную тайну поглотила.
Спит безмятежная Лосинка,
И тусклым светом керосинка,
Рассвет встречает трудовой,
Под паровозный громкий вой.
Машина мчит, спешит домой,
Храпит конвой, Кацыв молчит,
За десять дней уже седьмой,
И каждый: "Гад", ему кричит.
Вот переезд, опять заминка,
На сердце грусть и льдинка,
От паровоза шум и гарь,
Состав на север возит "тварь".
Жена шепнула, что сосед
Кричал на кухне: "Много бед
Кацыв поганый всем приносит
И по ночам не спит-доносит".
"Простой учитель, но узнал,
Что я не отбыл всего срока,
Жене его брат дал сигнал,
При жизни был он дока.
В Москву родителей пора
Мне отозвать из захолустья,
А этих в шею со двора,
Пусть рек соединяют устья.
Жене их комната по нраву,
Большое итальянское окно,
Её семьёй займём по праву,
За помощь отдадим сукно".
Все на работу Кацыв-домой,
Идёт своим неспешным шагом.
Роману дали льготный выходной,
Вчера вручили орден с флагом.
В квартире Оля ждёт Кацыва,
И тихо молвила ему слова:
"На учителей бумажечка готова,
Но участковый требует обмыва".
"Спасибо, Оля, наш ты человек,
Дай Бог прожить счастливо век,
Участковому я подарю сукно,
Тебе хороший тюль на всё окно".
Через неделю мужа и жену,
Что десять лет учили деток,
Им по доносу присудив вину,
Послали к стройкам пятилеток.
Кацыву их комнату отдали,
Шесть на восемь - благодать,
Окна два итальянских, так ждали,
Жаль - тюль пришлось отдать.
Родители к Кацыву стали ближе,
Живут в бывшей комнате его,
С годами стал отец немного ниже,
Но бодр духом и мама ничего.
В квартире десять разных комнат,
Два коридора под прямым углом,
У входа Оля преданный юнат,
А справа Лёля, у мужа под крылом.
Ещё Серебряные справа, её муж
Радик-военный, с ним нет хлопот,
У входа сам Роман и трое его душ,
Жена, сын и дочка Элла-его оплот.
С Романом через стенку Яня, он
Соседям новым внешне рад,
При встрече отдаёт поклон,
И изливает лесть, как водопад.
А дальше по коридору двери,
Идут все по правой стороне,
Тут Оля ходит, как по Твери,
Как проводник в своём вагоне.
У Лёли двери в оба коридора,
Ведь угловая комната её,
У первой не слышно разговора,
Вторая дверь раскроет всё.
Соседка Лёли-Германович Лена
Крепкая, как молодой дубок,
В столовой на Мясницкой её смена,
И повар Лена в дверь толкает бок.
В деревне ей жилось не сладко,
Сбежала от колхозных трудодней,
И с мужем не сложилось гладко,
Осталась с сыном, ей видней.
А дальше по порядку жили:
Кацывы, Полозовы супруги
С сыном и Меломеды свили
В Москве гнездо, прибыв из Луги
Их Петя с детства был ретив,
В четыре года много понимал,
Олю в коридоре чуть заметив,
За сундуком пост тихо занимал.
Потом родителям показывал,
Как Оля от двери к двери идёт,
Отец ему молчать наказывал:
"Молчи сынок, она беду ведёт".
В дальней комнате Молярские,
Муж поляк, из русских мать,
Простые люди, а не барские,
Решили Лидой дочь назвать.
Кухня общая для всех тех,
Кто стол сумел поставить,
Яня таких не пожелал утех,
Стол у двери сумел оставить.
На примусе тут Оля и готовит,
Посуду моет, греет утром чай,
Соседей часто остановит,
Для любопытной просто рай.
Её ровесники, кто в школу
Вечернею спешит или кино,
Кто в секцию по волейболу
Или во двор, где домино.
У Оли жизнь совсем иная,
Семью накормит и в каморку,
Газеты почитает, хлеб уминая,
И наблюдать в дверную створку.
Давно соседей изучив шаги,
Их узнаёт с закрытыми глазами,
Ей участковый придаёт отваги,
Знакомит с наблюдения азами.
Окончил участковый военшколу,
В ней был отличником милиции,
Спортсмен, разряд по волейболу,
Хранил и офицерские традиции.
Любитель карт, игрок бессменный,
Играл с друзьями в преферанс,
Успех его неровный, переменный,
Но верил в свой заветный шанс.
Его подруга Тоня жила рядом,
Трудилась в модном ателье,
Пронзила сердце одним взглядом,
Любимой подарил вчера колье.
Сегодня удивился он тому,
Как много Оле удалось узнать,
О всех соседях по дому,
Где раньше проживала знать.
Ей Яня дал вчера прибавку
И обещал такую справку,
Как бы она служила Главку,
Что даст к пенсии добавку.
3
Жена Кацыва с утра плачет,
Соседям не сказав причину,
Сама из магазина много тащит.
"Объявили", день начал середину.
"Война пришла на все границы,
Страну бомбят с крестами птицы",
Все магазины мигом опустели,
Нет спичек, соли, белья к постели.
Почтальон без обеда повестки
Вручает жильцам по квартирам,
Плачут матери. жёны. невестки
И не рады военным мундирам.
На вокзалах прощанье и слёзы,
Паровозная гарь, оркестры, гудки,
Мчатся на запад, отражать угрозы,
Военные эшелоны круглые сутки.
У Лёли муж погладил сыновей,
Сказал: "Прощай" и отбыл на вокзал.
Ему сообщили : "Ваш эшелон левей",
А правому светофор зеленый указал.
Холодный вечер, мелкий дождик,
Звонит он Лёле: "Принеси плащ мне,
Меня зовёт к себе сосед наш Радик,
Он капитан и был не раз в огне".
Яня слышит Лёли разговор,
Ведь коммунальная квартира.
"Не теряйте время Вы на сбор
Детям почитаю и дам кефира".
Трамвай, троллейбус и метро,
Идут с огромным перерывом,
У Лёли всё волнуется нутро,
Идёт пешком, бежит с надрывом.
Вокзал, толкучка, крики, шум,
Отходит справа эшелон один,
Что муж уехал, ей пришло на ум,
Но счастье-он у ограды виден.
"Пока я ждал тебя, уехал Радик,
Мне жаль, что с ним не вместе,
Детей не отдавай ты в садик,
Не плачь! Приедем, дам я вести".
Умчался в даль и левый эшелон,
И женский плач за ним летел,
Над площадью парил, как слон,
Аэростат и паровоз гудел, пыхтел.
Уж поздно Лёля возвратилась,
В квартире свет вполнакала,
Уехал Женя - жизнь закатилась,
Детей увидела, заплакала.
Яня хоть устал - бодрится:
"Мы не долго будем воевать,
Наш народ умеет биться,
Всех побьём, не надо горевать".
Добрый Яня спать пошёл,
Тишина в большой квартире,
Новый день войны прошёл,
Лёле страшно в этом мире.
Спит Аркаша, Гена спит,
Что им жизнь теперь сулит?
"Славу Богу дети ходят
И горшок всегда находят.
Женя дал совет хороший,
Надо ехать нам в Лосинку,
На дорогу хватит грошей,
Оля одолжит свою корзинку".
Дождь прошёл и солнце
Бьёт лучом через оконце,
Лёля деток будит, одевает,
В путь дорогу собирает.
"Мы в метро", они и рады,
Эскалатор-верх награды,
Глядят оба строго вниз,
Место у окна в вагоне-приз.
На вокзале суматоха, давка,
А в вагоне им досталась лавка,
За окном столбы, платформы,
И мостов причудливые формы.
Вот платформа, длинный мост,
А под ним, состава хвост,
Уголь, воду паровоз заправил,
Укатил вперёд, но дым оставил.
Сквозь народ к двери пробились,
На платформе приземлились.
"Вот она, дети, Лосинка наша,
Будет Вам у бабы с дедом каша".
С трудом осилив высокий мост,
Ступени не под детский шаг,
Увидели зенитки, строгий пост,
Тут не пролетит коварный враг.
По Большой Мытищинской они
Мимо дач и магазина шли.
"Мы поживём у папиной родни,
Вот и калитка, мы пришли".
Восторг детей и радость встречи,
Прервали звуки гадкой трели,
В домах тряслись, завыли печи,
Летели стаей на Москву "хейнкели".
"Здесь каждый день бомбёжки,
То базу бьют в лесу, то мост,
Ночами не снимаем мы одёжки,
Отрыли щель под полный рост".
Летели дни войны кровавой,
Что делать женщине с детьми?
В Лосинку и Москву с оравой,
Елена ездила, не дорожа костьми.
Страшней бомбёжки голод
Стал донимать родню и их,
Дед заболел и в доме холод,
Соседи схоронили уже двоих.
Внезапно хлопнула калитка,
Открылась дверь и Женя
Вошёл, на нём плащ-накидка,
"Увольнение на сутки у меня".
Отец промолвил слабо "Женя",
И отошла душа былого казака,
Война обычаи сжала до дня,
И на Москву была тогда атака.
Вернулся Женя в свою часть,
Елена до Москвы добралась,
"Как выжать, что будем есть?
Одна с двумя детьми осталась".
4
Их двое в комнате, а она одна,
И крыса очень голодна,
Не спешит к себе убраться,
К младшему стала подбираться.
Им два и три годочка,
Идёт война, Москва, тут точка.
Дверь на замок закрыла мама,
Из репродуктора-футбол ЦДКА-Динамо.
Пока светло они бодрятся,
В руках их палки-обороняться,
Но быстро солнышко садится,
Они не спят, а крыса злится.
На стол поставили два стула,
С них держат круговую оборону,
Чтоб крыса-фашист не обманула,
Стучат, стреляют палки-дула.
Спаситель-Лёля воротилась,
Сбежала крыса в щель,
От спички керосинка засветилась,
На ужин варится кисель.
Уснули дети, нет бомбёжки,
Забила щель стеклянной крошкой,
Спать не дают клопы и вошки,
С утра стоять ей за картошкой.
Яня сообщил, придя с работы:
"На улице Кировской есть дом,
Для солдаток знаю там льготы,
Еду дают, кто со своим судком".
Теперь с утра до самой ночи
С детьми стояла за обедом,
Домой несли, слипались очи,
Поев, за ними засыпала следом.
Вой сирен и репродуктора сигнал
Не в силах оторвать семью от сна,
И каждый твёрдо из них знал,
Какая дорогая хлебушку цена.
Соседей по квартире стало мало,
Почуяв неудачи на фронтах,
Решили, время уезжать настало,
Спешили. забывая даже о зонтах.
Ребята встали поздно и с трудом,
А здесь проход закрыла тумба,
На Кировской ещё дымился дом,
Молочную разбила ночью бомба.
Через Кривоколенный к столовой
Дошли, очередь далеко от входа,
Говорят: "Суп сегодня дают перловый,
А бомбу бросили со второго захода.
Крысы в домах совсем обнаглели,
Девочке ночью объели лицо,
Чердаки закрывать на замки велели,
Стало опасно носить серьги, кольцо.
Сахарин всё дорожает на рынке,
Сахар народу давно не везут,
Мыло хранила соседка в крынке,
Разрезала, в внутри там мазут.
На складе дрова из сырой осины,
Фитиль не достать к керосинке,
На парашютах сбрасывают мины,
Валенок нет, промерзают ботинки.
Ночью опять запускали ракеты,
Цели указав для бомбёжки,
С листовками сбросили конфеты,
Дети мёрзнут, нет тёплой одёжки".
Морозы с каждым днём крепчают,
Приходят похоронки ежедневно,
"Бои тяжёлые", по радио сообщают:
"Народ врага встречает гневно".
Повар Лена с сыном в Бологое
Рванула, не поглядев на карту,
Ей бы взять направление другое,
Бои там разыгрались к марту.
Кацыв с семьёй уехал в Омск,
Там стал начальником тюрьмы,
Полозовы, Меломеды - в Томск,
Подальше от военной кутерьмы.
Треугольник пришёл от Жени,
"Жив, здоров, в как там Вы?
Пишу не часто ни от лени,
Бои тяжёлые на подступах Москвы".
Сообщил, что эшелон. где Радик,
Сожгли, состав сгорел дотла,
В нём эвакуировался детский садик,
Сгорело всё, до паровозного котла.
5
Война всё двигалась к Москве,
Совсем в плотную подошла,
Правительству, что было во главе,
Уехать в Куйбышев пора пришла.
Верховный не оставил кабинет,
Москву сдавать не много чести,
Врагу мы скажем только нет
И сибиряки везут благие вести.
Мороз под сорок и снега по пояс,
Москва вмерзала в 41-ый год,
В траншеях и окопах сутки роясь,
Всё перенёс великий наш народ.
И первый клык фашистский зверь,
Сломал под городом Москва,
Бежал поспешно, позабыв, где дверь,
И в след неслись проклятия слова.
Победы миг крепил нам веру,
Терпеть невзгод суровых меру,
Жестокий враг всё бросил в бой,
Страна жила одной судьбой.
Жильцов в квартире теперь мало,
Яня, Алла, Фаня и прислуга Оля,
Серебряных в Москве не стало,
Печальное известие - их доля.
Родители Кацыва, после долгих дум,
Отправились в Сибирь за сыном,
В Горьком напугал дорожный бум,
Назад товарным ехали вагоном.
Поляк Молярский не угоден фронту,
С женой работает на фабрике одной,
Их дочку Лиду привлекли к ремонту,
Окна, разбитого взрывной волной.
Был ночью очень сильный взрыв,
Попала бомба полутоная в ЦК,
Вбежал к Лёле Яня, страх не скрыв,
Вскричал: "Вы живы? Пронесло пока".
Разбитых верхних два стекла Елена
Фанерой с девочкой старается забить,
Пар изо рта, простужен сильно Гена,
И с табуретки гвозди трудно вбить.
Хлопочет Яня: "Я бы Вам помог,
Но мастерить не дал мне Бог,
Олю попрошу, согреет Гене чаю,
И дам пирог, дрожит он, замечаю".
Живут в квартире три семьи и Оля,
Дверь запирают на ночь на засов,
Трудная им всем досталась доля,
И взвесить всё не создали весов.
Однажды звонок сигнал подал,
Приехал с фронта брат Елены,
Он автотранспорт сопровождал,
И навестить пришёл родные стены.
Обнял Елену, прижал к себе детей,
И понял, - здесь фронта тяжелей,
Оставил шоколад, ещё тушенку,
На бак бензина обменял им пшёнку.
Принёс Елене из машины валенки,
Они ещё крепки, хоть стареньки.
Поницкий, что полуторку водил,
Его обмен бензина сразу осудил.
Уехал брат, Елена тихо плачет:
"Когда зима проклятая пройдёт?
От мужа писем очень долго нет,
И дети ниже ростом своих лет".
Поницкий изложил, что видел,
Сообщил число, квартиры номер,
Назвал авто, кто в нём сидел,
Просил принять разумных мер.
Письмо он бросил в синий ящик,
Борьба с врагом в тылу важна,
В газете напечатан был образчик,
Писали - бдительность нужна.
Кацывы страшно похудели, еле
Вползли на свой этаж вдвоём,
У комнаты Елены на пол сели,
Пусти пожить, а то мы тут помрём.
В их комнате окно разбито,
Дверь крепко наглухо забита,
Да, люди - не дырявое корыто,
Дверь Елены им была открыта.
Оля принесла матрас, подушки,
Дети в угол унесли игрушки,
Яня с кухни ширму приволок,
Уютный с дверью сделал блок.
Ребята ходят дома боязливо,
Больные люди им страшны,
В солдатики играют и пугливо,
Снимают у горшка свои штаны.
Как-то Оля просит Лёлю сесть,
"Не оставляй детей с больными,
Они от голода их могут съесть,
Они рычат и выглядят чудными".
С тех пор ребята с Лёлей вместе
С утра до ночи в очереди ждут,
Однажды вечером им Яня вести
Сообщил: "Кацывы не придут".
Вторая вновь закрыта дверь,
Вокруг стола побегать можно,
Машину дети делают теперь,
Дощечки подгоняют осторожно.
Стучали, резали ножом, пилили,
Машину славную смастерили,
По коридорам, в комнате катали,
Им Оля по конфете - нет медали.
Ливитан в репродуктор извещает:
"Идут бои, враг нас не застращает".
На фронт прибыл, шептались Жуков,
Пойдём вперёд, неслось из слухов.
6
Лида с Лёлиными ребятами
Торопится в кинотеатр "Спартак",
На афише бойцы с автоматами
Отбиваются от немецких атак.
Как не спешили они - опоздали,
Кассирша Лиде продала билет,
По лестнице поднялись, в зале
Идёт журнал, уже погашен свет.
"Ребята заходите, фильм хороший,
Садитесь тихо на последний ряд
И не оставляйте нам свои галоши",
На спинки кресел уселись подряд.
На экране всё как в этой жизни,
Бомбёжки, воздушные тревоги,
И два бойца одолевают козни
Врага, воюют, дружат - вот итоги.
Песню под гитару про Одессу
Аркашин тёзка спел душевно,
А "Тёмная ночь" вызвала завесу
Слёз, их с глаз смахнули гневно.
"Шаланды полные кефали
В Одессу Костя приводил",
Ребята по дороге напевали,
Мотив прилип к ним, заводил.
Домой вернулись, оживлённо,
Лёле рассказали всё о фильме,
Она на них смотрела удивлённо:
"Они как Чук и Гек в диафильме".
Пришло письмо от тёти Клавы,
Жены брата Лёли, живёт в Каменке,
"Давно нет писем от мужа Славы,
Пишу в Москву, а может Вы в Лосинке?
Ответ от Лёли был печальный,
"У нас был сослуживец Славы,
Полгода Слава был опальный,
Теперь воюет на полях державы.
Он по доносу был осужден,
За что не знает точно сам,
Был ранен, сильно награждён,
Об этом написал тебе и нам.
Получишь скоро ты письмо,
В Москву они идут быстрей,
В войну всплывает всё дерьмо,
Но верь в людей и будь бодрей".
Прислуга Оля просит стульчики,
У Фани собрались её друзья,
Бывали часто у неё загульчики,
Гуляют моряки и торгаши "князья".
Стучится поздно в двери Алла,
"Меня к Вам няня Оля послала,
Она собрала со стола остатки,
У вас в еде, сказала, недостатки".
Елена рада - красная помада
Легко срежется ножом по краю.
"Белый хлеб мальцам награда,
Они живут, для них не умираю".
Просил Евгений вещи не беречь,
Продать его костюм, пальто, коньки,
Топить почаще для обогрева печь,
И верить - будут светлые деньки.
Всё скушал рынок ненасытный,
Последний продан был пиджак,
Купили чайник монолитный
И даже вышитый цветной кушак.
Ребята заболели оба сразу,
С рынка принесла она заразу,
Купила огурцы солёные из бочки,
Ребята съели - заболели почки.
"С температурой их в больницу",
Врач участковый не дурит:
"Скорей детей под капельницу,
Пока не заиграл у них нефрит".
В больнице чистые постели,
Дни первые тяжёлые, потели,
Кричали от уколов, процедур,
Затянулся их больничный тур.
Пошли ребята на поправку,
Просили нянечку добавку,
Их врач, молоденькая Даша,
Сказала им: "Нужна Вам каша".
Сообщила Лёле:"Слабы детки,
Они качаются как ветки,
На свой страх их я придержу,
Сама за ними пригляжу".
Война ушла от стен Москвы,
Весну несли птиц тетивы,
Ушли метели, страшный холод,
И притупился в людях голод.
Трамваем Лёля привезла ребят,
Они её целуют, хором говорят,
Как их жалела доктор Даша,
"Теперь она сестрёнка наша".
Скромно в дверь стучится Яня:
"Дров я дам-пусть будет баня,
Натопи колонку в общей ванной,
Оля даст крупы для каши манной".
За столом сидят помыты, сыты,
Дети неоконченной войны,
Им никем медали не отлиты,
Только слёзы матери видны.
7
Столовая теперь к ним ближе,
На Маросейке у милиции она,
А солнце за окном всё ниже,
И аэростата выползла спина.
На диване усевшись уютно,
Прижавшись нежно к маме,
Слушают, понимая смутно,
О бабушке, чьё фото в раме.
"Моя мама",- говорила Елена,
"Москвичка седьмого колена,
Была младшей из трёх сестёр,
Кто-то надпись на фото стёр.
Звали их Лиза, Анна, и Мария,
Мария-ваша бабушка ребята,
Её судьба не обычная история,
И память о ней для меня свята.
Когда ей было лет семнадцать,
Её сосватал солидный господин,
Она его не стала отрицать,
В Кирсанов он вернулся не один.
И вскоре родились: ваша мама,
Тётя Нина и дядя Слава,
К слову от Вячеслава телеграмма:
"Письмо прислала моя Клава.
Дошли к ней письма в Каменку,
Тебе спасибо Лёля за советы,
На почту забежал я в переменку,
Готовим фрицам мощные ответы",
Наш папа Николай Иванович,
Был по образованию юрист,
В Казане учился, сам москвич,
Приветлив был и не задирист.
Любил охоту. степи и леса,
Наделал чучел, дом заставил,
Чтоб не сбежали волк, лиса,
Медведя он у двери поставил.
Он был богат, держал прислугу,
Учитель в дом к нам приходил,
Любили с папой гулять по лугу,
У ёлки с нами хоровод водил.
На улице Гоголя во дворе,
Стоял наш дом с мезонином,
На площади базарной детворе
Дарили сласти с ванилином.
Летом уезжали мы на море,
С нами вся мамина родня,
Жили дружно, не бывали в ссоре,
Всё рухнуло не припомню дня.
Ходили люди с красным флагом,
На площади базарной митинги,
Царь отрёкся - считали благом,
В Кирсанове объявились "викинги".
Затем наступила страшная пора,
Возникли банды, грабежи. разбой,
Опасно стало выйти со двора,
Народ бежал из города гурьбой.
В те года папа заболел и умер,
Мама вышла замуж вторично,
Отчим принял нужных мер,
Увёз в Москву, где всё прилично.
Семья у нас была большая,
У мамы дочка Рита родилась,
Она ей песни пела, утешая,
Прелестно так, что я гордилась.
На Арбате, где проживали, ночью
К нам забрался вор, мы спали,
Всё ценное украл, теперь воочию,
Мы всей семьёй в бедность впали.
Жить переехали тогда в Лосинку,
Там с папой вашим повстречались,
Помог Евгений выбрать керосинку,
Потом в Москве мы расписались.
В Лосинке от брюшного тифа
Совсем внезапно умирает мама,
Семья распалась, как чёлн у рифа,
Отчима с Ритой утянула дама.
Как старшая сестра - я помогала
Осиротевшим Нине, брату Славе,
От всех невзгод оберегала,
Потом Вячеслав уехал к Клаве.
Окончив школу, курсы Нина
Замуж вышла, жила в Лосинке,
Родила сына, но тифа паутина
Её сгубила, справили поминки.
Мальчика родня отца усыновила,
Нас знать совсем не захотела,
Возможно,их боязнь остановила,
На брата папы вели тогда дела.
Теперь, вдвоём мы с Вячеславом
При встрече о Кирсанове грустили,
О храме стройном пятиглавом
И как в Рассказово с отцом гостили.
8
Давно уснули Гена и Аркаша,
Елена отнесла ребят в кровать,
Самой ей снится доктор Даша,
Она в шинели и уходит воевать.
Сон разбудил Елену, тишина,
Скребутся в коридоре мыши,
"За что мать сына лишена,
Когда и так бед выше крыши?
Да Русь большая, нету края,
И враг её не в силах одолеть,
Но как же горько, если умирая,
Знаешь, убивает родная плеть".
Недавно в очереди старушка,
Дала ей стих из мест далёких,
Листок помятый-не игрушка,
Он весть о них, так одиноких.
Стих 1
Бьёт сердце, как в набат...
Бьёт сердце, как в набат,
В висках звучит оно,
Приснились Маросейка и Арбат,
От них оторван я давно.
Они как ласточки весной
Покой души тревожат,
Взор застилают пеленой,
Тоску и боль разлуки множат.
И только робкий стих
К ним долетит, быть может,
Когда людской поток затих,
Свечу зажечь поможет.
Там у лампадного огня,
Старушка-мать склонится,
Всё Бога молит за меня,
Сынок пусть возвратиться.
И в свете тусклого огня,
Тень за спиной клонится,
Погаснет свечка, помянув меня,
Не суждено надеждам сбыться.
Когда прольётся утра свет
На очень низкие туманы,
На мой запрос дадут ответ
И круг замкнут свинцом наганы.
Здесь одинокий крест на всех,
Кого свезли товарные вагоны,
Воткнёт охрана наспех, за успех,
Спеша примерить лычки на погоны.
И очень пьяный капитан,
Почти - что алкоголик,
За нас нальёт себе стакан,
Дрожа, как перед смертью кролик.
В комочек смятый стих,
К Вам попадёт, быть может,
Расскажет, как поэт затих
И свечка память растревожит.
Бьёт сердце, как в набат,
В висках звучит оно,
Приснились Маросейка и Арбат,
От них оторван я давно.
Конец стиха 1.
Елена знала брат Евгения,
До ареста жил на Арбате,
Семью коснулись все гонения,
И Слава побывал в штрафбате.
Над керосинкой стих сожгла,
На стол скатились слёзы
И грудь кольнула острая игла,
Жестокая война сгубила грёзы.
Уже светает, скоро им вставать,
Прикрыв детей, сама уснула,
От зеркала луч солнца на кровать,
Принёс тепло, весна его вернула.
На Первомай салют - залог победы,
Гремел, сиял, пугая стаи птиц,
В лучи собрав все наши беды,
Прожектора застыли, ожидая блиц.
С грачами возвратились Меломеды,
Готовят в комнате на примусе обеды,
Твердят Елене: "Измучились в дороге,
И жили в Томске тесно, как в берлоге".
Полозовы получили похоронку,
Сын не успел доехать к части,
Попала бомба вторично в воронку,
Не спасла от воздушной напасти.
Они не спешат в Москву вернуться,
На сердце не зарубцевалась рана,
Боятся к вещам сына прикоснуться,
Не верят похоронке - очень странна.
Серебряные вернулись ночью,
Мать и дочь, как две струны,
Они всё знали и теперь воочию,
Прочли похоронку в лучах Луны.
Приехала Мария - систра Жени,
От бабушки привезла подарки,
Костюмчики Аркаше и для Гены,
Синие в горошек, не так марки.
Фашисты драпают, видна граница,
Их Сталинград и Курск лишил ума,
И в Минске покарала их десница,
Не помогло им лето, как нам зима.
Прибежала Лида: "Немцев ведут
По Большой Садовой - пленных",
Дверь на замок пришли - идут
Колонны побитых и опалённых.
Впереди командиры с орденами,
В форме, в повязках, с крестами,
А за ними, те, кто дрался с нами
В пилотках, в очках, с бинтами.
По бокам колонн конные, солдаты,
Враг хоть разбит, но ещё опасен,
Аркаша и Гена запомнили даты,
Миг победы народа прекрасен.
Уже темно, а всё идут колонны,
Лёля с детьми пошла домой,
"Зверьё, бросало бомб тонны,
Теперь идут толпой немой".
Новый участковый пришёл к Оле,
Спрашивал, кто учится в школе,
Какие в доме живут ребята,
"Вчера на уроке изъята граната".
Спросил мимоходом про Лёлю,
"Не видно с детьми неделю",
"Они с тёткой уехали на дачу,
Мне жалко детей, вижу - плачу".
"Я понял, у нас контакт налажен,
А бывший участковый - подлюга,
За грабёж арестован и посажен,
Звала меня "Ванькой" эта сука.
9
В Лосинке дом совсем облез,
И крыша в дождик протекает,
Сын Марии на чердак залез,
Все дырки паклей затыкает.
Брат Лёва трудится на базе,
Мария и бабушка им гордятся,
Вот Лёва показался в лазе,
Корзинки сбросил: "Пригодятся".
Аркаша и Гена их подобрали,
Одни в лес настроились идти,
Грибы и ягоды не собирали,
И дорогу не знают, как найти.
Смеётся Лёва:" Сходим вместе,
Я знаю здесь места грибные".
Ребят обрадовали такие вести,
Запрыгали вдвоём, как заводные.
Мария с бабой Таней в церковь,
Лёля с Лёвой и ребятами в лес,
Через шоссе, в поле, где кровь
И пот убитых в танке, если влез.
Всё поле от Москвы к Мытищам,
Заполнено подбитой техникой,
Танки, машины, орудия (тысячам
Нет счёта), глядело жуткой хроникой.
Лес - сосны корабельные и птицы,
Огромные муравейники и валуны,
А в глубине - берёз виднелись ситцы,
К ним побежали дети шалуны.
Грибы собрали разных видов,
Дошли неспешно к речке Ичка,
Полно в ней головастиков у бродов,
Прозрачна, холодна её водичка.
Идут домой, а на дороге лось
Один спокойно ветки гложет,
Сохатый пересёк дороги ось
И удалился, к воде быть может.
С опушки леса видно школу,
Левей, крест над церквушкой,
А на поле - "зверей", что крамолу
Москве несли, подбитых пушкой.
Лёва и Мария с утра на работе,
Лёля с бабушкой копаются в саду,
Гена и Аркаша на своей охоте
С мышеловкой, мышам на беду.
Притихли мальчики, идёт футбол,
Забил "Зениту" Гранин первый гол,
Синявский репортаж ведёт умело:
"ЦДКА мячом владеет, атакует смело".
Приемник СИ-235 пищит, как гнус,
Неясно слышно, что на стадионе.
"Сальников попадает в штанги брус,
И Никаноров мяч ловит в зоне".
Объявлен перерыв, "Зенит" не весел,
"Второй начался тайм, пора играть,
Защитники ЦДКА вступают в драку,
Штрафной, важна в финале воля".
Трибуны рёв смешался с шумом,
Упало напряжение во всей сети.
"Фанатов ЦДКА ударило, как громом,
Гол Сальникова - Зенит в чести".
Летело лето, как стрела из лука,
Ушло тепло июльских дней,
За августом сентябрь и разлука,
Отъезд в Москву, где голодней.
Ребята к станции идут с букетами,
С ними Лёля несёт две сумки,
Отстояли очередь за билетами,
Все в вагон, на крышу - полоумки.
У Яузы была надолго остановка,
Говорили: " Кто-то с крыши упал",
Носилки пронесли, поверх циновка,
"Бедняга", головой он в столб попал.
В Москве у всех контроль билетов,
Проверка личных документов, багажа.
Идёт жестокая война, полно секретов,
Врагу не отличить объект от муляжа.
В метро прохладно и малолюдно,
На третьей остановке выходить,
От метро к дому идти нудно,
Переулками Лёля стала их водить.
Вот виден дом, устали, но пришли,
Замок на двери легко открылся,
Погром мышиный в комнате нашли,
И в документах, видно, кто-то рылся.
Оля тут как тут стучится в дверь:
"Я соскучилась по Вам ребята,
Ездила к тётке на речку Сумерь,
Привезла и Вам солёные опята".
Лёля ей букет цветов, что с дачи.
"От Полозовых пришло письмо,
В Сибири дождались они удачи,
Сын жив, работает, а где - клеймо".
Их сын окончил школу, институт,
Работал математиком в отделе,
Был призван в армию и тайна тут,
Убит или пропал, не ясно в деле.
С утра семья опять к столовой,
Их очередь недалеко от двери,
Женщина в шапочке не новой,
В слезах сказала: "Немцы - звери.
Под Себежем сожгли деревни
За помощь нашим партизанам,
Живых людей загнали в плавни,
Стреляли в них, как по фазанам".
Знакомая старушка, что стихом,
Её короткий сон весной нарушила,
"Прочти" сказала, и "Не сочти грехом,
Листок под дверью я обнаружила".
Стих 2
Одна звезда.
Сегодня рвут меня на части,
Беда, болезнь. напасти,
Им карта вышла в масти,
Они теперь у власти.
Здоровье, радость, сладкий сон
Мне не видать из этих зон,
Одна дорога на покой,
Лежать под вечной мерзлотой.
Кайло, лопата и тележка,
Я здесь не человек, а пешка,
Бреду, шатаясь, до ночлега
И не осилить мне побега.
Одна звезда в ночной тиши
Сквозь облака сюда пробьётся,
И светом мне мигнёт - пиши,
Пока рука цела и сердце бьётся.
Конец стиха 2.
Прочла Елена. стих вернула,
В памяти брат Жени воскрес,
"Судьба его так лихо повернула,
Живой ли он, а нет, где крест?"
Быстрей раздача заработала,
В помощь дали инвалидов,
В сумке судки она закутала,
Домой - дворами мрачных видов.
10
Сегодня Фаня вся в работе.
Надомницей оформили её,
План по спортивной квоте.
Рисует буквы, цифры на бельё.
Динамо, Спартак и ЦДКА,
Торпедо и Крылья Советов,
Через тарфарет ведёт рука,
Футбол в почёте у атлетов.
Фаня с Олей сушат майки,
Коридор завешен ими весь,
Запирают дверь от шайки,
Что ночами грабит здесь.
На чердак замок сломали,
Утащили у соседей всё бельё,
Кошку на стене намалевали,
Осмелело за войну жульё.
Ночью кто-то рвался в двери,
Яня дважды с Олей подходил,
Шум похож, подобно звери
Клетку рвут, будто слон ходил.
Лом подсунули под ручку,
Подтащили старый шкаф,
Лишь под утро страха тучку
Яня отогнал, часок поспав.
К празднику Лёле карточки
Выдали в домоуправлении.
Весь месяц без проволочки
Продуктов будет пополнение.
Сахар дают по карточкам
Во дворе дома на Кировской,
Номера сверяет по ручкам
Строгий контроль людской.
Женщины вдруг зашумели,
Аферистку с грудным выводят,
Куклу, вместо дитя углядели,
Наглые люди по жизни бродят.
Под вечер очередь подошла,
Три кулёчка они получили,
Довесочки Лёля детям нашла,
В рот положили и вкус изучили.
"Завтра ребята за дровами
Мы пойдём, возьмём санки,
Выберем, только сухие, сами,
Выдают их по одной вязанке".
Пришли в Девяткин переулок,
Нашли ворота, где дают дрова,
Начальник отвёл их в закоулок,
И дети слышали его слова.
"Живёте Лёля, помню рядом,
А с Женей вместе я служил,
На поезд был налёт и гадом,
Был ранен в ногу, едва ожил.
Был поваром в военной части,
Часть наша - ремонтный поезд,
В налёты продукты от напасти
Я охранял, но разбили переезд.
Стоим мишенью в открытом поле,
Идёт налёт и воют жутко бомбы,
Все врассыпную и поневоле
Полез и я под мостовые тумбы.
А фриц из пулемёта бьёт по нам,
Зенитчик уловил его в прицел,
Он задымился и взорвался сам,
Попал мне в пятку, а Женя цел.
Теперь я здесь, хромой вояка,
А там идёт большая драка.
Дрова сухие тут, ниже сырая бяка,
Приходите ещё - дам из брака".
Санки нагрузили, потащили,
На Армянский и вниз домой,
Караулят, чтобы не утащили,
Будет детям теплей зимой.
Вернулась бедолага Лена,
Сын Славик вместе с ней,
Они чудом избежали плена,
А волки были ещё страшней.
Стучатся к Лёле, входят вместе,
Ребята Славика своим признали,
Те за столом поведали им вести,
Как волки лошадь в лес угнали.
Ребята жмутся ближе к Лёле,
Им страшно и волков боятся,
Что "Тигров" и "Пантер" в поле,
В Лосинке видели - гордятся.
Лена опять в столовой повар,
Уходит рано, спят ещё соседи,
Славика деревенский говор,
Смущает братьев при беседе.
Под Новый год втроём у печки,
Глядят, как в огне дрова сгорают,
Погодки братья, белее свечки,
Узнали - волки на деток нападают.
"Мужчин боятся, женщин мало,
А на детей зверьё ведёт охоту,
Кормов в войну в лесах не стало,
В деревню ходят, как на работу.
Собак воруют, многих запугали,
Ночами слышан волчий вой,
Девочка пропала, всё гадали,
Нашли останки, поросшие травой".
Звонки все загремели сразу,
Полозовы вернулись из Сибири,
Открыли комнату и с дороги заразу,
Смыть - в баню, нет воды в квартире.
Меломеды съездили на рынок,
Купили к своей Пасхе живого петуха,
Но "Петя" с кухни без заминок,
Слетел во двор, подальше от греха.
Ловили птицу всем двором,
Тут отличилась Наташа - управдом,
Теперь его держали под кроватью,
Куриный род придав проклятью.
11
Аркаша с Геной шмыг во двор,
В окно им слышан детский сбор,
Ребята в "штандер" весело играют,
Чужие у стены "казёнку" набирают.
Зовёт к окну их бабушка Марфуша:
"Компот сухой, здесь яблоки и груша,
Его возьмите, отнесите маме,
Но он не мытый, не берите сами".
Лёля плакала над этой миской,
Война в Берлин уже вошла.
Ребята в дом вернулись с киской,
А кошка попила, покушать не нашла.
Окно открыто, она прыг к соседу,
Ребята обыскались, нету киски,
Пока они о кошке вели беседу,
Та вышла и жадно пьёт из миски.
Сосед их Славик пришёл домой,
Вернулась с работы повар Лена,
Раздался крик, "Ой! Боже мой,
Украли масло, это видно Гена".
Влетела к Лёле, как снаряд,
За ней вошла тихонько Оля,
На кошку вдруг упал их взгляд,
А та в окно и на карниз, где воля.
Оля сгладила шутя все краски,
"Гена в форточку и не пролезет,
Кошка кушать хотела, а не ласки
И не знала, что удачно влезет".
"Целую маслёнку масла съела",
Причитала Лена, Гену обвинив,
Извиниться даже не сумела:
"Славик мой к учёбе стал ленив".
Голос Левитана звучит уверенно:
"Красная Армия врага за границу
Выбила, ему мало дней отмерено,
Ведём бой за Берлин, его столицу".
Бьёт в небо свет прожекторов,
Салют победы над Москвой,
Война разрушив мирный кров,
Вчера сдала последний бой.
Как зверь она сжирала
Надежды, судьбы и любовь,
Ей всё казалось мало,
Четыре года пила кровь.
Фашисткой гидре сбили спесь,
На бой народ поднялся весь,
В полях Москвы и Сталинграда,
Ей проторили путь до ада.
Раскинув щупальцы до Нила,
Она и к Волге подходила,
Молился Запад. чтоб Восток,
Смог удержать её поток.
Ей в глотку бросив пол страны,
Русь перешла сама в атаку,
И вспять ползла "дочь сатаны",
Юнцов своих, бросая в драку.
Где мутны воды катит Шпрея,
Нашлась фашистской гидре рея,
Над Рейхом флаг наш взмыл алея,
Их стяги ниц легли у Мавзолея.
Салют Победы над Москвой,
Не может Лёля быть спокойна,
"Мамочка не плачь, папа -живой,
Мы победили, закончилась война".
Продолжение следует.
Ноябрь, 2013г.
Свидетельство о публикации №114031508059