Циця

Квазисексуальный герой
Нет, это не украинизированное название вторичного женского полового признака – это нечто, гораздо менее привлекательное, это школьная кличка моего детсадовского одногруппника, одноклассника и коллеги по электроучастку большого машиностроительного завода. Сначала его называли Киця – киска в переводе с украинского, что, опять же, к первичному женскому половому признаку отношения не имеет – в те годы киской называли только кошку или, иногда, всю девушку целиком. Киця трансформировался в Цицю на начальном этапе школьной жизни, по поводу причины трансформации у меня есть красивая теория, которая вряд ли достоверна. Но я её изложу. Да, ещё одна деталь – воспитатели и родители звали мальчика Изей.
По детскому саду я его не помню – какой-то он был неприметный, а потом, когда в нашем 1-а классе школы №5 оказалась половина старшей группы детсада №2, Киця уже стал заметен. Вернее, не столько он сам, сколько его очень недалёкая, но очень энергичная мама.  Кицину семью содержал работавший на уже упоминавшемся заводе папа – маленький тихий  мужичок, которого я помню смирно стоящим в сторонке на школьных мероприятиях в шапке-ушанке с опущенными ушами. Его неприметность и скромность с лихвой компенсировала мама, которая была везде, и голос её, произносящий слова с ужасным местечковым акцентом, звучал отовсюду. Мама была освобождённым главой семьи. Если кто не знает, в СССР на предприятиях и в организациях существовали освобождённые секретари парткомов – это те, которые не работали, а только секретарствовали, т. е. воспитывали сотрудников в правильном духе. И Кицина мама не работала – она воспитывала сына. И мужа, наверное. Внедрившись в родительский комитет, она стала всё учебное время проводить в школе. С первым раскатом звонка на перемену она врывалась в класс и начинала запихивать в своего Изеньку бутерброд, яблоко или ещё что-нибудь питательное или витаминное. Мне кажется, никто бы не удивился, если бы она достала сиську и учинила сеанс кормления. Может быть, все этого подсознательно ожидали, что и вылилось в транcформацию Кици в Цицю.
Первый эпизод с участием Цици, оставшийся в моей памяти, относится к подготовке номера художественной самодеятельности в преддверии какого-то революционного праздника. Готовилась стихотворная пьеска про деда-пионера. Я помню только последнюю строчку: «...деду-пионеру галстук повязали». Заглавная роль, на которую был назначен (по протекции мамы, как я сообразил только теперь) Циця, была довольно внушительной, остальные герои произносили по паре строф. Первая репетиция буксовала. Циця что-то невыразительно бекал и мекал слабым голосом, забывая и коверкая слова, несчастная наша училка Циля Ильинична теряла терпение, пытаясь добиться хоть мало-мальски приемлемого результата. Циця демонстрировал полную непроходимость, а остальные артисты, которых училка-режиссёр пробовала на главную роль, хоть и были заметно лучше, но не настолько, чтобы ради этой замены стоило навлекать на себя гнев Цициной мамы. Я уловил, что главным недостатком соискателей была недостаточная громкость, и, когда очередь дошла до меня, проорал свой текст громко и звонко. И тут же был утверждён на главную роль.

     Бронемамашина
  Не дай бог, если кто-нибудь из учеников смел толкнуть, ударить или даже косо посмотреть на её чадо – расплата наступала немедленно. Как однажды выяснилось, защитное поле кициной мамы действовало не только на ученическом, но и на учительском уровне. Как-то раз Киця, отвечавший у доски, пошёл на место, забыв оставить стиральную тряпку. Когда учительница попросила тряпку вернуть, тихоня Киця почему-то эту тряпку в неё швырнул, уж не знаю, что на него нашло. Тряпка была сухой и, попав в нашу Цилю Ильиничну, обсыпала её мелом. Та стала возмущённо на Кицю орать. В это время прозвенел звонок, и в класс ворвалась член родительского комитета, она же мать отличника Изи. Да-да, Киця был отличником. На том этапе обучения ученикам нужно было уметь ровно и без помарок рисовать сначала палочки и кружочки, а потом и буквы. Кицю мама заставляла переписывать задания по десять раз, добиваясь идеального исполнения. И Киця был отличником, а его фотка красовалась на доске почёта на зависть мне, который читал с четырёх лет и легко выполнял арифметические действия, но такой чести не удостоился.
Так вот, ворвавшись, как обычно, в класс и застав разнос своего чада, мама за полминуты вникла в ситуацию и коршуном, нет, скорее курицей-наседкой бросилась на защиту.
- Это просто такой жест,- кричала она,- жест такой, просто неправильный жест. Не совсем правильный.
- Какой ещё жест,- возражала Циля Ильинична,- если тряпка через три парты перелетела?
- Жест, жест,- не отступала защитница,- просто мальчик сделал не совсем правильный жест.
Класс на переменку не вышел, увлечённо следя за таким необычным сражением, которое завершилось только после звонка на урок, так и не приведя к консенсусу.
Не забывала мама-защитница и об эстетическом внеклассном воспитании своего чада. Помню, как наш отличник, уже именуемый «Циця» под руководством мамы вырезал из куска мела бюст Ленина. Несколько раз во время моих визитов к однокласснику, мама демонстрировала прогресс в превращении бесформенного камня в образ вождя пролетариата, не забывая каждый раз обратить моё внимание на то, что левая (или правая) бровь у бюста выше другой, и это не ошибка, не небрежность и уж точно не недостаток квалификации скульптора, а отражение действительности. И в доказательство своих слов она демонстрировала фотоснимки в разных журналах и газетах, а Ленина там было предостаточно…
Может быть, Циця и стал бы скульптором или кем-нибудь ещё неординарным, но у него в семье случилось горе – умер отец. Маме пришлось пойти работать, торговать на базаре с лотка пирожками. Родительский контроль ослабел почти до нуля, и Циця из отличника превратился в заурядного троечника.
Терять статус ему было обидно, и Циця пошёл по оригинальному пути: стал сочинять о себе всякие небылицы, где он был героем и, как теперь бы сказали, суперменом. Вот только байки эти были, на беду, такими завиральными, что поверить в них не смог бы и самый доброжелательный и наивный лох. Например, в одной из них он утверждал, что сделал чудо-рогатку и сбил с её помощью самолёт-кукурузник, который упал в соседний двор, и все желающие могут пойти и убедиться… Но никто не впечатлялся и убеждаться не бежал.
Впрочем, функцией мамы-защитницы Циця в экстренных случаях пользовался вплоть до девятого-десятого класса. Со мной у него было две таких коллизии. В первый раз это произошло, когда Циця пришёл в наш восьмой класс с часами на руке, что было большой редкостью. Я схватил его за руку и, взгланув на часы ехидно протянул:
- А… «Победа»… Не противоударные.
- Как это не противоударные,- тут же завозражал Циця,- конечно противоударные.
Ожидать от него другого поведения никто бы и не стал, но вошедший в раж Циця сорвал с руки часы и протянул их мне – убедись, мол… Я стал отдирать ремешок от донышка часов, где должна быть выгравирована соответствующая надпись, но Циця сказал:
- Там не написано, в инструкции написано. Но ты можешь их трахнуть, чтобы убедиться. Слово трахнуть тогда понималось только в одном варианте, и я немедленно разжал пальцы. Часы скользнули и шлёпнулись на дощатый пол. Циця переменился в лице, подхватил часы и прижал к уху.
- Сломал. Плати теперь.
Все пацанам тогда было известно, что нужно менять ось маятника, и стоит это 3р. 15коп. Деньги для нас не маленькие. Я заявил, что платить не собираюсь, так как счастливый обладатель часов сам предложил их «трахнуть». Оказалось, что в Цицином варианте трахнуть – это взять часы за ремешок и постучать по ладошке. Короче, я его претензии не признал, и Циця притопал качать права ко мне домой со своей мамой. Чем кончилась разборка с участием моих родителей, я не помню.
   Другой случай был интересней. Мы оба посещали кружок радиолюбителей на городской станции юных техников, которая находилась в здании нашей школы. И примерно параллельно в девятом или десятом классе стали собирать ламповые приёмники. Собирали мы их по новой для той поры схеме с использованием недавно выпущенной комбинированной радиолампы, кажется, это был триод-гептод 6И1П, который в нашем городишке не продавался. Но я ездил иногда с отцом в Москву, где у нас было много родственников, и там такой лампой запасся. Циця первым собрал свой приёмник и попросил на время драгоценную лампу. Схема нашего приёмника была без дефицитного силового трансформатора, что вызывало повышенную вероятность перегорания ламп, но я, скрепя сердце, лампу дал. Циця воткнул лампу, включил приёмник – и тот заработал, да так здорово – не хуже промышленного. Те, кто приходил поглазеть на это чудо, в том числе и я, обзавидовались на всю катушку, а Циця ходил героем, на этот раз заслуженно.
Через пару недель и я закончил монтаж своего приёмника и прикатил на велике (а я всюду добирался на велике) к Цице за своей лампой. Я понимал, что тот будет очень огорчён таким поворотом, пусть даже сознавая его неизбежность, ведь раздобыть такую лампу он не мог. Но того, что произошло, я никак не ожидал.
- Как это я верну тебе лампу,- сказал он,- если я её у тебя выменял.
- Выменял? Когда? На что?
Это была такая чудовищная наглость, что я не находил других слов и не мог до конца прийти в себя. А Циця назвал мне целый список радиодеталей. Потом, анализируя эти события, я понял, что фантазии даже таких бессовестных врунов имеют ограничения, во всяком случае, если они не готовятся заранее. Казалось бы – врать, так врать, что стоило ему назвать любые мои вещи? Но нет, Циця перечислил только радиодетали, которые были когда-то его собственностью. Просто я их в своё время выменял и прекрасно помнил на что, но понимал, что эти аргументы в данной ситуации бесполезны. К тому же лампа была для меня настолько ценнее всего этого списка, что я плюнул и помчался домой. Там я моментально сгрёб за пазуху перечисленные детали и рванул обратно. Когда до двери цициной квартиры оставалось метров двадцать, из неё выскочил сам мошенник и, не обращая внимания на мои вопли, понёсся к забору и скрылся в его щели. Тут я понял, что он не ожидал от меня такой прыти и поэтому не сбежал заранее, а теперь, когда я доберусь до него, не покраснев, заявит, что ждал меня два часа и ушёл по важным делам, не дождавшись. А чтобы не возвращать лампу, придумает ещё что-нибудь не менее мерзкое. Это было настолько подло, что я был вне себя от ярости. Если бы в момент пробега Цици от квартиры до щели в заборе у меня был автомат или пулемёт – я бы его покрошил не задумываясь. Но пока что Циця убежал, а я метался под окнами его квартиры и обдумывал планы мести. И тут я заметил, что форточка окна в гостиной открыта. Я заглянул в окно и увидел на стоящем у окна столе макет транзисторного приёмника. Мы тогда уже занимались и транзисторными приёмниками, которые только недавно появились в продаже. Процесс требовал первоначальной сборки и отладки макета, который был похож на пришпиленную к картонке паутину. Именно он и лежал передо мной за стеклом. Я пошарил по двору, нашёл кусок жёсткой проволоки, загнул её крючком и просунул в форточку. Через минуту макет был скомкан в клубок и помещён за пазуху, а я, благодарный судьбе за представленную возможность реванша, вернулся домой и стал поджидать подлого Цицю, злорадно рисуя картину его возвращения домой и осознания проигрыша. Циця не заставил себя ждать, позвонил в дверь и, уже не вспоминая о своих деталях, предложил пойти к нему домой за лампой. Почему он не принёс её сразу? Хотел хоть маленького, но реванша?
- Ну нет,- сказал я,- я уже два раза сегодня к тебе ездил. И что я получил в благодарность за свою доброту? А ведь любой другой вернул бы мне в такой ситуации лампу после первого намёка, причём сам бы принёс и долго благодарил. Короче, неси сюда лампу.
   Циця долго разводил антимонии, пытался что-то доказывать, но я был непреклонен и полон решимости до конца реализовать своё преимущество. Это не в моём характере, но уж очень он меня взбесил.
А вечером, когда мои родители уже были дома, Циця явился с мамой. Не помню, что он там наплёл своей маме и на что рассчитывал, но та с обычной своей энергией и громкостью приступила к доказательству правоты своего Изеньки. Выслушав её, мои предки призвали было меня к компромиссу, но после того, как я изложил свою версию, однозначно приняли мою сторону, а другой возможности на меня повлиять у Цици не было.  Его попытки оправдаться не произвели впечатления даже на боевую маму-изехранительницу, и пришлось неудачливому на сей раз мошеннику принять мир на моих условиях, плестись домой за лампой и с завистью взирать на мой оживший и прекрасно заработавший приёмник. Он очень надеялся, что мой агрегат не заработает, но судьба лишила его даже такого подарка, а просить теперь у меня лампу, чтобы хоть иногда демонстрировать скептикам доказательство своей радиостроительной крутизны было бесперспективно.

            Циця пролетарий
   В девятом классе мы с Цицей перестали быть одноклассниками – Циця перевёлся в школу рабочей молодёжи и стал работать на заводе. Его взяли на хорошее место – электриком-ремонтником станков и оборудования (сначала, конечно, учеником), я думаю, потому что мама ходатайствовала об этом и напомнила руководству о проработавшем здесь много лет и бывшем на хорошем счету покойном отце. Для такой работы нужны хорошие мозги с техническим уклоном, а они у Цици были. Впервые я это понял на уроке физики в восьмом классе, когда новый учитель устроил классную миниолимпиаду. Мы оба вспомнили этот урок и роль каждого из нас через 40 лет. Циця тогда очень удивил одноклассников своим прорывом, говорил он косноязычно и не очень по-русски, но преподаватель сумел отделить зёрна от плевел и донести его верное решение до остальных учеников. Надо сказать, что Циця унаследовал от мамы некоторые слова, которых нет ни в одном языке. Так, например, пластмассовые вещи он называл «целойдовыми» - я только через несколько лет догадался, что источником было слово «целлулоидный».
   Помню также одну настоящую Цицину победу – выигранный у меня спор, который имел в дальнейшем чрезвычайно положительные для меня последствия. Наш город расположен на достаточно широкой и очень быстрой реке Днестр, а школьный сад располагался на самом берегу. Почти все ребята с младшего школьного возраста умели плавать, что и делали компаниями в тайне от родителей и учителей. При взгляде на реку с пешеходного моста, около опор видны вращающиеся пенные воронки. Понятное дело – водовороты. Помню как мать объясняла мне их просхождение тем, что во время войны мост бомбили, и оставшиеся от бомб воронки создают водовороты. Весной во время ледохода было видно, как несущиеся льдины исчезают в этих воронках. Все очень боялись этих водоворотов и, если собирались переплывать реку выше пешеходного моста, уходили вверх против течения, чтобы не снесло под мост. И вот однажды, когда в компании речь зашла о водоворотах, Циця вдруг заявил, что запросто проплывёт под мостом через эти водовороты. Ну, кто бы сомневался – Циця ещё и не такими подвигами похвалялся, но тут он, в ответ на мои насмешки предложил пари. Я согласился, и вся компания двинулась на берег, чтобы наблюдать Цицин подвиг или утопление. Циця спокойно вошёл в воду, проплыл под мостом и благополучно выбрался на берег. Было над чем задуматься. А проигранное пари вскоре окупилось сторицей. Тем же летом во время одного заплыва меня снесло под мост, но, помня Цицин подвиг, я не паниковал, проплыл через пенные воронки, и ничего со мной не случилось. А мои подозрения по поводу невозможности существования затягивающих водоворотов подтвердились через несколько лет в книжке Е. Коновалова «Ты – сильнее воды».
   Тем временем я окончил школу и поехал в Москву искать ВУЗ своей мечты, через пару недель нашёл МИЭТ, влюбился в него, недобрал баллов, вернулся и по протекции отца устроился заводским электриком, став коллегой Цици, который к тому времени уже избавился от школьной клички и именовался после какой-то, забытой мною истории «Фантомасом». Для одной из многочисленных своих проказ он воспользовался этим популярным тогда имиджем, шутка имела резонанс, школьное прозвище осталась в прошлой школе, и кличка поменялась на гораздо более респектабельную.
   Когда я стал коллегой Фантомаса и пообщался с уже теперь общими коллегами, то узнал, что не всё, что он мне плёл эти пару лет – сплошные враки. Кое что он просто сильно приукрасил, а кое-что – самую малость. Так, например, Фантомас стал заниматься в секции вольной борьбы и расскзывал, что занял  второе место на районных соревнованиях. Оказалась – действительно занял. В его весовой категории было два участника – Фантомас и худенький солдатик. Солдатик сходу шлёпнул нашего богатыря на лопатки и занял первое место.
Продемонстрировал мне он и декларированное ранее умение завоёвывать авторитет коллег. Мы решили изготовить себе ножи. Тогда это было модно, а правильно изготовленные самодельные ножи были несравненно лучше заводских по всем параметрам. Для достижения цели нужно было пойти на участок вторчермета и, дождавшись разборки дизеля, выпросить выпускной клапан, который затем нужно было расковать в лепёшку. Добыв клапаны, мы пошли в кузнечный цех, который как раз обслуживал Фантомас, и где, по его словам, все только и ждали случая услужить такому уважаемому человеку. Но, работавший на молоте парень, к которому мы обратились, действительно обрадовался нашей просьбе …и затребовал три рубля. Фантомас держал фасон, пытался объяснить работяге, как тот не прав, и чем это ему грозит, но кузнец только посмеивался и стоял на своём. Я уговаривал Фантомаса пойти к любому другому молоту, но он не хотел спасовать на моих глазах, вошёл в раж и заявил, что такого непочитания не простит, и что до конца рабочего дня клапаны будут раскованы именно на этом молоте.
Во время обеденного перерыва Фантомас, не привлекая внимания, прокрался к молоту и отсоединил какой-то проводок. После обеда он был вызван к неисправному молоту и принялся за ремонт, сказав кузнецу, что тот может погулять минут пятнадцать. Вернувшийся из курилки кузнец застал наполовину разобранный электрошкаф молота и схватился за голову, так как работал сдельно, и простой грозил ему убытками. Узнав у Фантомаса, что ремонт продлится полдня, а если сгорел особо дефицитный пускатель, то его могут и завтра не получить, он быстро признал свою неправоту и заверил нас, что отныне мы можем всегда рассчитывать на его содействие и понимание. Молот был в течение двадцати минут возвращён к жизни, а клапаны таки раскованы до конца рабочего дня.

   Цициллюзионист
   Ещё Фантомас пристрастился к фокусам. Видать, раздобыл где-то соответствующую книжку, но не признавался, а объяснял всё своей гениальностью и изобретательностью. А у меня был большой стаж в разгадывании фокусов. Первый раз это случилось, когда мне было года три-четыре. В клубе этого же нашего завода, где трудились наши отцы, шёл праздничный концерт. От праздника к празднику репертуар менялся мало, и фокусы, которыми восхищал публику иллюзионист-любитель, тоже были довольно постоянными. Для меня это былая самая захватывающая часть концерта, потом я долго размышлял над секретами фокусов и донимал вопросами отца. В тот раз я вырвался у родителей и уселся на рампу. Никто, в том числе и маэстро, на ребёнка внимания не обратил, а когда фокусник начал ловить из воздуха зажжённые папиросы и, разок затянувшись, бросать их на пол, я увидел то, о чём мечтал, всё понял и закричал на весь зал:
- Дядя, дядя! У тебя между пальцами папиросы!
Дядя-фокусник, к его чести, нисколько не смутился, подошёл и снял с меня шапку, выудив из неё очередную папиросу.
   Так что раскалывать трюки доморощенного иллюзиониста мне не составляло труда, а один случай вообще прославил меня на весь завод. Фантомас тогда стал ходить от цеха к цеху, от участка к участку и показывать очень прибыльный фокус. Он просил у зрителей металлический рубль или полтинник и обещал продемонстрировать его исчезновение, но при условии, что если фокус удастся, владелец от претензий на монету откажется. Получив согласие, закатывал рукав, поднимал монету над головой  и просил кого-нибудь накрыть монету кепкой. Кепка находилась, и фокусник объявлял, что после заклинания монета исчезнет, но прежде любой желающий может сунуть руку под кепку и на ощупь убедиться в том, что монета ещё на месте. Желающие убеждались, а потом монета исчезала. Узнав о таких чудесах, я помчался на место события и стал вести наблюдение. Сначала я решил выяснить наличие сообщников и проследил, кто из зрителей переместится вслед за фокусником с участка на участок, потом засёк, кто из двоих выявленных последним пощупает монету. На третьем фокусе я подкрался к предполагаемому сообщнику, и когда тот вытаскивал руку из-под кепки, с криком «стой» схватил его за запястье. От неожиданности парень разжал ладонь, и монета со звоном покатилась по бетонным плиткам пола. Публика радостно зашумела и зааплодировала, владелец монеты подхватил своё добро, а по заводу понеслась молва о последнем событии. Через час уже всем об этом было известно, и куда бы теперь не заявлялся в надежде на заработок алчный иллюзионист с подсадными утками, его встречали издевательскими шутками, а то и просто матюками. Ежедневный заработок в 10-15 рублей на троих накрылся, а мне пришлось до конца дня избегать пустых помещений и тёмных коридоров, так как обиженная и обозлённая троица следила за мной в надежде физически посчитаться за причинённый ущерб.
   Одним из освоенных Фантомасом трюков было плевание огнём, фокус доступный первокласснику, но тут главное – где и как его применить. Фантомас применил его против своей училки в вечерней школе, Софьи Киселёвны. Именно благодаря этому отчеству я и запомнил сам случай, но перескажу его без героических подробностей, поведанных героем лично, а передам рассказ свидетелей. Факир, как простой ученик, поднял руку и попросился выйти, получил разрешение, вышел, а через минуту вернулся и встал у двери, как набравший в рот воды.
- Садись,- удивлённо сказала ему Софья Киселёвна.
Вместо этого факир достал спичечный коробок, зажег спичку и стал её вертеть, разглядывая. Софья Киселёвна опечалилась и посмотрела на класс так, что стало понятно – она очень хочет обойтись без санитаров. Она уже открыла рот, чтобы сказать странному ученику что-то успокаивающее и ласковое, но в этот момент Фантомас полыхнул на неё огнём. Та в обморок не упала и даже в лице не переменилась, а только сказала: «Выйди вон»,- и повернулась к классу.

           Секретный студент
   Наступило абитуриентское лето, и я отправился покорять свой МИЭТ, а через месяц вернулся на старое рабочее место. Конечно, мне было что рассказать о московских приключениях, но мои рассказы бледнели перед тем, что вещал Фантомас. Он ведь поступал во ВГИК, и только досадная случайность уберегла престижный ВУЗ от несколько косноязычного в то время и говорящего с сильным местечковым акцентом будущего гениального режиссёра. Народу там было – 50 человек на место, но полученные по общим предметам пятёрки (ура Школе рабочей молодёжи №9 и лично Софье Киселёвне) давали нашему самородку хорошие шансы на успех. Всё должна была решить письменная работа по специальности, а уж её Фантомас написал так, что молва о новой будущей звезде режиссуры  вырвалась за пределы приёмной комиссии, и секретарши и преподаватели специально приходили в общежитие, чтобы поглядеть на могилёв-подольского самородка. Подвела Фантомаса наивность и некомпетентность в кинематографической закулисной жизни. В своей работе он похвалил Сергея Бондарчука, а работу проверял его непримиримый враг, уже не помню кто. Или наоборот, Бондарчук как раз проверял. Но четвёрку ему влепили. Хотели вообще тройку поставить, но испугались народных волнений, а четвёрки тоже хватило для недобора баллов. В итоге жертва закулисных разборок получила свои документы и, провожаемая рыдающими обитателями ВГИКа, отправилась на Ленинградский вокзал. В Ленинграде Фантомас подался в Институт культуры, куда его с результатами вгиковских экзаменов, не веря своему счастью, зачислили на ура. Правда, эйфория в стенах Института культуры царила не долго – Фантомас осмотрелся, понял, что этот не очень престижный институт и не очень солнечный город – не такое уж большое счастье, и из-за учёбы там можно что-нибудь пропустить в Голливуде. Поэтому он переоформился на заочное отделение – и мы с ним опять встретились в центральном месте массовых гуляний нашего городишки, в быту именуемом «Биржей».
   Осенью меня забрили в армию, и следующие наши встречи начались через три года, когда я стал приезжать на каникулы студентом столичного ВУЗа. Изя (он, правда, стал настаивать, чтобы его именовали Игорем, но не преуспел в этом; не знаю, зачем это ему понадобилось – в нашем городишке имя Изя было вполне респектабельным) продолжал развивать тему учёбы в Ленинграде. Студенческих реалий он не знал, и бывшие одноклассники злорадно и с удовольствием ловили его на нестыковках, но он оставался верен себе – никогда ни в чём не признавался и для оправдания одних небылиц сочинял другие, ещё более чудовищные. Сообщал, что работает то фотографом, то экскурсоводом. Это было правдой, так как он делал профессиональные фотки наших встреч одноклассников и устроил мне с двумя девушками несколько экскурсий. Девушки были приезжими (наш городок тогда имел славу всесоюзного дачного места), я с ними дружил уже несколько дней и во время вечернего гуляния «по городу» столкнулся с Изей. Мы объединились ко всеобщему удовольствию – Изя получил контакт с дамским коллективом, а мы – экскурсовода с собственным автомобилем. Да, у Изи был автомобиль! Это был подержанный горбатый «Запорожец», но и с его помощью Изя очень разнообразил наш отдых, особенно, учитывая экскурсоводческие таланты и познания автовладельца. До сих пор помню поездку в молдавский заповедник Цауль, где мы заторчали до ночи – так хорошо было бродить в обнимку с девушками среди этой благоухающей красоты.
   Один только эпизод неприятным уколом выбивается из наших автоприключений. Мы вчетвером сидели в «Запорожце» на центральной улице вблизи пристани и совещались, куда бы теперь направить колёса нашего лимузина. Вдруг сквозь гуляющую толпу пробежала девушка, рывком открыла водительскую дверь и стала возмущённо орать на нашего благодетеля. Постепенно до нас дошло, что это жена неверного гида выставляет ему претензии в том, что он обещал сделать сегодня какие-то важные дела, а сам развлекается с посторонними дамами. Изя невозмутимо дождался, когда нападавшая сторона растратила начальный запал, и заговорил, обращаясь к нам:
- Ну, вы только посмотрите на неё! Я сегодня уже дважды возил её на машине куда ей надо было, потом я принёс домой хлеба и молока, а в довершение всего купил ей стакан газированной воды. С сиропом, между прочим. А она не стесняется всё ещё от меня чего-то требовать.
Девушка расплакалась, захлопнула дверцу и побежала обратно сквозь гуляющую толпу. По Изе было видно, что он горд своим остроумным способом отражения семейной атаки и ждёт наших комплиментов. А нам троим стало как-то неловко, девушки попросили меня проводить их домой, и на этот вечер приключения окончились. Я теперь всегда вспоминаю этот эпизод, когда вижу  в «Одноклассниках» на Изиной страничке его благостные семейные фотоснимки и видеоролики.

                Новейшая история человека
                с непредсказуемым прошлым
Года четыре назад Изя нашёл меня на «Одноклассниках» и пригласил зайти на его страничку, чтобы я обзавидовался, глядя на фотосвидетельства давних и недавних лет. Первым делом я натолкнулся на фото Изи рядом с Кучмой (если кто не помнит – был такой президент Украины). Всё бы ничего в этой детской хвастливости: ну, ездил Кучма по городам и весям с целью предвыборной агитации, а Изя внедрился в какой-нибудь городской избирком, вот и оказались они на секунду рядом на банкете после предвыборных речей, особенно, если Изя подсуетился – вручил приятелю фотик, а сам подкрался поближе… Но фотография резала глаз неуклюжестью монтажа: лампы в лысинах Кучмы и Изи отражались с разных направлений, глубина резкости была разной на разных половинах кадра, граница между половинками сглажена очень грубо и, наконец, почему-то Кучма стоит с сигаретой и пепельницей, а Изя ¬– с бокалом вина в позе, в которой выслушивают тост. Я, конечно, возмутился, возбудился и высказал всё, что об этом думаю, упирая на то, что бывший фотограф мог бы и сам заметить непрофессионализм его компьютерного сообщника. Изя, разумеется, ушёл в несознанку и затих лишь тогда, когда я сообщил, что при открывании снимка в «Фотошопе» высвечивается история его создания. Квалифицированные мошенники-компиляторы историю удаляют, а здесь промашка вышла. Заткнуться просто так Изя, конечно, не мог, он, по своему обыкновению, подленьким образом подменил тезис спора и стал объяснять мне, что на моей странице всего одна фотография потому, что живу я серой и скучной жизнью, и показать друзьям мне просто нечего. Я даже купился в пылу спора, стал объяснять, что фотка нужна для узнавания меня теми, кто ищет, и послал несколько десятков снимков, пожелав ему захлебнуться слюной от зависти.
После этого я внимательнее присмотрелся к другим фоткам и опять обнаружил ослиные уши помощника-фотожабника, только не такие длинные  – в глаза компиляция не бросалась. А разоблачить мошенника очень хотелось. И тут я получил подарок судьбы – «Google» запустил сервис поиска изображений – если в интернете есть изображение, фрагмент которого совпадает с искомым попиксельно, то он обнаруживается. Поскольку Изя о таком сервисе не слыхивал, то все свидетельства своей сладкой жизни он надёргал из интернета, а знал бы – мог бы в архивах знакомых покрысятничать. Так что я послал Изе почти все его фотки в девственном варианте: пирамиды, скажем, на снимке точно как у Изи, и облака над ними точь в точь, а Изи-то и нету; Сфинкс и туристский автобус вдали есть, а Изи нету; химера, Эйфелева башня, кораблик на Сене, машинки и пешеходы есть, а Изи опять нету, и т.д. и т.п. Каяться Изя, понятное дело не стал, но и отмазку не придумал, просто ушёл от разговора. А общаться мы с ним уже стали через Skype.
Но тут я обнаружил то, что подействовало на меня как на быка красная тряпка – в разделе «образование» изиной анкеты был указан электромеханический факультет Ленинградского университета – быстро он из гуманитария стал технарём. Изя, конечно, в своей обычной дебильной манере, когда аргументов нет, обвинил меня в паранойе, альцгеймере и пр. А сотни часов его рассказов об учёбе в Институте культуры он уже забыл начисто, не подумав о том, что эти байки прекрасно помнят те, кто заходит на его страничку. Ещё я попенял ему на хвастливое заявление о выигранных им 250-ти делах в качестве адвоката. Выиграть он, конечно, мог, с него бы сталось, да кто же ему даст участвовать в процессе без адвокатской корочки, а чтобы такую получить, нужен диплом о юридическом образовании. Изя обвинил меня в вопиющей некомпетентности, мол, это в уголовных делах нужно быть адвокатом, а гражданские можно вести и волонтёру-любителю. Я не стал тратить время на изучение процессуального законодательства, но, похоже, Изя как всегда наврал. Недавно я опять по его зову зашёл к нему на страничку и обнаружил, что статус «человека с непредсказуемым прошлым» Изя сохранил. Теперь он уже значится выпускником юридического факультета – значит, для ретроспективной легализации сотен выигранных процессов ему таки понадобилось юридическое образование. Непонятно только, почему он заменил одно образование на другое – мог ведь и добавить. Учиться в Сорбонну тогда ещё не выпускали, но что стоило таким же способом закончить МГУ? Подозреваю, что в нашем Изе просто скромность заговорила. И только этим можно объяснить отсутствие на его странице копии диплома – копия удостоверения зачуханного районного депутата там есть, а диплома нет. Злые бы языки сказали, что для фотошопления диплома надо где-то образец раздобыть, хлопотное это дело, но я полагаю – всё от гипертрофированной скромности, не иначе.               
   А позвал меня Изя, чтобы похвастаться своими видеофильмами. Первый из них, неплохой, но слишком затянутый, представляет собой компиляцию из передач российского телевидения. Явно изготовлен тележурналистом и украшен изиным логотипом. Мне было лень разыскивать его первоисточник. А вот второй ролик меня зацепил. Причём зацепил когда-то раньше – он оказался довольно известным клипом Ильхамы Касымовой по мотивам знаменитого шлягера «Бай мир бис ту шейн». Ещё до этого Изя хвастался видеозаписью празднования своего юбилея: обычный скучный юбилей немолодого эмигранта в третьеразрядном ресторане, снятый без всякой выдумки кем-то из гостей или наёмным оператором. Теперь он (а, может, и не он, а тот, кто умеет видео редактировать) взял из этой юбилейной записи несколько подходящих фрагментов и заменил ими несколько фрагментов касымовского клипа. И влепил свой логотип. Клип, конечно, потерял от такого вмешательства, но был бы вполне милой шуткой, если бы не вполне серьёзная претензия на авторство. Понятно, мелкий воришка не ожидал, что клип достаточно известен, и кто-то выведет плагиатора на чистую воду. Будучи пойманным, как обычно, пустился во все тяжкие: я – полный профан в авторском праве, раз не могу поверить, что видеоклип принадлежит не певице, которая его продюсировала, снялась в нём и спела, а ему, Изе. И совершенно незаконно я его называю воришкой, так как присвоение интеллектуальной собственности можно именовать только плагиатом. А то, что все словари называют это кражей интеллектуальной собственности, его не впечатляет. Это неправильные словари, а правильных еще не издали…

   Эпилог.

От Веверлея к Винокуру

Пошёл топиться Винокур,
Оставив дома Винокуру,
Себя из всех кандидатур
Он выбрал сам отнюдь не сдуру.
Он сделать чище мир желал,
Убив хоть мелкого воришку,
И к шее камень привязал,
И в волны бросился вприпрыжку.
Однако, не пошёл на дно,
Барахтаясь в медузьей слизи,
- Какое всё же я говно –
Так про себя подумал Изя¬...
Его любимая жена,
Узрев в бинокль ноги мужа,
Не сиганула из окна,
А только сплюнула наружу...