***

    Тростянецкий. Л.М.             
     Аввакум.                В 1682  году в Пустозёрске в срубе был сожжён
протопоп Аввакум, ярый приверженец "старой веры".               
На земле кликуша билась
от святой воды мокра.
Причитали глухо  била.
Вечер, свет у дня украв,
полыхал в избе разверстой
вкруг дымящего столпа.
И крестилась не двуперстно,
выла битым псом толпа.
Проступала кровь на хлебе
и  фальшивил благовест.
И чертили искры в небе
истинный старинный крест.
А стучали в небо стрелы
зря.
                И падали в Оку….
Вера старая горела.
Возносился Аввакум.



"Когда воротимся мы Портленд…". (из песни Б. Окуджавы)
 
Когда ночная тьма заточит
лучи прибрежных фонарей,
когда свирепый красный кочет
с орудий палубных соскочит
на берег в гуле батарей,
когда с ухмылкою на роже
давно умерший, но живой
под песнь знакомую до дрожи
вперёд пойдёт "весёлый Роджер".
Тогда раздастся хриплый вой -
взревёт от радости Тортуга.
И суша вздыбится горбом.
Из бурдюка струями туго
не отличимы друг от друга
прорвутся кровь с хмельным вином.
Судьба – индейка, жизнь – копейка… 
Дым – коромыслом… Пир – горой…
Солдаты Моргана и Дрейка….
Удача – дым из носогрейки
растает утренней порой.
Но утром "весельчак" зареет
над сытым чревом корабля
и в Портленде с высокой реи
герою бросится на шею
невеста верная – петля.

***
Лились на города чернила
из раздобревших низких туч.
А из размытых белых круч
сползала ночь. Она чернила
плетенья улиц. В перекрёстках
искрились матово снега -
не то Монэ, не то Дега.
И снилась ночь в огнях и блёстках.
Переплетались параллели
в трамвайной гуще проводов,
 а вне пределов  городов
цвета лучились и горели.
Дождём монет из портмоне
скользили сверху капли света.
Мне снилась ночь  (наверно к лету).
Цветная ночь. Дега? Монэ?