Крымский триптих

Более двадцати лет назад, по возвращении на Русский Север из Коктебеля, где я провел две прекрасные недели со своей шестилетней дочкой, где я пил крымское вино, вел полуночные беседы с друзьями писателями,в вечернем одиночестве восходил к могиле Волошина - совершенно неожиданно для себя, ведомый каким то почти нутряным предчувствием объединил три стихотворения в этот крымский триптих.  Некоторым моим товарищам по перу он показался странным. Откуда такая мрачность? - спрашивали. Не знаю...Не знаю... Теперь я думаю - это во мне говорили история и судьба России. Еще не было Беловежской делёжки Союза. Украина и Крым сводили с ума солнцем и вишневым первоцветом...
 А теперь этот триптих я читаю уже по другому. В моем сердце горечь.   Но это не конец. Это путь и пробуждение.

"Расплясались, разгулялись бесы
По России вдоль и поперек.
Рвет и крутит снежные завесы
Выстуженный северовосток.

Ветер обнаженных плоскогорий,
Ветер тундр, полесий и поморий,
Черный ветер ледяных равнин,
Ветер смут, побоищ и погромов,
Медных зорь, багровых окоемов,
Красных туч и пламенных годин..."

                "Северовосток"
                Макс. Волошин
                1920г.
               
               
КРЫМСКИЙ  ТРИПТИХ

1
Незвонким серебром меня ты одарила,
Забросила на юг (слыхали – Коктебель?).
Стареющий юнец прошел твои горнила
И выброшен волной, как парусник на мель.

Вздыхая, млеет Крым. Спят древние герои.
Вокруг – куда ни глянь –
                Убийственный пейзаж
Коричневых тонов. А море? Что там море –
Перекипевших волн сомнительная блажь.

Спасибо, жизнь, за грех витийства, за науку
Мир принимать таким, каким он должен быть,
И в слово облекать страдающие звуки,
И смертный воздух твой без колебанья пить.

Тот воздух, что меня иглисто и морозно
Прожег насквозь в глухих заснеженных лесах.
Как отогреть себя? Возможно, слишком поздно
Мне подарили Крым и солнце в небесах.

Да, я  анахронизм в цветущем этом рае.
Едва осилив день, я оживаю, лишь
Когда за кромкой скал светило умирает
И загустевший мрак ползет незримо с крыш.


И в памяти встают волошинские строки,
И с болью я смотрю на северо-восток,
Угадывая холм, где путник одинокий
Забылся кратким сном. И этот сон – жесток.

II
На крымском побережье пусто,
На крымском побережье мгла.
Небесное покинув русло,
Луна багровая легла
На шелест вод. Дышалось трудно.
Мир разрывался пополам.
И слабый разум лодкой утлой
Плыл по изменчивым волнам.
Лишь берег долго зло и хрипло
Шипящий всасывал прибой.
Под утро кто-то смутный выплыл,
О скалы бился головой.
Неведомое, ты печально!
Но если б мне хватило сил,
Я б за твою ночную тайну
Дневному свету изменил.
Кого он, этот свет, лелеет -
Стоящих у кормил земных?
А мы болтаемся на реях,
И мрачные гипербореи
Лютуют в волосах льняных.

III
Пью терпкое вино
В глуши земного рая.
А на душе темно,
И солнце умирает.

Смиряюсь. Не ропщу.
Под мерный шорох моря:
-Ну, вот и все, - шепчу,
Устало сердцу вторя.

Но только разомкнет
Створ ночи Божья искра
И луч ее сверкнет
Так явственно и близко,

Всхожу на звездный мост
Крутого небосвода
И поднимаю тост
За продолженье рода

Всех сущих на земле.
И пусть будет по паре
Живущей не во зле
Любой ничтожной твари.

До самой до зари
Под месяцем двурогим
Мои поводыри –
Языческие боги.

На ветви рук моих
Спешат птенцы усесться.
Вынянчиваю их,
Баюкаю у сердца.


Не разум – плоть моя
Шевелится и дышит
Всей кожей, как змея,
И твердь, и космос слышит.

Я слышу ветер с гор,
Бред глубей океанских.
Продолжим разговор
На языках славянских.

Пусть от державной «эр»
По плавной «эль» и дальше
Ползет трущобный зверь
До самого Ла-Манша.

Отряхивая мглу,
Как изотлевший саван,
На  крымском берегу
Бежать ли русской славы?

Впитает пусть Восток
Соль северных наречий.
Восток ведь знает толк
В молчанье человечьем.

Будь терпелив и ты,
Читатель мой достойный,
В свой срок от слепоты,
От немоты невольной

Избавишься. Но, друг,
Жизнь меряй полной мерой.
Лечи любой недуг
Неистребимой верой.

Пусть выпито вино.
Над страждущими нами
Уже взошло зерно,
Как утреннее пламя,

Над бездной золотой
Оно заколосилось,
Христовою слезой,
Словно росой, омылось!
                1989 – 1993 г.г.