Просека, две Зины и нарцисс

Я в Москве, шумный, солнечный август,
Очень скоро пойду в первый класс.
Через годик наш Юрий Гагарин
Улетит на ракете от нас.

Этот день я почти что не помню,
Как тряслись в электричке, в трамвае,
Но зато вспоминаю отлично,
Как по просеке с Зиной шагали.

Ненаглядная Зина-бабуля
Приглашенье сестры получила,
И в далёкую эту прогулку
Свою внучку, меня захватила.

Я сестру её помнила точно,
Тоже Зина, и тоже седая,
Но все звали её просто "Зяга",
О других именах забывая.

Шли по просеке странной и длинной,
Справа, слева высокий забор,
Спали домики в листьях учтиво,
Мы с бабулей вели разговор.

Кто живёт и какие там люди,
И что делают белой зимой,
А высокие сосны шумливо
Над моею тряслись головой.

Помню скрип и шептание веток,
И упругий посадочный ряд,
Их качает и гнёт сильный ветер,
И о чём-то они говорят.

Шли мы медленно, часто вздыхая,
Мы любили прогулки пешком;
Шли мы рядом, совсем не мешая,
Каждый думал о чём-то своём.

Я об этом покое вселенском,
И о том, как приятно вдвоём.
А бабуля, быть может, о детстве,
Иль о том, как подвёл ипподром?

Не осталось тогда ни копейки,
И последняя в доме картошка,
И с горящей надеждой на тройке
Прискакала с помятою трёшкой.

И поставила в тёмном запале
На коня, и совсем проиграла,
И заплакав от мелочной доли,
Ипподром навсегда проклинала.

Навсегда я запомнила "Вялки",
Наш совместный, сосновый проход,
Пусть бросает судьба в меня палки,
Но, что дорого, не отберёт.

Мы свернули налево, и сырость,
И туманные тени пришли,
И калитка сестры отыскалась,
И мы в тень эту вместе вошли.

Вот и домик большой и сердитый,
Оттого, что не красят его,
И плющами верёвки обвиты,
И на грядочках нет ничего.

Лишь нарциссы желтеют полками,
Много грядок, сильны, аккуратны,
Лишь нарциссы с живыми глазами,
Лишь они! Мне совсем не понятно!

Весела, оживлённа хозяйка,
Очарованно хвалит цветы.
Две старушки воркуют приятно,
И садятся в саду за столы.

Осмотрела я дом, где пустили,
На веранде всё сыро, трещит,
И послушное кресло-качалка
Хоть немножко меня веселит.

Пахнет тряпками дачными, сеном,
Что ещё посмотреть, я не знаю,
И покинув унылые стены,
Снова к грядкам сама убегаю.

Ни одной погибающей мысли,
Я кружусь и озоны вдыхаю,
И своей потакая страстишке,
Я цветочек спокойно срываю.

Беру в ручку его осторожно,
Возвращаюсь к бабулям обратно,
Тут бабуля - что "Зяга", - так страшно,
И сердито глаза округляет.

Ты зачем сорвала мой цветочек!?
Побежала на грядку со мной,
И кричала, и грозно ругала,
Очень страшно трясла головой.

И седая копна и старушка
Очень сильно ко мне наклонялась,
И тогда не сказала я правду,
Потому что совсем испугалась.

Лепетала, что этот цветочек
Сам погас , и наверно сломался,
И погибший, совсем обреченный,
Он понуро головкой склонялся.

Но она мне не верила, видно,
И всё больше и больше кричала,
И бабуле моей стало стыдно,
Она тихо меня защищала.

Как-то враз успокоилась "Зяга",
Поняла, что меня не свернуть,
И пошли они пить снова чая;
От меня и себя отдохнуть.

И погас этот день сиротливо,
Я слонялась по кухне, сараю.
Вдоль забора ходила, к калитке,
Никого, ничего, не встречая.

И когда мне бабуля сказала:
"Вон там пруд, ты пойди, походи",
Я стремглав, не дыша, убежала,
Будто ждал меня кто впереди.

Там купались лучисто детишки,
И природа красиво стояла,
Я глядела в неё непорочно,
И что счастлива, вовсе не знала.

Окунулась в пруды с головою,
Всюду дети, их мамочки здесь,
И печаль моя тут утонула,
И кошмар и испуг тоже весь.

Голубились пруды, и кустарник
Убаюкивал их по бокам,
И желтели сосновые пики,
И налево, и где-то вон там.

Так красиво везде и уютно
На ласкающей Родине мне,
И остались обиды подспудно,
Где-то там, на другой стороне.



   11 марта 2014 г.