мне не нравится эта глава

Я когда-нибудь всё тебе расскажу,
Не на ушко, а тиражом.
Я когда-нибудь напишу,
Как ты бросил меня под огнем
Шквальным, несмолкаемым,
Взрывы гранат эхом летели в трубку.
Я когда-нибудь тебя тоже вылюблю не на шутку.
Пусть услышат, прочтут, а иначе ты не узнаешь,
Как депрессия начинается в конце мая,
А заканчивается ноябрем,
Сто таблеток в один приём.
Как ты слышать не хочешь всей этой правды,
Говоришь - «отоспись и пройдет».
Как ты шлешь смску: « дура, тебя максимум пронесет».

И я плачу, а боль все сильнее,
А потом я ложусь в кровать,
Начинаю ждать.
Так проходит часа три или пять,
А потом меня начинает рвать.
Рвет совсем не по-детски, а с боем,
Мол, я тоже не стану героем,
И что жить мне еще и страдать;
Так что больно воздух глотать.
И теперь понимаю ясно –
Суицид не удАлся (не удалсЯ),
И что максимум ждет меня:
Инвалидность, сгнившие почки,
Ну и прочие внутренности, черт бы их брал.
И я долго не думая беру трубку,
Собираю силы, храбрюсь позвонить в 03.
Мол, одна, передоз таблеток,
Адрес дома, подъезд со двора внутри.
Беру паспорт, мед.полис и жду их около часа,
И мне все равно,
Словно простуда иль насморк.
А потом приезжают два мужика,
И расспрашивают не спеша.
Мол, какие таблетки и сколько,
Про причины и прочий ликбез.
Ну, а мне уже все равно то, что утро,
И куда меня повезут, да хоть в лес.

Я лежу на каталке в машине,
И думаю про дороги
(если так их можно назвать).
Там дыра на дыре и столько пробоин,
Так, что очень сложно дышать.
Меня встряхивает с каждой кочкой;
Мне, возможно, грозит отказ почек,
Но на это мне наплевать,
Только сильно хочется спать.

Приезжаем, штормит немного
После длинной и рваной дороги.
Кровь из вены берут, раз так пять,
Я не чувствую ничего, мне плевать.

Три охранника рядом сидят,
Один смотрит мне прямо в глаза.
Мол, вторая за ночь, что за…
Молодые, красивые дуры,
Из-за чертовых мудаков!
Ну, какая же это любовь,
Что такой цены и разлива.
Он не спрашивает, не говорит,
Потом молча уходит курить.

Я сижу, жду дальнейшего поворота событий.
Тут приходит медбрат, мед спаситель,
И ведет коридорами в «отрезвитель»
Для таких же, как я, суицидниц,
(По их говору – пьяных дур).
Тут ко мне подплывает дева
Со стаканом пластмассовым, слева
Туалет, мол, сдавай анализ.
Я смотрю, и почти улыбаюсь,
Что моча моя алого цвета.
В темноте я сижу у стены, нету света,
Мыслей тоже ни капельки нет.

Тут приходит сестра, дает указанье:
Вот палата, ложись ка в кровать.
Я иду, и надеюсь, что буду спать.
Меня будят, и ищут вену,
И два раза прокалывают не там.
Кровь бордовая быстро сочится,
И пора ей остановиться,
Но она не сдается врагам.
Медсестра ищет новую вену,
Колет резко и ставит иглу.
Дальше капельницы час за часом,
Нескончаемые заразы,
Пол-литровые бутыли;
Мне их влили штук шесть за первые часа три.

Я пытаюсь заснуть, но режим по палате,
По команде включаются лампы,
Просыпаются все жильцы:
Две девчонки, мои ровесницы,
Куча тех, кто годятся нам в мамы,
И еще две старухи (непонятно зачем они там).
Начинаются разговоры, типо, кто сюда как попал.
Большинство по-пьяни иль с дуру,
Кто-то здесь уж не в первый раз.
Я молчу, и мне хочется адской микстуры,
Чтобы больше не видеть их глаз.

Тут приходят врачи, психиатр,
Что к чему, психиатр был быстр и ловк.
И под вечер меня, и еще одну Юлю
Переводят на ПСО.

Там условия чуть получше,
И палата совсем пуста.
Две соседки – анорексички,
Весят максимум сорок два.
Сверху смотрит на нас
Грозный глаз
(обычная камера,
В туалете тоже стоит);
Мол, мы мало ли что учудим…
Вдруг повесимся или удавимся,
А статистика здесь важна.
Так, что врач обязательно на ночь,
Глядя строго тебе в глаза,
Спросит: «как, мол, дела?»
Ровно в десять свет выключают,
И приходит с шприцом медсестра.
Я подставливаю свою ягодицу,
Она колет совсем не туда.
Через час меня вырубает,
Наконец-то можно поспать.
Но, конечно, не тут то было,
Как назло, начинают болтать.
Я молчу и гляжу на окно и железные прутья,
Мне не спится уже три дня.
Бесит все, я на чертовом жизни распутье,
Мне не нравится эта глава.

Я скучаю,
Безмерно скучаю,
По тебе, мой холодный Кай.
Я болею сейчас и знаю,
Что ты бросишь меня невзначай.
Ты покинул наш дом, пристанище,
Я осталась совсем одна.
Ты прости меня, я запуталась,
И прости меня, что больна.
Ты в дали, ты в делах, как в мыле,
Я не вижу тебя совсем.
Я лежу на кровати, словно в могиле,
И не знаю совсем зачем.
У нас свадьба должна была быть,
Лежат кольца,
Платье шьет мне моя сестра,
Я сегодня должна была быть на примерке,
Я в больнице, такие дела.

У меня нет вещей, ни воды, ни зубной пасты,
На мне платье, колготки, трусы.
Я не знаю номеров телефонов
Ни твоих, ни маминого, ни сестры.
Что я здесь, никому не известно,
И на сколько не скажут врачи.
Я прошу телефон у соседки,
Набираю единственный номер, что знаю десять уж лет.
И приятельница берет трубку,
Я рассказываю свой секрет.
Мол, пожалуйста, сообщи маме:
Я в больнице, но с чем не скажи,
Меня выпишут скоро, наверно.
Если сможешь, Лер, приходи.

И подруга приходит с пакетом,
Сигареты, фрукты, вода.
Я звоню от нее своей маме,
Мол, в порядке я, правда, мам, да.
Через день приезжают подруги,
Обнимаю их, еле дышу.
Они мне привезли телефон мой,
Не отвеченных много; пишу:
«Позвони, когда сможешь, мне плохо,
Я в больнице. Целую, люблю».
Разговор состоялся короткий,
Помню гнев твой, больные слова,
Ты меня обвинял, что я дура, что я сделала?! Что теперь, а?
А я просто хотела услышать
Нежный голос твой, вот тебе на…

Я курю сигареты и плачу, и мне глаз опять не сомкнуть;
Успокаивали всей палатой, и мне стало полегче чуть-чуть.
Через день ведут к психиатру, я на грани всех в мире чувств.
Мне советуют подлечиться, скинуть с плеч своих тяжкий груз.

А потом меня будят средь ночи, собирайся живей, вставай,
Я иду коридорами за сестрою, и соседке кричу – прощай.
Вот карета уже на месте, два извозчика, две шизо,
Я не знаю куда везут меня и какое нынче число.
Теток скинули в разные две больнички,
Меня дальше везут опять.
я сижу, вроде, даже спокойна, только очень хочу курить,
меня спрашивает извозчик:
мол, «какими судьбами?» И куда меня нужно распределить.
Я пишу смску: «меня переводят, угол лиговского и об. Канала»
Как я позже потом узнала
Моя крыша теперь дурдом,
Вот так жизнь меня всю скрутила заржавевшим большим винтом.

Я не помню совсем полторы недели,
Словно овощ вросла в кровать.
Сон, таблетки, уколы, глюки,
Что-то съесть, потом снова спать.
Заведение, словно из книжки,
Там внутри девятнадцатый век.
Отношение персонала, будто ты и не человек.
Буйных не было, слава богу,
А повернутых через край.
Я не помню, как выживала,
Было тяжко, хоть не вспоминай.
Сигареты курились быстро,
Один день казался за два.
По ночам хотелось забыться,
Утром мучилась, что жива.

Душ по десять минут за неделю,
Сигареты четыре в день.
Я совсем очень мало ела,
Так что стала похожа на тень.
Приходили ко мне раз в неделю,
Всё по записи с трех до пяти.
Приносили плохие вести,
Что с тобой не увидимся мы.
Я не плакала, просто дышала,
Разговаривала сквозь себя.
Я не знаю, как продержалась,
Может быть, потому что ждала.
Ты не ехал, и больно было,
Словно лезвием по лицу.
Успокаивала Марина,
она мне заменяла сестру.
С ней мы плакали и смеялись,
И делили вместе обед.
Ей за это большое спасибо,
И огромный, душевный привет.

Так прошло где-то три недели,
Все теперь, как будто во сне.
Помню белые старые стены,
Кабинет психиатра во мгле.
Разговаривали очень много,
Психиатр был очень умел,
Каждый раз меня раздирало,
И не виден всему был предел.
Да, теперь мне, конечно, спокойней,
Могу есть немного и спать.
Я лечусь таблеткой от боли,
И почти не хочу умирать.
Теперь мы остались друзьями,
Голос в трубке совсем незнаком.
Ты приехал ко мне за вещами,
И за тонким венчальным кольцом.
Говорили спокойно и тихо,
Голос мой немного дрожал.
Ты приехал в четные числа,
Но ко мне ты давно опоздал.
Мне не нужно больше объятий,
Мне не нужно твоих смс.
И в шкафу весит белое платье,
И ты умер во мне, не воскрес.

Так читай же теперь эти строки,
Я писала их долго и в тишине.
Мы не выжили в этой битве,
Нам с тобой досталось вдвойне.
Так читай же, прошу, не стесняйся.
В них всё правда, ни слова о лжи.
То, что есть для меня реальность,
Для тебя – на экране стихи.