Дед

Пред Твардовским преклоняюсь,
А за Тёркина – вдвойне…
Встретить схожего, не каюсь,
Посчастливилось и мне.
Мой герой не шустрый малый,
Не солдат, не гармонист, -
Но видал и он немало,
Ощутил и пули свист…
Нам поведает с тобою
О житье минувших лет
Умудрённый сединою,
Деревенский псковский дед.


       1
По течению Великой
Я со спиннингом иду…
Слышу, дед меня окликнул,
Что сидел на берегу:
«слушай, вижу, ты, милейший,
раньше не был рыбаком,
да и, кажется, из здешних,
посиди со мной рядком».
Сели рядом, закурили,
Я промолвил: «Николай…»,
Дед сказал; «меня – Василий,
проще, дедом называй».
Тут же смачно затянулся,
Громко молвил: «Николай,
ты мне вроде приглянулся,
в дом ко мне зайдём давай?!
Понимаешь, сын мой милый,
надо душеньку излить
иль от жизни сей, постылой,
с горя водку стану пить».
С дедом встали, отряхнулись,
Снасти я свои забрал…
Ветви ивы разомкнулись
Пред глазами и предстал
Домик каменный, неброский,
Крытый шифером стоит,
Весь окрашенный извёсткой…
Что-то яркое висит,
Почерк золотом и чёткий,
В рамке, видно, от картин:
«здесь живёт Василий Ёлкин,
наш почётный гражданин».
А увидев, что читаю,
Дед Василий говорит:
«за труды… прибили с краю,
двадцать лет, считай, висит».
Хлев, сарай… а где же баня?
«там стоит, на берегу,
понимаешь, дважды ранен,
но здоровье берегу».
И колодец рядом с домом,
Тут трёхстенника венцы,
А проходим огородом –
Лук, морковка, огурцы…
По ступенькам – на крылечко,
Коридором – прямо в дом,
Слева стол, а справа печка,
Фото с лентой над окном.
Шкаф, комод, киот с лампадкой,
Телевизор и кровать,
Умывальник рядом с кадкой,
Холодильник, стульев пять…
«Николай, ты раздевайся
и за стол давай садись.
Будь как дома, не стесняйся,
я один тут, не боись».

           2
Я поставил к печке спиннинг,
Рядом бросил рюкзачок.
Вынул жареной свинины
И «домашний коньячок».
На столе шкварчит жаркое
И налито первача.
- Дед, а отчество какое?
- Да Петрович, - отвечал.
«так давай, Петрович, стоя,
выпьем же сейчас с тобой
за жену и тех героев,
что ушли тогда с войной!»
Дружно выпили мы с дедом,
И Петрович говорит:
«чую, доброю беседой
будет этот стол накрыт.
А пока – давай закурим,
у меня-то самосад,
понимаешь, старый дурень
табаку любому рад».
Закурил дед, затянулся
И покашляв, говорит:
«вслед за немцем я вернулся,
а в округе всё горит…
Сорок был тогда четвёртый,
гнали немцев мы взашей,
и хоть был калач я тёртый,
угодил, гад, меж ушей…
Уж не помню, как всё было,
помню госпиталь и вяз,
где сестричка всех крестила,
повторяя каждый раз:
«я сейчас подам водицы,
может быть, привстать помочь?..»
как могла она кружиться
возле нас и день и ночь?
Пролетело дней немало,
разрешили мне вставать,
так любил в тени, бывало,
я под вязом отдыхать.
Оказалось, то раненье
(слава Богу не убит)
повредило слух и зренье,
пулю ж ту - не взял магнит".
Врач сказал: «ну что ж, Василий,
будет память о войне…
В общем, хватит, погостили,
уезжай, солдат, к родне».

           3
Где дорогой, где просёлком,
На попутных и пешком
Шёл домой Василий Ёлкин
В гимнастёрке с вещмешком.
Лишь сильней сжимал он зубы,
Где, опёршись о плетень,
Видел сплошь печные трубы
Вместо русских деревень…

           4
"наконец-то снова дома,
а что вижу – Боже мой!
семь домов лишь под соломой,
остальные – под золой.
Вот и белые берёзы
все в подпалинах стоят…
Узнаю, а градом слёзы
за меня всё говорят.
Вижу я, народ собрался,
Им всем «Здравствуйте!» сказал,
как с родными, обнимался,
а глазами мать искал…
"не ищи её, Василий
(дед Егор меня обнял),
всех здоровых, что здесь были,
Фриц в Германию угнал…"
Бабы слёзы утирают,
Вижу, кончиком платка,
Я стою, не понимаю
(оглушило мужика).
После ноги подкосились,
Слёзы градом – не унять…
Руки ж к матери просились
По сыновнему обнять.
Сам в лицо смотрел я смерти
И к чужим смертям привык,
Но сейчас в душе, поверьте,
Вдруг услышал мамин крик…
До Победы путь неблизкий,
А беда – у всех беда…
Дед погиб с отцом на финской,
Мать – у немцев навсегда.
Ох, война, как ты безбожна!
Мне, считай, что двадцать пять,
А другие… разве ж можно
Сирот столько оставлять?»


           5
«бабы, цыц! Заголосили! –
Дед Егор как отрубил. –
Ну, пошли в твой дом, Василий,
мой сожгли… у вас я жил.
В дом зашли, поклон отбили.
В нём всё так, но и не так –
Гвозди новые забили,
И висит чужой пиджак.
С дедом сели, закурили…
Я молчание прервал:
«дед, живите здесь, как жили,
я ж на печке раньше спал.
Благодарности не надо,
Бог моё жилище спас,
а, случись, взорвали б гады –
я бы кров просил у Вас».
Жаром голову обдало –
Сразу вспомнил вещмешок,
Вынул спирт во фляжке, сало…
Дед поставил стакашок.
Наливаю полный деду,
В кружку капаю чуть-чуть
И Егору: «за Победу,
да быстрей приходит пусть!»
Выпив, крякнув, закусили,
И полился разговор:
«а при немцах как здесь жили?
Расскажи мне ,дед Егор».
«что рассказывать, Василий!
При царе… при немцах жил.
Сплошь и рядом лишь насильем
славен правящий режим.
В праздной роскоши купаясь,
правит бал бездарно власть,
над народом изгаляясь,
у него ж стараясь красть.
Ради прихотей - и войны
этих горе - палачей!
А народ, как скот, на бойню…
(сей «товар» всегда ничей)».
И добавил дальше сухо:
«ты уж сам Василь прикинь:
позже псковская Красуха,
чем смоленская Катынь!
Будьте ж прокляты все войны!!!»
Дед смахнул слезу у глаз
И, ругаясь непристойно,
Проворчал на этот раз:
«дочь забрали супостаты,
вместе с матерью твоей,
сыну с зятем – автоматы –
с красной армией за ней…
не дадут спокойно деду
дома старость доживать:
Завтра дан наряд к обеду
клеверище запахать.
А пахать на ком прикажешь,
коль в округе два вола?
Иль старухе старой скажешь,
чтоб другую запрягла?
И голодные, как черти,
всё для Родины отдай,
а взамен тебе в конверте –
похоронку получай…»
Дед Егор тут чертыхнулся,
Как-то сник и говорит:
«лет на десять замахнулся,
но душа – то, Вась, болит…
Что ж, сегодня припозднился,
завтра рано подниму
на работу, коль явился,
а теперь – давай ко сну».
И пошла опять работа
От зари и до зари.
Голова болит до рвоты –
Трудно, что ни говори.
«а кому, Василий, легче?
(говорю себе уже.)
Иль забыл, дружок сердечный,
о переднем рубеже?».
Всё для фронта, для Победы!
Лепту в это каждый внёс –
тридцать женщин да мы с дедом –
весь наш «Труженик» - колхоз.
На деревне без работы
Не бывает никогда.
Потому и мы в заботах
С дедом целый день всегда.
То кому – то печь поправить,
Крышу чью – нибудь покрыть…
Дед задумал домик ставить,
Брёвна надо раздобыть…

            6
Но работа – есть работа.
Здесь брат, что ни говори, -
Молодой, гулять охота,
Как-никак мы ж скобари.
Вечерком – на посиделки
(на соседний хуторок)
Захожу: там вяжут девки,
Я им «здравствуйте» изрёк.
И представился: «Василий,
заглянул на огонёк»,
Моментально упросили
С сахарином пить чаёк.
Сел. К соседке повернулся –
Бровь она приподняла…
Рот открыл и вдруг запнулся
(взглядом словно обожгла).
Полушалок из батиста,
Привлекательна, стройна,
На щеке румяной, чистой
Слева родинка видна.
Всё при ней, всё честь по чести:
Тёмно – карие глаза,
Две косы сплетённых вместе
Позаброшены назад…
«как зовут тебя, девчонка,
из каких ты будешь мест?
До войны я в сей сторонке
не видал таких невест».
Вижу, девушка зарделась,
Тихо молвит наконец:
«как в одной из песен пелось,
Не пускал гулять отец.
Как зовут, спросил? Так слушай:
можешь Катей называть,
либо ласково – Катюшей,
величает часто мать».
Быстро сумерки настали,
В небе звёздочки зажглись…
Мы полгода с ней гуляли
И жениться собрались.
А с Мариею Петровной
(тёщей будущей моей)
Катя так свела нас, словно
Мы давно знакомы с ней.
«то да сё, да как погода? –
Это я ей говорю –
Извините, уж полгода
Дочку вашу я люблю.
Жизнь, лишь с нею представляю,
Мужем быть её хочу».
«с вами Бог, благословляю!
Да садитесь, угощу».
Сколько тёщ, столь анекдотов.
Лишь добавлю о своей,
Не припомню нынче что-то
Чтобы ссорился я с ней.
Свадьбу справили деревней,
Всё, что было, каждый нёс.
Соблюдён обычай древний –
Даже чаркой дед обнёс.
Тёща матерью сидела,
Посаженным дед отцом,
А катюша так зарделась,
Словно в церкви под венцом.
И, подняв стакан наливки,
Встал Егор и замолчал
(разговоры тут же стихли)
Тихо кашлянув, начал:
«вам желаем счастья много,
быть влюблёнными всегда!
Жить в согласье, в мире добром
Богом данные года.
Пусть быстрей родятся дети,
малых много будет пусть,
и здоровья, вам всем вместе…
А винцо с горчинкой чуть»!
«горько, горько!» - раздаётся.
Свадьбы ж не было давно,
На Руси уж так ведётся –
Поцелуй сластит вино.
Позабыто угощенье –
Балалайка за столом!
Здесь и песня в утешенье,
Тут же пляска всем селом…
Гости все ушли с крылечка,
Воцарилась тишина.
Дед – ко мне: «пойду на печку,
Что-то стала ныть спина».

              7
Да, смотрю, и март проходит,
За окном звенит капель –
Посевную вновь заводит
Мягкой поступью апрель.
Но пока ещё не сеем
Срок для этого придёт…
Я хочу сказать, робеем,
Почтальон, когда идёт.
В слякоть, зной, с пургою споря,
По России с сумкой шли,
Радость в дом и тут же горе
На плечах своих несли.
Где бегом и голос звонкий –
С фронта весточку несёт,
А туда, где с похоронкой,
Очень медленно идёт.
Сколько жизней схоронили
Почтальоны всей страны,
Им уже родными были
Все участники войны.
И однажды, словно в гору,
Почтальон в наш дом идёт –
Мне на брата, а Егору
На дитя конверт несёт…
Дед Егор приник на плечи,
Слёзы градом, слышу вой:
«сына нет?! Хоть все не вечны,
почему же я живой?..»
Нет у деда Николая,
У меня Ивана нет…
Может, дочь его живая?
Зять пока что шлёт привет.
Да, остались на чужбине
Эти парни – земляки,
В братской где - нибудь могиле
У излучины реки.
Их лежит везде немало,
Коль представить – право, жуть…
Нет у родственников права
На могилу ту взглянуть…

              8
А в один из дней пригожих,
Что частенько по весне,
Мы узнали от прохожих:
Наступил конец войне…
Сколько ж было ликованья,
Счастья, радости в глазах,
Также горя и рыданья…
И, конечно, все в слезах.
Уж надежда появилась –
Скоро помощь подойдёт…
А работа навалилась:
Посевная же идёт.
Мы за плугом, снова с дедом,
Там девчата с бороной…
Из лукошка сеют следом
С ранней зорьки до ночной.
И, представьте на минутку,
После тяжкого труда
(говорить – и то, брат, жутко),
Что же ел народ тогда?
Дети, женщины и деды,
Кто трудился день–деньской,
Всё сдавали для Победы,
Рассуждая меж собой:
Лебедою и крапивой,
И гнилой картошкой сыт.
Знал – солдат фашиста, милый,
Только сытый победит…

              9
Дед в свой домик перебрался,
Вскоре дочь с внучком пришла,
Да и зять живым остался
(похоронка обошла).
И колхоз крепчал, старался…
Приходил мужик с войны.
Урожай весь отдавался
В закрома родной страны.
Да и мы несли с подворья:
Яйца, мясо, молоко…
Даже шкуру с поголовья,
Хоть снималась нелегко.
Со скотины, со строенья
И страховка, и налог…
Деньги только в сновиденье
Подержать руками мог.
Норму выработать надо
Для колхоза трудодней,
Двести грамм зерна в награду:
Лучше съешь, а хочешь сей…
Коль в хозяйстве есть корова,
(говорю тебе всерьёз)
На столе еда готова,
А на пахоте – навоз.
Хоть не скажет даже слово –
Надо живность накормить,
Но, будь хворый иль здоровый,
В поле выгнать, подоить…
Да и овцы выручали,
Тут одежда и еда,
Также валенки катали –
Обувь ладная всегда.
Но в то время, друг, попробуй
Ту скотину прокормить…
Лён тягали (с травкой чтобы),
Сено будет, коль скосить.
Плюс осока на болоте,
От картофеля ботва,
От коней – помёт в почёте,
В сено – сорная трава…
А теперь травы навалом,
Только некому косить:
Ведь старухе с дедом старым,
С той деревней – долго ль жить?
Удивляться нынче впору,
И такое знали мы:
Колосков набравших ворох
Ждёт шесть месяцев тюрьмы…
Люди жили тише мыши,
А кого нам в том винить?
Раскрывали даже крыши,
Чтоб скотину прокормить.
Заготовка древесины,
Разминированье шло…
Жизнь в избе, без керосина –
На дворе пока светло.
Поспешали всюду вроде:
(сколько ж вложено трудов?!)
На работе, в огороде,
Хворост рубим (вместо дров),
На болоте торф копали
(хоть зимой теплее печь).
С петухами вновь вставали,
Успевая лишь прилечь…
И, однако, выживали –
Шло своим всё чередом:
Жали, сеяли, рожали,
Толокою строя дом.

              10
Как в Природе – тихо, тихо,
Но пока не грянет гром…
Так беда, врываясь лихо,
Без хозяев входит в дом.
От грозы пожар в деревне.
Все на жатве, как назло.
А огонь, ведь ворог древний,
Нет страшней, чем это зло.
Побросав серпы и косы,
Люди кинулись домой,
Как один, и все с вопросом:
«жив ли там ребёнок мой?»
А к деревне подбежали –
Видеть зрелище пришлось:
Три избы вовсю пылали,
Над двумя уж занялось.
Деда дом пылает жутко,
На двери замок висит.
Он орёт, что в доме внук – то,
И к окну бегом летит.
Рама вынута… Егору
Невдомёк… в огонь скорей…
А внучок его, в ту пору
В речке ловит пескарей.
Кто с ведром, с багром, с лопатой,
А кто лестницу несёт.
Потушить пожар – куда там,
Даже речи не идёт.
Воду, как по транспортёру, -
К окружающим домам:
Ведь солома вспыхнет скоро,
Загореться может там.
А пожарище пылает,
И к домам не подойти.
Ветер с крыш огонь срывает,
И он пО ветру летит…
Пять домов уж догорают,
С остальными – обошлось.
Всюду женщины рыдают…
Тело деда не нашлось…
Погорельцев разобрали:
Две семьи взяла родня,
Две с соседями жить стали,
Дочь Егора – у меня.
Да, спасибо государству,
Помогло оно тогда.
Ведь в колхозах - лишь начальству
Быстро строили всегда.
Уж весною перебрались
Новосёлы в новый дом.
И соседи все старались
Перестроиться потом…
Николай, ты понимаешь,
Нищий был народ тогда,
Хотя сам прекрасно знаешь,
Чай, уж помнишь те года?
Не стыдились после купли
Друг у дружки попросить
Платье, брюки либо туфли,
Чтоб на ярмарку сходить.
Помнишь, ярмарки в деревне,
Посиделки иль кино?
Даже взор старухи древней
Устремлённый был в окно:
С кем пошла и что надето?
Э, брат, что там говорить:
На селе попробуй где – то
Девой ветреной прослыть…

             11
Тех голодных ребятишек,
Сильных духом, словно сталь,
Всех девчонок и мальчишек,
Той поры военной, жаль.
Недоев, не высыпаясь,
Но с победою в речах
Шли, под тяжестью сгибаясь,
С данной ношей на плечах:
Вся энергия – в то русло,
Детский весь задор и пыл
Был направлен так искусно,
Что фашистов каждый бил:
Тот точил в тылу снаряды,
Тот грибов нёс туесок,
Шёл за плугом до упаду,
Ржи сбирали колосок…
Их, себя мы не жалели,
А жалеть, скажи, когда?
Ведь едва прилечь успели,
И опять – «зовёт труба».
И ещё, добавлю, малость,
После тех военных лет
Чем кончалась их же шалость –
Сколько сделала калек?!
Носят мины иль снаряды
И давай в костёр бросать,
Продолжая из засады
За итогом наблюдать…
Вскоре видим горе – мальца
(после шалости такой)
Тот без глаза, тот без пальца,
Тот с оторванной рукой…
Сколько ж горя, слёз и воя
От проделок малышни:
И взрывчатки с поля боя,
По оврагам что нашли.
Помолчав, сказал Василий:
«всё же знаешь, дорогой,
Хоть и черти их носили,
Но обычай был такой:
Если видит, что балуют,
Чья-нибудь старуха – мать –
Вкус крапивы дети, чую,
Долго будут вспоминать.
Розги, знамо, метод древний,
Но ведь улица ж, поверь,
Воспитанье всей деревней
Было лучше, чем теперь.
Нынче дети, как услада:
Их лелеют, берегут,
А, взрослея, эти чада
Сколько ж кровушки попьют?!
Местом стало слишком узким
Воспитание в стране…
А теперь о самом грустном –
Пару слов и обо мне.

             12
Да, большим семейным счастьем
Осчастливила жена:
Колю, Ваню, Лёву, Настю
Подарила мне она…
Жаль, недолго счастье длилось:
Только вырастили их –
Тут «косая» появилась,
На ногах своих кривых:
Ваня – в Праге дважды ранен…
На Даманском Лев убит.
Колин сын погиб в Афгане
(с Ваней рядышком лежит).
Будь хоть сердце из металла,
Разве выдержит оно?..
Мама – тёща захворала…
На погосте уж давно.
Николай, представить жутко
Каково терпеть жене???
Снова обухом: Мишутка,
Настин сын, погиб в Чечне…
Рядом с тёщей, дорогая,
Солнце, милая моя,
Та, которую лаская,
Был безмерно счастлив я...
Настя с Колей… приезжают
(оба в городе живут),
Только я не уезжаю,
На селе привычней тут.
Дочь Егора с мужем тоже
Ныне в городе живут…
Агрономом сын их, позже
Председателем был тут.
Как приехал и женился
(жалко парня мне до слёз),
Начал пить, а после спился…
На крыльце своём замёрз.

               13
Кукурузу обожаю,
Стоит, где растёт, растить,
Но, начальство ублажая,
Надо ль клевер выводить?
В сёлах радио звучало,
Электричества – огни…
Населенье ж получало,
Как и прежде, трудодни.
Вот бы чуточку вниманья
Вместе с паспортом тогда,
Люди с чувством содроганья
Не бежали б в города…
Ведь любовь к земле осталась,
Не погас задор и пыл…
На село бы денег малость,
Чтоб колхозник счастлив был.
Плюнул люд на труд кабальный
(сколь здоровья там вложил?!)
Убежал, многострадальный,
В коммунизм, где город жил…
Стало делом уж привычным
(непонятно почему?)
Где зажИл колхоз прилично –
Укрупняют всех к нему…
И пошло объединенье:
И районы, и село…
Не оно ль разъединенье
В наши души и внесло?
А потом пошли приписки,
Да медали в юбилей,
Уж надои стали низки,
Шло списание полей…
Сколь строителей бывало
Разъезжало по стране?
Перепало им немало,
А чиновникам вдвойне…
И вперёд, с двойной моралью…
Водку пили, всё «несли».
Обленились капитально,
На талоны перешли.
По талонам продавали
...Аж стиральный порошок,
Но с трибун везде вещали,
Что живём мы хорошо.
И в колхозах, как в России,
Разворовыванье шло…
Всем долги тогда простили,
И к чему нас привело?
Перестройку пережили
(не решив проблем с жильём…)
Сохранить Союз решили,
А в какой стране живём?
С СССР – неразбериха.
Разбежались почему?
И зачем впустили лихо,
Развязав в Чечне войну?
Не смотрели ж мы на лица,
Лишь скорей бы в мире жить.
Надо ж было умудриться
Все народы разделить?!
Разве думали солдаты,
Победившие в войне,
Что война опять когда – то
Загремит в родной стране?
В ту войну, понятно, гибли
За свободу, честь страны!
А за что, скажи, погибли,
Наши внуки и сыны?
К бедам я всегда не чёрствый,
Сыновья и внук убит.
От убитых нет потомства…
Разве здесь не геноцид?
За границей пойман кто – то,
А на выдачу – табу…
Здесь война похожа что-то
На нанайскую борьбу…
А что с армией творится?!
Право, жутко говорить…
В поговорке ж говорится,
Не придётся ль США кормить?

              14
Нравы сильно изменились
С той поры пока я жив…
Тех девчата сторонились,
Кто в солдатах не служил…
Дверь притворена от ветра…
Дан был путнику постой…
Не страшнее ли мы вепря
За решёткою стальной?
Кто Ангелина, Стаханов –
Знала всюду молодёжь.
Не ворьё ль сейчас с путаной
Эталоном служат сплошь?
Непонятным снова …ИЗМом
Нас опять прельщает власть.
Рынок, но с социализмом…
Из казны опять чтоб красть?
Гибло шведов ведь немало,
Довелось и немцев бить –
Те, в Берлине… под Полтавой
Научились сразу жить…
Из Победы не сумели
Сделать выводы мы тут…
Как, не стыдно ль в самом деле,
Победители живут???
Безусловно, очень мало
Получали мы за труд…
А при рынке лучше стало?
Цены всюду лишь растут.
Как больницы существуют,
Ясли, школы, институт?
Мы не знали. А какую
Плату с нас за них возьмут?
Цены всюду мировые
И за доллары тяжба.
Лишь зарплаты никакие –
Как за беглого раба?!
Ну, рублём – оно понятно
(нас же грабили не раз),
Труд – за грамоту (приятно),
Но не рынок ли сейчас?
И границы – где закроют,
А где надо – её нет…
Да не козни ли нам строят,
Собираясь тет- на- тет?
Не вернёмся ли в ту пору
(дай-то Бог, чтоб обошлось),
Как со мной тогда Егору
Откровенничать пришлось?!
Тёща, будучи старухой,
Пробурчит себе сама:
«то война… потом разруха…
Чуть пожил, опять война…
Репрессировано столько?!
Сколько отняла война?
Есть ещё вопросы??? только
жить – то нам, а жизнь одна…»
Не приучен я лукавить,
Извини, коль невпопад…
Быль моя – погибшим память
На события мой взгляд.
Может, скажешь, ностальгия?
К деду старость подошла?
Здесь душа кричит: «Россия,
Ты к чему сейчас пришла?»
Молодец, рассказ дослушал,
Любопытствовать не стал.
Бередить не надо душу,
Что хотел, я всё сказал!
А теперь давай во славу,
Выпьем, друг, по случаю:
За Россию – мать, Державу
И за жизнь, за лучшую!»
Ёлкин встал, перекрестился,
Руку мужественно сжал.
«Бог даст, свидимся, - простился,
извини, что задержал…»


Я о встрече думал долго:
Как такое пережить,
Не утратив чувство долга,
И Отчизну так любить?..
Сколь здоровья надо, силы,
Чтобы вынести сей груз???
НЕ ДУША ЛЬ В ТАКИХ РОССИИ?
В НИХ НЕ ОСТОВ ЛИ ТВОЙ, РУСЬ?
2004год.