Визионер - театр Яры Циммермана

ВИЗИОНЕР
(Игра со смертью)

Действующие лица:
ГЛАВСА, крестьянин
ФРАНТИШЕК, его сын
ПТАЧЕК*, угольный барон
СМЕРТЬ

(Комната богатого крестьянского хозяйства, в ее обстановке выделяется кафельная печь с трубой)
 
ГЛАВСА: Послушайте, пан Птачек, мы, визионеры, это будущее видим, но видим мы из него только некие образы. Вот, например: вижу я огонь. Горит здание, бегают там люди с ведрами. Что я могу из этого вывести? Что вы выгорите. Что загорится сарай или хлев, еще могу узнать соседей, которые вам помогают гасить, но это все. Не могу вам сказать, кто вас подпалил, в какой день точно это произойдет и заплатят ли вам страховку. К сожалению, именно эти вещи людей больше всего и интересуют. Самое большее, могу посмотреть, как вы это горе перенесёте. Однако, это уже следующий образ и за него вы должны заплатить отдельно. Вот когда я увижу, как вы качаетесь на ветке, только тогда я могу сказать, что страховку вам не выплатили. Понимаете?
ПТАЧЕК: Да, несомненно.
ГЛАВСА: А теперь эти анкетные данные. Имя?
ПТАЧЕК: Рене Птачек.
ГЛАВСА: Местожительство?
ПТАЧЕК: Прага.
ГЛАВСА: Профессия?
ПТАЧЕК: Угольный барон.
ГЛАВСА: Хм. Должно быть, занимательная профессия.
ПТАЧЕК: Мне она нравится. У меня пять шахт. Три в Остраве и две в Кладно.
ГЛАВСА: Имеете детей?
ПТАЧЕК: Так из-за этого я и здесь. У меня есть сын и дочь. Насчет сына я спокоен, его будущее вполне определенное. Хочет быть тоже угольным бароном. Но вот с дочерью, вы понимаете, там зависит от того, как выйдет замуж. И вот тут мне потребуется ваш профессиональный совет.
ГЛАВСА: Так вы мне наконец хорошенько скажите, что вас мучает, а уж потом, как я отопру трубу, вы мне ничего не говорите, потому что я должен это из нее достать, пока она горячая. И что-то мне сегодня нехорошо. Все у меня болит, поэтому я вас попрошу – коротко и ясно.
ПТАЧЕК: У Терезки есть два ухажёра. Нравятся ей оба и она не может между ними выбрать. Мы с женой рады бы ей посоветовать. Только, знаете – я ведь могу говорить с вами откровенно, мы взрослые люди – эти молодые по-настоящему могут узнать друг друга только в первую брачную ночь. А тогда уже бывает поздно. У нас в семье была одна такая трагедия. Сестра вышла замуж за Мазавку…**
ГЛАВСА: Да, это точно трагедия. Когда муж пьет…
ПТАЧЕК: Да нет, доктор Мазавка - непьющий. Но все одно: сестра с ним познакомилась, увидела, что это порядочный, видный, здоровый молодой человек, ну а потом пришло то мгновение, когда они впервые легли вместе на супружеское ложе. И вот тут сестра обнаружила, что вместе они не могут спать. Она нас однажды специально позвала, чтобы мы сами убедились, и действительно, батюшка, я вам скажу, как же этот человек храпел, в жизни я такого не слышал. В одной комнате с ним невозможно было спать.
ГЛАВСА: А те два ухажера? Тоже храпят?
ПТАЧЕК: Это то, за чем я пришел. Терезка, как благовоспитанная девушка, этого, понятно, знать не может. Вот мы с женой и решили, что это выясним сами. Всякий раз, как они за Терезкой явятся…
ГЛАВСА: А они приходят всегда вместе?
ПТАЧЕК: Да. Пока Терезка не определится, ходят вместе. Мы им поставим угощение и тут же: пане, вздремните, тут у нас два дивана… жена им взобьет подушки, но они, как будто что заподозрили, прохвосты, не ложатся и не ложатся. Так вот, не могли бы вы на них посмотреть, с которым Терезка была бы счастлива.
ГЛАВСА: Я на них гляну, только это будет два образа, и стоить это будет в два раза больше.
ПТАЧЕК: Безусловно, все равно не знаю, что там с этими деньгами.
ГЛАВСА (ставит стул напротив трубы): Так на которого смотреть первым?
ПТАЧЕК: На пана Данька, например. Это все равно.
ГЛАВСА (открывает трубу): Господи, это ужасно!
ПТАЧЕК: Храпит, точно! Я так и думал.
ГЛАВСА: Да нет. Ужасно колет в спине. Что это со мной сегодня?
ФРАНТИШЕК (открывает дверь): Батюшка, прости, что помешал, но ты не забыл, что сегодня должен умереть?
ГЛАВСА: Ах да! Где была моя голова. А я совсем не готов. Намертво обо всем забыл. Столько еще всего надо сделать. Подойди, сынок, подбрось дровишек, чтоб хоть с этим гаданием закончить. (Франтишек подсаживается к печи и раздувает огонь.)
ГЛАВСА: Побриться, переодеться, хозяйство завещать, а тут еще вы со своими ухажерами… (Раздается стук в дверь.)
ГЛАВСА: Войдите!
(Входит господин в городском  костюме, в левой руке держит портфель, в правой – косу.)
СМЕРТЬ: Добрый день. Вот и я.
ПТАЧЕК: Я тут только в гостях.
СМЕРТЬ: Родственник? (Смерть приближается к нему,чтобы пожать руку.)
ПТАЧЕК: Нет, просто клиент.
СМЕРТЬ (убирает руку): А вы?
ФРАНТИШЕК: Я – сын.
СМЕРТЬ: Тогда примите мои соболезнования. (Пожимает ему руку.)
ГЛАВСА: А вы…
СМЕРТЬ: Я – Смерть.
ГЛАВСА: Вы меня застали немного врасплох, мне бы еще надо было сделать пару вещей.
СМЕРТЬ: Я надеюсь, вы не собираетесь с этим затягивать? Знаете, гоняться за вами с косой по холмам, это уже не для меня.
ГЛАВСА: Нет, я тут останусь. Только побреюсь, пану Данеку посмотрю на Птачка… ***
ПТАЧЕК: Наоборот.
ГЛАВСА: То есть, пану Птачеку посмотрю на Данека.
СМЕРТЬ: Хорошо, только быстро. Знаете, каждый старается это оттянуть, но это бессмысленно.
ГЛАВСА (приносит стул): Так присядьте пока, отдохните…
СМЕРТЬ (усмехается со знанием дела): Пан Главса, все эти фокусы с клеем я знаю. Однажды я на это попался, но уж второй раз не получится.
ГЛАВСА: Это честный стул. Посмотрите. (Хлопает по сиденью.)
СМЕРТЬ (садится): Я бы вам это и не рекомендовал. В тот раз меня еле отлепили.
ГЛАВСА (присаживается к печи, открывает трубу и смотрит в нее): Теперь посмотрим. Знаете, больше всего люблю гадать у трубы, потому что мне нужно смотреть в полную тьму. А этот горячий воздух, который из нее идет, это как будто на вас веет духом истории. – Так покажись, Данек. Где ты у нас? В Праге! Гляди-ка, какой у него большой завод. Сколько машин! Даже локомотивы. И еще какой-то друг с ним. Но он не спит, пан Птачек. Что будем делать?
ПТАЧЕК: Что если бы мы минутку подождали? Может, он после обеда уснет.
ГЛАВСА: Не получится, пан Птачек, я не могу заставлять пана Смерть ждать так долго.
СМЕРТЬ: Правильно. Никаких задержек.
ПТАЧЕК: Так вы мне, пожалуйста, посмотрите еще на того второго жениха.
ГЛАВСА: Как его зовут?
ПТАЧЕК: Пан Кольбен.
ГЛАВСА (опять смотрит в трубу): Покажись, Кольбен. Где ты? В Праге! Гляди-ка, какой у него большой завод. Сколько машин! И тоже с другом.
ПТАЧЕК: Подождите. Вы опять смотрите на Данька. Вы это все уже говорили.
ГЛАВСА: Куда там. Это – Кольбен. Даже локомотивы! Но ему тоже не спится. Нет, ничего нельзя сделать. Значит, имеем Кольбен-Данек по пять крон, в общей сложности будет двадцать крон. (Закрывает трубу.)
ПТАЧЕК: Но главное-то, пан Главса, храп-то, я же ничего так и не узнал.
ГЛАВСА: Поэтому и беру с вас дешевле. А то бы было все сорок.
СМЕРТЬ (встает): Так готовы?
ГЛАВСА: Не сердитесь, еще хозяйство завещать сыну.
СМЕРТЬ (опять садится): Так побыстрее, пожалуйста.
ГЛАВСА: Милый сын, всю жизнь я гнул спину, чтобы вы, мои дети, жили в достатке. Как ты знаешь, твоего младшего брата Вацлава я выучил на трубочиста а тебе, моему первенцу, завещаю все наше хозяйство. И, видит Бог, не маленькое. Девяносто десятин полей и лугов (Смерть начинает точить косу), десять десятин леса, один пруд, десять коров, три овцы, две пары коней, дюжину поросят, не считая птицы. Все это, Франтишек, будет сегодня же твое. Пан Птачек свидетелем.
ПТАЧЕК: Если я правильно понял, так тот завод пана Кольбена такой же, как завод пана Данека?
ГЛАВСА: Да. – А в матрасе, Франтишек, лежат деньги на паровую молотилку.
ПТАЧЕК: А какой из тех заводов больший?
ГЛАВСА: Они оба одинаковые
ПТАЧЕК: Абсолютно?
ГЛАВСА: До черточки. А ипотеку за дом, Франтишек, я уже выплатил.
ФРАНТИШЕК: Милый батюшка, я вам благодарен за вашу заботу, за то, что вы целую жизнь трудились до кровавых мозолей, чтобы мы, дети, не имели ни в чем нужды.
ГЛАВСА: Детей я воспитал хорошо.
ФРАНТИШЕК: Но только это хозяйство, батюшка, это наше большое хозяйство, я не хочу.
ГЛАВСА: Что ты говоришь?
ФРАНТИШЕК: Но только это хозяйство, батюшка, это наше большое хозяйство, я не хочу.
ГЛАВСА: Но почему?
ФРАНТИШЕК: Я не хочу быть богатым.
ПТАЧЕК (смеется): Ну, это уж… Такого я еще не слышал! Он не хочет быть богатым. Вы наверное, молодой человек, свихнулись.
ГЛАВСА: Да нет. Это мы однажды тут трубу страшно раскалили и видели невероятные вещи. Парень с того и боится.
ФРАНТИШЕК: Я это хозяйство не хочу.
ГЛАВСА: Да не бойся, сынок. Кто знает что те образы означают? Я думаю, что богатым тут жить будет всегда неплохо.
ФРАНТИШЕК: Нет, нет. Что труба показывала, то всегда сбывалось.
ПТАЧЕК: А все-таки? Что вы там увидели такого ужасного?
ГЛАВСА: Вы в это не лезьте, пан Птачек, вы оплатили Колбена-Данька, а это совсем другое предсказание.
ПТАЧЕК: Но подождите, пан Главса, вы тут намекаете, что состоятельных людей постигнет какое-то несчастье или что-то в этом роде. А это меня как угольного барона чрезвычайно интересует. Я бы вам еще приплатил, чтобы узнать, что нас ожидает.
ГЛАВСА: Пан Птачек, я должен уладить семейные дела, никаких новых заказов я уже не беру.
СМЕРТЬ: Правильно. Заканчиваем. Ничего нового не разводите!
ГЛАВСА: Вот я и доработался. Всю жизнь с утра до вечера горбатился на поле, по вечерам еще подрабатывал у трубы, а теперь мне сын заявляет, что это все яйца выеденного не стоит. И не стыдно тебе, сын, говорить такие вещи старому отцу в его последний час?
СМЕРТЬ: Час это уже слишком, пан Главса, так мы не договаривались. Вы у меня не один.
ГЛАВСА: Не ожидал я этого. И как ты себе это представляешь? Что мне теперь прикажешь делать, когда я уже практически на смертельном… стуле?!
ПТАЧЕК: Пан Главса, не знаю, что там в трубе было, но если бы вы знали, сколько у меня там под землей угля. А тут меня еще зять надоумил, что я мог бы подработать и как финансовый магнат. Так что будущность нашей семьи я вижу исключительно в розовых тонах. (Смерть смеется.)
ПТАЧЕК: Вы смеетесь?
СМЕРТЬ: На меня не обращайте внимания.
ПТАЧЕК: Вы что-то знаете? (Смерть только улыбается.)
ПТАЧЕК: А не могли бы вы нам это прояснить?
СМЕРТЬ: Куда там. Мы этого говорить не можем.
ПТАЧЕК: Да уж! Вы мне тут, господа, подложили хорошенькую свинью. Скажу вам, пан Главса, что за эти деньги вы меня совсем не порадовали. И с храпом ничего не выяснили, а тут еще эти странные речи о наследстве. Хотя бы сказали нечто определенное, чтобы человек знал, о чем речь.
ГЛАВСА: Я вижу только образы. Всегда видел только образы.
СМЕРТЬ: Господа, вы меня действительно задерживаете. Я совсем не педант, но у меня стоит работа. (Достает часы-луковицу.) В Танвальде-у-Лабути сейчас драка, и тот цыган уже пол-часа бегает по ресторану с ножом в спине. Так я вас прошу, имейте хоть капельку совести.
ПТАЧЕК: Пан Главса, давайте подбросим дровишек и вы нам быстренько посмотрите в эту свою трубу. Речь, ведь, не только обо мне. Сделайте это хотя бы ради собственного сына. (Франтишеку) Бросайте полено, молодой человек.
ГЛАВСА (машет рукой): Подбрось, Франтишек, я посмотрю.
(Фратишек подбрасывает дров. Смерть достает из портфеля молоточек и наковальню и начинает оправлять косу.)
ГЛАВСА (открывает трубу): Ага, оно уже тут. Сегодня очень четкий образ. Вижу башню. Вижу колесо.
ПТАЧЕК: Точно, это вытягивающая башня.
ГЛАВСА: Вижу красивые кованные ворота.
ПТАЧЕК (не слышит из-за ударов молотком): Что?
СМЕРТЬ: Кованные ворота! Вы что, глухой!
ПТАЧЕК: А, так это «Терезка». Моя любимая шахта. Это написано над воротами. «Терезка».
ГЛАВСА: Пожалуйста, не можете с этим подождать минутку (Смерть перестает.) Невозможно работать. Там не написано «Терезка». Там написано «Пе… Петр».
ПТАЧЕК: «Петр»? Но у нас в семье нет никакого Петра? Зачем бы я … Разве только, если бы у Терезки был сын и назвал бы шахту именем внука.
ГЛАВСА: Подождите, это еще не все, там написано «Петр… Безруч».****
ПТАЧЕК: Как?
ГЛАВСА: «Петр – что-то красное – Безруч».
ПТАЧЕК: Ну это уж… Безруч? Подождите, это не тот ли поэт, что пишет против нас эти свои стишки?
ГЛАВСА: Я стихи не читаю.
ПТАЧЕК: Ну да, это он. Но чтобы я в его честь назвал шахту? Бессмыслица! Разве только, он бы у меня ее купил. Неужели он своими стишками столько зарабатывает? Все может быть. Когда заработает достаточно денег, спокойно ему продам шахту. Пиши, поэт, страдай, а как будешь иметь двадцать миллионов, придет день, сочтемся.
ГЛАВСА: Вижу только образы, большего от меня не требуйте.
ПТАЧЕК: Все в порядке, пан Главса, насчет этих образов я спокоен.
ФРАНТИШЕК: А я бы не был так спокоен, пан Птачек. Эти образы могут означать все, что угодно.
ПТАЧЕК: Ну, что бы это могло означать? Продам шахту, нет?
ФРАНТИШЕК: А если не продадите. Если у вас ее отберут.
ПТАЧЕК: Молодой человек, вы видели когда-нибудь шахту? Это – дыра в земле, коридоры так и так (показывает в вертикальном и горизонтальном направлении). Извините, деньги у меня могут взять, машину могут украсть. Но шахту? Ее можно затопить, засыпать, но украсть невозможно.
(Смерть смеется.)
ПТАЧЕК: Пан Смерть, вы все время только смеетесь. Если вы что-то знаете, так скажите, или хотя бы намекните.
СМЕРТЬ: Мы не можем даже намекать.
ПТАЧЕК: Вот дела! Я теперь, наверное, даже не усну.
ФРАНТИШЕК: Ну да. Это – в трубе. Поэтому я это хозяйство не хочу.
ГЛАВСА: Но Франтишек, кому я его тогда завещаю? Ведь у меня только ты и Вацлав.
ФРАНТИШЕК: Так хотя бы раздели пополам. Половину мне, половину Вацлаву.
ГЛАВСА: Но это прямой убыток, делить такое прекрасное хозяйство.
ФРАНТИШЕК: Убыток! Убыток! Я тебе скажу, почему не хочешь делить. Потому что Вацлав – твой любимец. Он себе в Праге развлекается с сажей, а на меня вешаешь это хозяйство. А когда те твои видения сбудутся, Вацлав и дальше будет развлекаться, а я расплачусь за всю семью.
ПТАЧЕК: Послушайте, пан Главса, я все думаю, нельзя ли что-нибудь сделать? Не мог бы я, например, застраховаться от этого Безруча?
СМЕРТЬ: Господа, я вас слушаю, слушаю и не перестаю удивляться. Все вы одинаковы. Вот вчера тоже: учитель Сикора из Либерца, такой умный, более того, просвещенный человек, смиренный, незлобивый, но все то же – нельзя ли с собой взять библиотеку, у него, мол, там словари. Я ему говорю, пан учитель, ну на что они вам там, а он: так, хотя бы, коллекцию жуков. Я ему говорю, не бойтесь, уж там-то этих жуков… А в дверях, не люблю это делать, но положено – слегка его обыскал, и что вы думаете, было у него в кармане? Сберкнижка. Это, мол, на проезд. Господа, поймите наконец все, все присутствующие, это касается не только пана Главсы. Запрещено брать с собой что-либо в могилу.
ГЛАВСА: А знаете, пан Смерть, я представлял вас совсем другим?
СМЕРТЬ: Ну да? Люди – ужасные выдумщики. Как-то по весне видел, как меня несли. Несли меня на такой длинной палке к ручью. Я просто угорал! Ну так, Главса… (вынимает часы)… который у нас час… Господи Боже! Ну, я и заболтался. Повезло вам! Теперь уже вас у меня не возьмут! Того цыгана с ножом еще возьмут, насильная смерть, но вас, Главса… вас уже нет. Теперь примерно… через два года. Но это уж буду не я.
ГЛАВСА: Как это, не вы?
СМЕРТЬ: Ну да. Я заканчиваю. Последний остался, какой-то Фердинанд, Сараево. А потом ухожу на покой, и придет новый. Молодой. Вот это будет косарь, господа! Не такой, как я. Тот уже не заболтается… (Кивает головой и отходит.) Так, до свидания! (Останавливается и смотрит на публику.) До свидания...

(КОНЕЦ)

* – PTACEK (чешск.) – птичка
** – Mazavka (чешск.) – пьянчуга
*** – по реакции публики в зале очень сильно подозреваю, что «птачек», помимо «птички», означает еще нечто неприличное
**** – Петр Безруч (1867 –1958) — австрийский и чехословацкий поэт и писатель, писавший на чешском языке. Принадлежал к поколению так называемых «бунтовщиков-анархистов». В своих стихах Безруч отстаивал социальные и национальные интересы силезцев.