Торжество любви. Театр Глобус

ГЕРМОКРАТ. Ну что ж, сударыня, вот единственная помощь, которую я могу вам оказать, - я совсем не хочу вас любить. Пусть мое равнодушие вас излечит, и кончим этот разговор, полный яда для того, кто его слушает."
Пьер Карле де Мариво. Торжество любви. 1732 г.


Главная премьера этого месяца 84-го театрального сезона НАМТ «Глобус», ожидаемая если не всеми, то уж точно многими, в оригинальной, неординарной и неожиданно смелой постановке Романа Феодори – комедия Пьера Мариво «Торжество любви».

Для XVIII века она явилась новой трактовкой извечной темы любви, сюжетно опирающаяся на "Двенадцатую ночь" Шекспира.

"Мариво... Мариво писал для постоянной труппы Комеди Франсез, он содействовал освобождению французской драматургии от классицистических норм; отбросив старые схемы, он создал совершенно новый театральный жанр, кое в чем близкий итальянской народной комедии и использующий некоторые приемы французского ярмарочного театра. Но Мариво возвысил, "облагородил" эти самые "низкие" жанры театральных зрелищ того времени, приблизив их к языку литературных салонов и насытив их прогрессивными идеями. В пропаганде своих взглядов драматург не был навязчив, поэтому его комедиография лишена какого бы то ни было дидактизма...
Мариво во многом усвоил салонную фразеологию рококо, стиль легкой светской болтовни, но гедонизм рококо писателю был чужд. Его драматургия наполнена большим гуманистическим содержанием... Его комедии не только веселы и стремительны, они выделяются своим психологизмом." – повествует А.Д. Михайлов в статье "Комедия первой половины XVIII в."

Само «Действо» рождается уже при первом взгляде на сцену – еще эмоционально незаполненная, без артистов, она живет в своих реалиях, вне этого мира. Что же мы видим? Сразу же – пресыщенность нечто черного, темного и непостижимого, глубинного, скрывающегося за полиэтиленовыми пакетами, пустой инвалидной коляской, пластмассовыми ящиками и спасательным кругом. Оттенки алого на аспидно-черном фоне, отражающиеся во всех изгибах и неровностях, пятиметровые статуи, также перетянутые полиэтиленом, головные уборы на микрофонах, как бы намекающие: «Нас нет, но мы с вами – мы все видим и слышим, мы знаем, о чем вы думаете». Эдакая Черная комедия. И все это – сад Гермократа из области мрачной фантастики.

Появляющиеся во всем белом Леонида и Корина вынуждены стать частью этого темного царства, осуждающего любовь; они принимают на себя черное обличье фальшивого Фокиона и Гермидаса. Зеркальным отражением всех, с кем взаимодействует Фокион, является Арлекин и Корина-Гермидас, жестоко иронизирующие все происходящее у них перед глазами. Юная особа соблазняет старика Гермократа, вновь перевоплощаясь в юношу, она сводит с ума зрелую, также не верящую в любовь, Леонтину, дав тем самым понять ей, что она может быть счастлива, если только захочет и что от жизни, в полном ее чувственном проявлении, отказываться нельзя. Аспазия, не без труда, обольщает, приближаясь шаг за шагом к своей заветной цели, убеждая двоих мужчин и одну женщину, прививая всем троим смертельный вирус – любовь.

Чего только стоит удивление Садовника, заметившего вдруг настолько помолодевшего и набравшегося сил Гермократа, который, мучимый инвалидной коляской, встает на ноги и устремляется в неведомый до того рейс чувств.

У каждого из персонажей Мариво есть козырный монолог, текст для исполнителя можно назвать «выигрышным», а диалоги – любовными баталиями. НО: "Когда артисту больше нечего сказать, он будет петь. Как может."
И... они выходят на собственные высказывания через исполнения зонгов, созданных на основе стихов из эротической поэзии Эпохи Просвещения. Это и стимпанк, и арт-рок со стилистическими отголосками готик-рока. «Мы все умрем!..» – с завыванием декламируют главные герои в музыкальном полотне, искусно созданном композитором Ольгой Шайдуллиной и исполняемым прямо на сцене известным новосибирским коллективом – группой «Линии судьбы». Весьма гармонично сочетание работы на сцене актеров и музыкантов, требующей немало виртуозности и мастерства.

Человеческая природа сама по себе низка, она движима похотью, тщеславием и алчностью. Уединением от лживого внешнего и являются те самые зонги, исполняемыми актерами, музыкальными номерами: песня Агиса о нелюбви «Пошли они все в Певек! («Певек – город романтиков и ромашек. Россия. Чукотка.»); песня Корины «Про либидо» – ведь и ей теперь «...есть что сказать – я выхожу замуж»; Димас, который читает реп... И, конечно же, «цензурный скотч» Аспазии, воплощающей пылающую женственность и энергичную чувственность: «Если бы вы знали, как меня все это ЗА-Е... (censored)”

В спектакле найдено множество различных ходов, порой парадоксальных и поражающих своей непостижимостью с первого взгляда. Спектакль-высказывание через зрелище, немного провокационный и, может быть, спорный. Торжество любви... над чем? О какой «любви» идет речь?.. Сегодня суть этого Триумфа не совсем очевидна, она требует дальнейших размышлений и рассуждений на этот счет. Белое сменяет черное, маски сняты, ложь обретает свое истинное лицо – в этом, наверное, и состоит все Торжество любви.

Это, не побоюсь коварного слова, – «творение» воспринимается на одном дыхании, которое диктует невероятная динамика; ты уходишь из зала, а оно остается в тебе и продолжает жить своей жизнью, меняя тебя самого.
А прожить в конце второго действия эту долгую паузу отчаяния, ставящую сначала в некое недоумение зрителей и тут же ловящую их врасплох, после слов:

ЛЕОНТИНА. Я не знаю, кто ваша любимая. Но я выхожу замуж за Фокиона.
ГЕРМОКРАТ. Погодите, но ведь я женюсь на нем. Не можем же мы вступить в брак с одной и той же особой.
АГИС. И я женюсь на нем.

– только ради этого уже стоит окунуться с головой и отдаться «Торжеству любви».





М. Мендель. Март, 2014 г.