Где-то между Кремлем и Москва-рекой

И они встречаются где-то между Кремлем и Москва-рекой.
У него рубашка на все пуговицы,
Он так мило умеет хмурится,
Когда видит её пред собой.

У неё лишь смущенность за шиворотом.
Что он скажет, о чем заведет разговор?
Она поднимает глаза, а он смотрит в упор.
Господи, наизнанку ведь вывернет.

И он говорит ей, вроде бы честно, но с горяча :
"Девочка, ты мой Бог, который стоит предо мной в этом платье.
Ты для меня живешь и ради меня - всё, что угодно.
Только вот существует же подлость, мирское проклятье.
Не могу я назвать тебя своим счастьем.
Ты стоишь тут сейчас, благородная.
И слезу не выронишь, и не завопишь, изругав.
Я не твоя обитель, я не твой костоправ.
Может, конечно, убог сейчас и не прав.
Но такова судьба."

Она не слова не вымолвит, сохранит внутри.
Пусть там тоннами бьется посуда.
Пусть там триллионами умирают киты.
Ну, скажи мне, такие силы-то в ней откуда?
Знала ведь, что он её взглядом испепелит
И в душе ничего не оставит.
Только он так больно умеет ранить,
Всё живое убить.
И она на него посмотрит и улыбнется.
Это /поверьте мне/ нечеловечным трудом дается.
Улыбнется каждой клеточкой вялой души,
Повторяя себе "Ты вот-вот уже отвернешься, ну а пока дыши"
И пока в ней боль играет сильнейший ритм,
Она руку сжимает в кулак и спокойно так говорит :
"Я хочу, чтобы у тебя никогда не кончались силы.
Чтобы вытерпел всё, что встретится на пути.
Я просить буду всех своих ангелов,
Чтобы всё у тебя было.
Я пойду, меня мама ждет, ты прости."

И она разворачивается и уходит.
В нос ударяет привкус терпкого ноября.
И снаружи ничего необычного не происходит.
Но сегодня она хоронит в себе себя.