Вагон 4П

                Зарисовки с натуры (2004год).
 «Чтобы погубить тысячу душ вполне достаточно взрыва одного килограмма "скального аммонита" под "мчащимся на всех парах" пассажирским поездом за мгновение до прохождения по параллельной колее встречного состава».

           Плацкартный вагон поезда Нальчик-Москва был ещё совсем новым и потому непривычно блестел металлическими деталями отделки, дерматиновой обтяжкой полок и совсем не пах хлоркой.
           Два проводника-абхазца, потерявшие "родние гинозда" во время недавней войны сильно отличались друг от друга. Первый – худенький кучерявый человечек с ведром  и шваброй – в перерывах между уборками туалетов  настырно предлагал пассажирам "кипаток" с чаем в пакетиках. Второй – лысоголовый колобок с билетной сумкой – всю дорогу громко и матерно ругал "всэх правителствов эСьэНьГе", "ихных мамов" и "днэй ихных рождэный".

           В Нальчике, при посадке, поджарый подполковник и крепыш-капитан – оба военнослужащие из Чечни – лихо забросили на верхнюю полку своего третьего – пьяного вдрызг лейтенанта – как забрасывают за спину надоевший рюкзак. Подполковник, при этом, всё время повторял:
           – А что? Очень даже транспортабельный лейтенант. Не опасней фугаса. Верно?
           До самого Таганрога, куда они втроём ехали – как и положено "транспортабельному" – лейтенант пролежал, не шелохнувшись,  без единого слова. Да и товарищи его тоже не отличались разговорчивостью. Всё больше молча смотрели в окно, лишь изредка реагируя на обстановку в вагоне.
               
           В Прохладном села горластая, фигуристая казачка, в кофточке лилового цвета, обтягивающей пышные груди с дочкой-подростком и провожающими их людьми, несущими массу коробок и пакетов. В вагоне мгновенно стало тесно и шумно.
           – Володь! Енти две коробки кидай туды, наверх. Чуишь? – распоряжалась она, – А тые, с… шу-шу-шу… – сюды, под Оксанку. Хай, сторожит… Досинька, чуишь? Шоб мине глаз не спускала. Чуишь? Лежи, не ставай до самого Харькага. Га-га-га-га! А шо это – две полки пустые? Будут садиться хто или пошли курить. 
           Когда поезд уже тронулся и проводник-колобок подошёл к ним за билетами, она культурно поинтересовалась: 
           – А хто у мине зверху, товарищ проводник? Не подскажете?
 Товарищ проводник покачал головой.
           – Аткудава я знаю, слюшай? Ныкаво жа нэт… – Он глянул на вырез в кофте. Глаза его сверкнули. – А каво ви хочэш "зверху", женьшЕна?
           – Мине наравица, када мужик зверху. Той и залазиит быстро, и слазиит раз у день…
           Колобок сначала растерялся:
           – Хм, вот ти даёш! – но, глянув на "досиньку", успокоил пассажирку: – Нэ беспакотес, жэньшЕна, найдом каво нада, слюшай. Луччая бригада эСьэНьГе, слюшай… я йихных мамов всэх падрад, туда-суда, слюшай …

           – Тук-тук… тук-тук… тук-тук… – стучали вагонные колёса. – Кипаток… кипаток… кипаток… – вторил им в такт кучерявый проводник с чайником в руке. Иногда он терял ритм, по причине добавления, не известно к чему, слова: "гарачий", но затем вновь находил его.
           – Сюда, пожалуйста! – Обрадовалась женщина с двумя пацанятами. – Три стаканчика.
           – Пажалиста. Двацат рублэй.
           – О-ого! С каких это пор кипяток стал продаваться… да ещё за семь рублей?
           – Ц! Э-э, женьшЕна! Я же нэ проста кипаток прадаю, туда-суда. Я дэлаю ета… как иво… сЕрвиз! Одынразовий пакетык… сахар… ложичка. Эта жи, дэнги! Правилна?
           – А нам этого не надо. У нас свой и чай, и сахар. Я только кипяток возь...
           – Как ета: толка кипаток? Он шито, сам кипатылса? Да? И угол сам в пэчка пришол? Да? И растопка сам? И вада? Да? Э-э, жэньшЕна!..
           – Знаете что?.. Это входит в ваши обязанности.
           – Да-а?
           – Да!
           – Тада сама иды туда… к пипетке. Ета твой абязанаст… – Он повернулся и зашагал по проходу. – Кипаток… кипаток… кипаток… Гарачий кипаток… кипаток… кипаток… 

           Стемнело. В вагоне включили свет, что с особой радостью восприняли девушка, парень и женщина среднего возраста, дружно разгадывающие сканворд. Муж женщины читал "Спортэкспресс". Он вступал только, когда его просили. Знал всё, даже самое невероятное. Не иначе, как работал продавцом на вещевом рынке.
           Заполняла клеточки кроссворда девушка.
           – Достижение в спорте… шесть букв.
           – Рекорд. – Молниеносно среагировал парень.
           – Праавильно… соперник крестика… последняя буква "ка". – И тут же сама ответила: – Нолик.
           – Опущенный участок земной коры… заканчивается на "эн", шесть букв.
           Минута молчания. Женщина кликнула мужа. Прочли вопрос ещё раз.
           – Грабен.
           – Точно! – Чуть ли не крикнула женщина и с умилением глянула на мужа. Тот, подмигнув ей, вновь обратился к газете. Но девушка остановила его: – Ой, подождите! Тут ещё одно геологическое слово. Я, думаю, мы всё равно не сможем без вас… вот, послушайте: долина… шесть букв, пред...
           – Лощина! – небрежно бросил парень.
           – Да подожди ты!.. Шесть букв, предпоследняя, "эс".
           Все четверо одними губами повторили за девушкой: "Шесть букв, предпоследняя, "эс".
           – Терраса. – Вышел первым из транса мужчина, – Площадки такие на склонах речных долин.
           – Точно! Ты посмотри! – восторженно воскликнула девушка и попыталась записать, но слово не вместилось в заданные шесть букв. Она впала в недоумение: – Что-то не влезает. Может геологическая терраса с одним "эр"?
           Мужчина отрицательно покачал головой.
           – Нет, с двумя. Тут, наверное, что-то другое. Вы пока отгадывайте, а я подумаю. – Он откинулся к стенке и задумался. – Шесть букв, предпоследняя, "эс"…  А, вообще-то, давайте чайку выпьем. "Кипаток" шагает по вагону. 

           Да, он – то бишь, проводник – шагал. Но перед ним, то и дело пробегала маленькая белокурая девчушка лет пяти. Это «челнок». Когда она добегала до туалета, то поворачивала и бежала обратно. Затем опять туда и опять обратно. И так бесконечно. Родители её, то ли спали, то ли забавлялись таким занятием дочери.
           Иногда ребёнок забегал в какой-либо отсек и, молчаливо оглядев всех, возвращался к своему нелёгкому труду. И ничто его не останавливало, даже дядя "Кипаток" со своими жутчайшими угрозами:
           – Шас я на тэбья кипаток вилю и варОную за окошько викину, будэш эсли минэ бегат исчо тут.

           В Минеральных Водах к казачке подсела пара: он и она. Как потом оказалось – командированные. Ему было лет под пятьдесят, ей под сорок. Проверяя у них билеты, колобок указал женщине на место №28 – над "досинькой", а мужчине – на место №26 – над её мамой.
           – Да какая газница?! – посмеялся мужчина. – Пгоезд опвачен, документы впогядке. А между собой мы уж договогимся…
           – КитО лубит, а китО дразныца. Вот ета и ест разныца. – Колобок всунул билет в ячейку сумки, встал и, подмигнув раскрасневшейся казачке, добавил: – Правилна? – И, наклонившись к самому уху женщины, жарко прошептал: – Захады в госты, чайОм побАлаваимса.

           – … Ущелье… лощина… терраса… – Мучился мужчина в отсеке кроссвордистов. – Пойма… левада, наконец. Чёрт его знает. Не представляю... А ещё какие-нибудь буквы там есть или могут быть?
           Девушка покачала головой:
           – Нет. Это в уголке, над рекламным текстом. Пересекается с общей сеткой только одной буквой.
           – Да, жаль… хмм… Долина гор, долина реки, степная долина… Может, пампасы? А что? Есть такое в Южной Америке. Ах, да… нет – шесть букв же надо. Вот чёрт! Не придумаешь ничего. Ладно. Ещё подумаю. Шесть букв… пред-пос-лед-няя… "эс".

           За Невинномысском вагон посетил угрозыск.
           Двое крепких мужчин лет сорока в штатском обходили отсеки и досматривали каждого пассажира. 
           – Уголовныйрозыстарылетенатарленкин. – Представлялся отработанной скороговоркой один из них, суя на две секунды в физиономию пассажира документ в раскрытом виде с фотографией и печатью. Причём, пассажир успевал заметить, только татуировку в виде звезды, пронзённой стрелами, с  четырьмя расплывчатыми буквами на внешней стороне ладони, у большого пальца. – Ваши документы!
           Их изучали профессионально и досконально, после чего переходили к владельцам. Подозрительных не только осматривали, но и прощупывали их багаж, а также тела от шеи до пяток, предварительно попросив удалиться из отсека всех остальных пассажиров.
           Двух армянок или грузинок, а может, кабардинок – кто их разберёт, после досмотра, увели в купе проводников (вытурив оттуда "Кипатка" с Колобком), где долго и нудно угрожали "нарушительницам" высадкой с поезда на ближайшей станции. В конце концов, женщины не выдержали напора и, заплатив штраф, вернулись на свои места.   
           Более всех негодовал Колобок:
           – Крисолови дыбылные, слюшай. Дасталы ужэ… ба-андыты. Сколко можна людэй доит, а? Я ихных днэй рождэный туда-суда, слюшай…
 
           – Кстати, – как будто продолжая мысль проводника, рассуждала пожилая женщина в противоположном конце вагона, – на день рождения можно приготовить очень вкусное блюдо из бананов.
           – Салат?
           – Нет. Пирог.
           – Из бананов?
           – Да!.. Их можно запечь в тесте, как любой другой продукт.
           – Ой, как интерееесно! Сложно?
           – Не-еа. Тесто простое: мука, яйца, кефир, только развести чуть гуще, чем для блинов. А бананы надо разрезать вдоль и срезом вниз положить на сковородку с уже разогретым растительным маслом. И сразу заливайте тесто. Лопаточкой – так ворочайте и всё. Вкусня-атина!..

           «Челнок» опять пробежал перед "Кипатком", бредшим с ведром и шваброй в сторону туалета.
           – Куда бижишь? Ды-былка. О-охх, дабегаэся минэ, слюшай. Паймаю, к шавабра приважу, как трапка, и йим туалэт помою.

           – Надо же! Какой чистый вагон!.. – громко хвалила проводников казачка двум командированным из Невинномысска: – Вы ще не ходили в туалет? Нет? А шо ж так? Сходите! Я недавно там была: чисто-тааа… Раковины – блистят… без соплев, вода хорошая. Вот тебе и грузины! Чуити? Я в рот брала – не воняет. А возьмите чай. – Продолжала женщина, доставая одноразовый пакетик из стакана. – Дивитесь, акий чёрный! Рази ж это на один раз? – Она подняла стакан над столиком и затем вновь опустила. – Неет, шо уж молодцы, то молодцы! Стараются. Ничёго не скажишь. Даже вагон и той, я вам скажу,  у их не так трусится, как у других. Или уже они смазуют его луче, или так шо делают.

           – … Плато… нагорье… равнина…  – Бубнил мужчина, загибая пальцы, стоя в проходе. Женщины застилали постели себе и своим спутникам. Молодой человек где-то курил. – Распадок… саванна, в конце концов. Ни хрена. Вот беда, блин. А? Шесть букв… пред-пос-лед-няя, "эс".

           С верхней боковой полки прямо на проход упал мужчина. Пока летел, ударился головой о край нижней полки и сильно рассёк лоб. Кровь буквально струилась на пол. Проснувшись, и не поняв, что случилось, он накинулся на своего кореша , который, как ни в чём не бывало, отдыхал на нижней полке под ним, и с которым ещё час назад они "квасили по-чёрному" .
           – Ты чо озверел, падла? – Кричал он, разбрызгивая кровь по полкам. – За чо  мусор  делаешь?
           Сбежался народ. Поднялся гвалт. Особо впечатлительные пассажиры охали и отворачивались, не особо – зевали. Кто-то кликнул проводников. Первым пришёл Колобок, за ним его напарник со шваброй. Оба сначала долго и одновременно матерились, тыча в физиономии выпивох окровавленные простыни и матрасы, затем, заметив, что от этого крови не становится меньше, одного уложили, другого – раненого – увели с собой. Через некоторое время тот вернулся с перебинтованной головой и, простонав с минуту у изголовья сопевшего, молча и аккуратно, полез на своё место.

           Ночью он упал ещё раз.
           На этот раз летел вместе с матрасом и подушкой. Может поэтому обошлось без крови. Да и шуму было поменьше, чем в первый раз. И, если бы не вскрик проснувшейся женщины, наверняка бы, никто и не заметил случившегося. А так, многие проснулись и… возмутились. Кто-то потребовал избавить его от присутствия алкоголиков, кто-то предлагал позвать бригадира поезда, поездную милицию и даже начальника СКЖД. Но всё это было не более чем ворчание под одеялом, которое вскоре и стихло.
           Курцы, явно обрадовавшись представившемуся случаю перекурить, помогли подняться бедолаге и вместе с ним отправились в тамбур.

           Командированному с Минеральных Вод явно не спалось. Он вертелся и вздыхал, таращился в темноте на часы и снова закрывал глаза. Сон не шёл никак. Может, выпить таблетку?
           Потихоньку, чтоб не разбудить эту говорливую женщину с нижней полки под ним, он спустился на пол, обул тапочки и тут только заметил, что нижняя полка пуста. Огляделся. На соседней полке – сопела Оксанка, над ней – его коллега, а казачки не было. Взглянул на часы: четвёртый час! О-го-го! Где ж она бродит? Может, отстала от поезда на какой-либо станции? Тогда надо срочно сообщить проводникам…
           Ещё за три шага до служебного купе его слух уловил слабые, но частые стоны, доносившиеся оттуда через слегка приоткрытую дверь. Мужчина приблизился к ней и, чуть откатив её, заглянул вовнутрь... 
           Прямо перед ним – в такт стонам, – дёргалась волосатая задница со спущенными на пол форменными брюками. В тусклом свете верхнего ночника, над рубахой угадывалась лысая голова Колобка, за которым отдельными фрагментами виднелась фигура наклонившейся над столиком женщины с задранной на спину юбкой.
           Мужчина отвёл глаза к верхней полке, где его взгляд встретился с взглядом "Кипатка". Тот мгновенно приложил палец к губам, после чего бровями указал на процесс внизу, а ладонями рук конкретно пояснил его и, подмигнув, расплылся в скабрёзной улыбке.               
           Не закрывая дверь, командированный вернулся на место. Лёг и быстро заснул, даже не почуяв лёгкого шороха под его полкой буквально четверть часа спустя.

           – Таган-рог! Таган-рог! – Кричал "Кипаток", будя ещё не проснувшихся пассажиров. – Скоро обявым санытарная зона. Спэшытэ в туалэти! Будэм эта дэла закриват. Таган-рог! Таган-рог!..

           – Сейчас все за рыбой побегут. – Продолжила дело "Кипатка" пожилая женщина-кулинар.
           – Да, надо бы тоже сбегать. Я так люблю рыбу. – Поддержала тему её соседка. – К сожалению, в нашем ручье только малявки плавают, а в магазинах кроме минтая ничего нет. А с него что?
           – Почему это такое пренебрежение к тресковым? – Возразила кулинарка. – Из них можно приготовить прекрасные кушанья…
           – Из минтаая?
           – Да. Его, например, можно прекрасно запечь.
           – Правда? РасскАжите?
           – Пожалуйста. Пишите! Отделяете мякоть от костей – чтоб ни косточки – моете, сразу же смачиваете лимонным соком и белым вином – только белым – солите, перчите и оставляете на сорок, сорок пять минут. Как постоит – на сковородку и обжариваете в растительном масле до золотистого цвета.
           – А лук там, ещё чего?
           – Вот, слушайте. В противень – только надо глубокий брать – киньте нарезанный кольцами лук, гвоздику и лавровый лист. Всё это полейте маслом и ровненько выложите туда рыбу. Под закрытой крышкой выпекайте с полчаса. Всё. Да, когда выложите на тарелку, посыпьте мелко нарезанным яйцом. Вкусня-атина!..
   
           Засобирались подполковник и капитан. Командой: "Лейтенант, подъём!" разбудили "транспортабельного" товарища. Тот подхватился, будто его ужалили, но, тут же, треснувшись башкой о третью полку, вновь упал.
           Вволю повеселившись, соратники повторили команду. На этот раз эффект был несколько другим. Пролежав с минуту без движения, лейтенант, осторожно приподнялся, свесил ноги и, глянув вниз, озабоченно пробормотал:   
           – Говорил же, на… Погребняку, чтоб скобы, наварил, на… так неет, на… кудаа там, обтекааемость пропадёт, на… Скакай теперь тут, как хххтозна, на…   

           У туалетов выстроились очереди. В одной из них мужчина-кроссвордист, находясь в некой прострации, тихо бубнил:
           – …Каньон… овраг… балка… уступ… поляна… Что ж ещё? Хымм… шесть букв… пред-пос-лед-няя "эс".

           Маленькая девочка-челнок, увидев собирающихся военных, остановилась у ног подполковника и, вдруг разговорившись,  рассказала тому всю свою "зызнь":
           – Када я была исё са-асем маленькой… оттакусикой, моя мамка локулИлась и лопилАсь. Лысыс, дядя? И сытяс я еду с тётей Лидой. Лысыс? Она меня залеет и будет самой зыть. Мы будем садить калтоску и колмить кулицов и петусков, стобы потом их скусать. Лысыс? Ты любис кулицов? Дядя!..
 
           Три четверти пассажиров поезда вылезло из вагонов в Таганроге, чтобы купить рыбу. Леща, воблу, тарань, чехонь…сырую, жареную, вяленую, копчёную… любую. Всего этого на перроне была тьма. Тут же носили и пиво, но в закрытых от постороннего глаза кошёлках.
           К девушке пристал старлей – в портупее с оружием и с красной повязкой на руке. Он обнаружил в её сумке тайник с банками пива.
           – Ты опять за своё. 
           – Чиво?
           – Наталья! Я предупреждал тебя. Предупреждал?
           – А я чиво?
           – Хрен через ниво! Вот чиво… чивокаешь тут. Почему пиво на перроне?
           – А чиво? Низзя? Три баночки всего. Я ж не на продажу, для себя. От жажды. 
           – Ага. Пить хочется? – Милиционер огляделся. – А не боишься, что губы на ветру потрескаются? Не? А я боюсь. Ну-ка пройдём… граж-даночка.
           Он взял её под руку и повёл в сторону вокзала. Они прошли так шагов десять, когда с противоположной стороны послышался крик:
           – Милиция!.. Милиция!..
           Старлей остановился... вытянул голову и повертел ею. Обнаружив местоположение источника сигнала, прекратил сканирование и делово обратился к девушке:
           – Значит так, Наталья! Следуй в отделение и жди меня там. Понятно? Я буду через пять минут… да не вздумай мне выкинуть фортель. Ясно? Всё равно найду.
           И, поправив фуражку, он решительно двинулся к месту происшествия.
           Но до него он не успел пройти и половину пути, как девушка, рванув к ближайшему вагону, лихо, как по подземному переходу, пробежала под ним и скрылась из виду.

           Командированному снилось что-то очень нежное…
           Во всяком случае, когда казачка ткнула его пальцами в плечо и сказала: "Ставайте!", он, не открывая глаз, игриво покачал головой и зачмокал губами. Женщина повторила более решительно: – Ставайте! Чуити?
           Тогда мужчина, махнув рукой, крикнул:
           – Повегнись! Я хочу… – И вдруг проснулся.
 Его ладонь лежала на лбу казачки, стоявшей у его изголовья, покрасневшей и недоумённой.
           – Хоссподи! Муж-чина! – Удивлённо восклицала она. – Шо з вами? Вы мине за лоба так схватили, думала, волостя повыдираити. – И, поправив чёлку на лбу, добавила: – Ставаайти! Чихони з нами отведайте. А то всё спити да спити…, как всю ночь гуляли де-то…

           Нижние места подполковника и капитана заняли двое мужчин-украинцев, которые, едва успев отдать билеты проводнику, тут же развернули пакеты с домашней снедью. И уже до самого Изюма, где они выходили, их не сворачивали. Мужчины всю дорогу сидели у окна – друг напротив друга – безостановочно уминая еду, и болтая на различные темы. Главным образом на политические и социальные.
           – Вот скажить мэни…, буд ласка, дорогый мый Хведору… – Закусывая "курку" "огирочком", спрашивал один, – Як ви выдносытэсь к проблеми святкування  двадцать третего лютого  у наший нэзалэжний  дэржави – нэньки  Украины?             
           – Ох, шановный мый друже Володымыру, – отвечал Федька Вовке, пережёвывая "ковбасу з цыбулей", – як жи ж мэни вам зразумило даты выдповыданя на цие, бэзумовно, наиважлывэйше запытаня часу? Значимо, ось так… слухайтэ, буд ласка. Я… тай и други громодяны…, яки шануют та кохают ридну нашу дэржаву, рахуемо, шо цэ е нэ наш святок… нэ украинськый. Вин е… особливо комуныстычный… сталинско-брэжнэвськый… ро-си-янськый и быльш ниякый! А того до украинцив вин… ну… ну, як кажуть, ни з якого боку…

           Два кореша с боковых полок «гасили горящие трубы» прикупленными в Таганроге тремя литрами пива с «мерзавчиком гари». Ночные обиды были ими напрочь забыты. Мало того, они теперь казались им «отпадным приколом», соответствующим «конкретной кантовке».
           Перебинтованный «лётчик» разливал в чашки, его друг выступал:
           – Кнокаю, блин, а ты над шконкой соишь. Поял? И на горло мя беррёшь. Поял?
           – Не, точа? Га-га-га!
           – Ну! Горю ж те... по вывеске – кровянка, зенки – во! Поял?
           – Точа? Га-га-га!
           – Ну, дак… слы? Думаю: всё, бобрик – припыли в затон, глюки почались. Га-га-га! Поял?
           – Гоонишь!
           – Мамой кянусь, братан, падой буду!
           – Лана, харэ. – «Лётчик» разлил по чашкам пива, разбавил водкой… приняли. – Слы, лишку мы вчера загузили. А?
           –  Даа. Не хило, я те сажу, прияли.
           – Хорошо щё дубок был убран, а если б кащас, то пообломал бы все батареи, ннахрен.
           – Ну, дак…

           – Ус-пэнская! Ус-пэнская! – Торжественно вещал "Кипаток" – Гираныца. Туалэти закриваэм на час. Приготовтэ дакумэнти и багажи дла контрола и дасмотра. Будут шманат... Ус-пэнская! Ус-пэнская!.. Ээй, балная, апьят бижишь? Иды суда! Тебье гавару. Стой здэс. Скажи минэ, у тебья мама ест… бабушька, тотка, сестра… кито нибуд? А? Штоби он тебья астанавиль, а? – Девочка, молча, смотрела на него, не опуская глаз, и не вырываясь. – Как ти минэ уже надаэля зидес, слюшай. Я сычас таможныку скажю, штоби он тебья в мешок пасадыл и на склад атнос, гидэ крисы би… тебье ноги загризлы. Ээ? 

           Первыми шли таможенники. Российские – двое мужчин, женщина и собака. Люди были в форме, собака в наморднике и на поводке. Пассажиры открывали нижние полки, ротвейлер ответственно и с сознанием дела обнюхивал их содержимое и отходил в сторону, далее – по принципу уголовного розыска – вступали люди.
           У молодого человека – мелкого коммерсанта с Таганрога – занявшего место "транспортабельного" лейтенанта, неправильно была оформлена таможенная декларация на товар, который он вёз в Горловку. Пришлось ему составить новые документы и раскошелиться на штраф.
           Долго и подробно досматривали двух кавказских женщин, но, не найдя ничего криминального, отстали.

           Вошедшие вслед за таможенниками пограничники, проверяли только паспорта. А потому процедура длилась не долго. Открывали паспорт пассажира, находили отметку о регистрации – постоянной или временной – и всё: "Счастливого пути!"
           Задержались у "корешей" – у одного из них была справка вместо паспорта, которую досконально проверили – да у двух кавказок, чьи паспорта сначала отобрали, а затем отдали в купе проводников, после того как те уплатили штраф за неправильно оформленные регистрации.
           – Гирабитэлы. – Опять возмущался Колобок. – Луче би гираныци на замки закрилы. Я их всэх… туда-суда, слюшай…

           – А всё-таки неприятно, когда тебя проверяют. – Делилась командированная своими впечатлениями с коллегой. – Я даже вспотела чуток, когда сумку доставала.
           Мужчина согласился:
           – Конечно, непгиятно. Что тут говогить?
           – Интересно нарушители потеют?
           – Ищё как! – Влезла в разговор казачка. – Я месяц назад ехала, как сичас у Харьков, тока сама – без Оксанки…, везла тюль. Двенацсать тюков на верхние полки позакидувала и все без оплаты. Нарушала, значит. Чуити? Ага, так шо хочу сказать: как пристали до мине тые таможникиии: давай скидай и всё тут. Да хоть здооохни им. Так, не поверите, пока поскидала да тады назад позакидала, была мокрая, как мишь. Чуити? С тых пор готовлюсь заранее.
           Мужчина с женщиной переглянулись и почти одновременно воскликнули:
           – Стали оплачивать провоз багажа?
           – Ну, да! Ищё шо ни хватало. Хай Басаив им платит. Тол – он до Москвы возит… – Мужчина хмыкнул, все засмеялись. – Мазаца стала! Шоб не так потеть.
           – Мазаться?.. Как? Чем мазаться?
           – Мазь такая есть – цинкувая. От пота сильно помагаит.
           – Ааа. Как дезодорант?
           – Да шо там той дизадарант? Один запах. А чуть нажмався и вже – мокрый… Цинк! От той помогаит. Подмишки… поясницу… ноги… смажишь и можишь хоч бурака полоть, хоч танцувать, хоч на мужике скакать, будишь сухий как гербария. Звиняюсь, канешна… Оксанка не слухай мамку! Чуишь? Дивись вон в окно. Ич, вухи повиставляла. Слухаит она…
           Мужчина подмигнул женщине и, не скрывая иронии, произнёс:
           – Надо себе купить. В командиговках натигаться.
           – Вот, правильно. Мужикам он ищё сильней нужин. У их – звиняюсь, канешна – эта… между ног всигда потеит. А стираться они не любют… Так шо… им очинь выгадна такое дела. Оччинь.
           – Да ну, вас!.. – Отмахнулся командированный и пошёл за кипятком.

           – Морковку помойте, почистите и потрите на крупной тёрке. – Диктовала женщина-кулинар своей попутчице. – Массу полейте лимонным соком и смесью из мёда и апельсинового сока. Посолите. Перемешайте. Вот вам и сладкий салат для гостей. Вкусня-атина!..
           – Правда. Как проостоо!

           – Илё-вайска! Илё-вайска! – Вновь с гордым торжеством объявлял "Кипаток". – Апят гираныца, апят закриваим туалэти, апят будут шманат. Приготовтэ ваши дакумэнти и багажи дла контрола и дасмотра… Илё-вайска! Илё-вайска! У-кра-ии-на!..

           Оба кореша "отбились" сразу после Успенской и теперь с их стороны доносились только сопенье, храп и спиртной дух. "Кипаток" пытался их разбудить, подготовить к Иловайской, но все его попытки оказались тщетными и он, можно сказать, с позором удалился.
           Зато украинские пограничники разбудили сразу. И того, что со справкой, увели в купе проводников, где потом долго мурыжили, но, в конце концов, отпустили. Что с него взять, если "братан" "лыка не вяжет"? А вот двух кавказских женщин вновь оштрафовали. За что Колобок обозвал их "тупими бдытэлами", "бэздарными бэздэлныками" и угрожал сексуальными угрозами дням их рождений.
           Таможенники свирепствовали. Не было отсека, где они бы ограничились лишь беглым взглядом. Тщательнейшим образом досмотрели каждого пассажира, исключив лишь двух командированных, женщину с двумя детьми да ещё, может быть, парочку-тройку человек.
           Казачку досматривали дольше всех. И она поработала на славу. Вдвоём с "досей" они всё достали и раскрыли, а затем опять всё сложили и расставили по местам. К чему-то таможенники придрались и уже намеревались, было взыскать штраф, но умелые действия опытной женщины, её несравненный шарм, а также три атрибута: цинковая мазь, бригадирский голос и лилового цвета кофточка, обтягивающая пышные груди, заставили капитулировать "мытныкив нэзалэжний" Украины "несолоно хлебавши".

           – Видбачайтэ, шановны пановэ, ми запрошуемо вас до нашого стола. Буд ласка, сидайтэ, отвидайтэ, нашего сальца, огиркив, ковбаски тай може и ще чаго витягнэмо з кулькив. – Наперебой с перемигиванием приглашали два пассажира-украинца своих таможенников к угощению.
           Но те не купились на "шматок сала" земляков.
           – Спасибо за приглашение. – Сухо поблагодарил их старший на чистом, русском языке. – Предъявите, пожалуйста, ваш багаж к досмотру. Оружие, наркотики, валюту, драгоценности…
           И проверили они своих земляков по полной программе.

           Кроссвордистов тоже досматривали долго. И, несмотря на то, что у них было всё в порядке с таможенной точки зрения, они поволновались изрядно. Правда, не все. Мужчина, например, даже не заметил их присутствия. Лёжа на верхней полке, он дотошно перебирал в своей памяти всё, что, та знает о долинах. И иногда его губы вдруг начинали взволнованно шептать:
           – …Расселина… впадина… ложбина… может, парма? Нет, не парма и не расселина. А что же тогда? Хымм… шесть букв… пред-пос-лед-няя…,"эс". Эхх! Если бы не "эээс"...

           По всему участку железной дороги, проходящему по территории Украины, нескончаемой вереницей шли по вагонам многочисленные коробейники. На каждой станции – от Иловайской до Казачьей Лопани – пробираясь сквозь милицейские заслоны, бандитский рэкет и проводниковый "хабар" , нагруженные сумками и коробками, они несли к пассажирам свой товар. Главным образом – посуду и игрушки, одежду и обувь, еду и напитки. 
           Колобок, разрешая коробейникам проход по вагону, чуть отступал в сторону и, когда те протискивались мимо него, он тихо, как бы промежду прочим, замечал:
           – Атдаш далшэ.
           А "далшэ" – у проводникового купе – стоял "Кипаток" со шваброй, которую убирал только, когда получал мзду. Тех же, которые пытались пройти без оплаты, он останавливал "шлагбаумом" и громко кричал:
           – Стой!.. Де билэт? Пачэму бэзбилэтныки вагонэ? Ну-ка, давай уматавай атсудава!.. Как ви минэ надаэлы, слюшай. Э? Щас бригадыра пазаву. Понал?
           И торговец неохотно предъявлял "пропуск".

           Уже в районе Донбасса, когда пограничные и таможенные страсти улеглись и пассажиры, пороптав, вспомнили о еде, опять упал мужчина с верхней боковой полки. Поезд как раз проходил зигзаг. На повороте влево "братан" – в стиле палубной авиации – взлетел… и тут же приземлился, а на повороте вправо, как пустая бутылка, покатился по полу обратно и перебинтованной башкой закатился под полку кореша, где и проснулся. Попытавшись подняться, мужчина, естественно, упёрся в "крышку гроба", что привело его в неописуемый ужас. Он взвыл так дико, что даже "Кипаток" выскочил из туалета, куда только что зашёл с ведром.
           Собрался народ. Вытащили из "могилы" перепуганного "лётчика". Тот, брыкаясь, и изворачиваясь изо всех сил, долго не давал "козлиным мордам" утащить себя в преисподнюю. Но, в конце концов, сдался…
           На удивление, в этот раз никто не ругался, были даже сочувствующие. Казачка, например, предложила свою нижнюю полку – ей до Харькова оставалось несколько часов – но мужик отказался. Сказал, что спать теперь он ни за что не ляжет. А если вдруг "на ким потянет" , будет сидя "дохнуть". Пусть, хоть "варзуха" отсохнет. К тому же, они с корешом выходили вслед за ней – в Белгороде.

           – Из малявок, как вы их называете, тоже можно вкусное блюдо приготовить.
           – Из маляавок?
           – Да. Паштет, например. – Продолжала удивлять мастер-кулинар свою соседку.
           – Паш-теет?.. Ой, как интереесно! Расскажете?
           – Нет проблем, как говорит сейчас молодёжь, записывайте… сначала её ловите в своём ручье. Хе-хе-хе.
           – Косынкой.
           – Да уж не знаю – косынкой или сеткой. Может, и ведром…, чем приспособитесь. Хе-хе-хе.
           – Крупную, конечно?
           – Да нет, наоборот – мелкую. Не более спички, а лучше даже и меньше. Чтоб не чистить. Примерно с полкило её высыпьте в высокую сковородку, разогретую с маслом, добавьте ложку муки, половинку луковицы, соль и перец. Всё надо тщательно перемешать и слегка обжарить – как семечки. Затем накройте крышкой и тушите с одним  помидором примерно пятнадцать минут. Всё! Намазать на ржаной хлеб и кушать. Вкусня-атина!..
           – Вы просто волшебница! Действительно из топора можете кашу сварить... Наверное, дома вас на руках носят…и муж и дети.
           – Неет. – Грустно произнесла женщина и глубоко вздохнула. – Детей нет, а мужу только пирожки давай. Не поверите, каждый день по два-три десятка леплю. Устала уж до смерти... наверное, разводиться буду.

           – Ось скажить мэни, шановный мый друже, Володымыру… – уплетая за обе щёки сало с хлебом и чесноком, спрашивал Фёдор своего попутчика, – … як ви рахуитэ: чи маэ буты загороза тэрорызьму у наший нэзалэжний Украини, як, скажымо, у наших сусыдив?
           – Ни в коиму рази дорогый мый Хведору. Ни в коиму рази! – Вымазывая корочкой хлеба сметану внутри "глэчика с пид варэныкив", отвечал Владимир. – У нас для того нэмае импэрськых амбыций, як, скажымо, у москалив. Цэ рас. У нас – едына краина… едынэ насэлыня…, за виключинем, мабуть , нэзначной килькости  людын… також и едына идэя… идэя самостыйносты та нэзалэжности. Цэ два. Запытаня! Дэ тэ полэ народженя та розвытку того самого тэрорызьму? Дэ?.. Нэ-ма!
           – Дийсно  так, мий друже. Ох, дийсно так! Щиро дякую вам за це.
           – Та нэма за шо. Запытуйтэ, буд ласка, ще.

           "Лётчик" не сдержал слова – вновь улёгся на свою "катапульту". Но на то были некоторые смягчающие обстоятельства: когда он клялся, что до Белгорода доедет сидя, не знал, что в Славянске, как и в Таганроге, будут продавать рыбу и пиво. А это сильно меняло дело.
           Прикупив на вокзале всё, что положено, "братанЫ" с удовольствием употребили это в вагоне. После чего расслабились и "расползлись по нарам", где "валежниками"  и залегли, "в натуре". Все, кто видел это, сокрушённо качали головой и говорили:
           – Полетят опять. Хе-хех. Как пить дать, полетят.

           Так и случилось. Уже проехали Изюм, где вышли два пассажира-украинца. Народ готовился к выходу в Харькове. Казачка как раз заканчивала накладку грима на лицо, когда раздался знакомый грохот.
           – Небось, опять той Чкалов полетел. – Зевая, заключила она, складывая инструменты художества в "рудикуль".
           Оксанка не поверила, выглянула в проход:
           – Точно, мам… валяэца. Там же, де и тада. 
           – Та ясное дело. Иде ж ему щё быть? Ерадром один и той жиж. – И опять зевнула. – Ох, штось зевайиица мине. Пряма рОта ни защепнешь. Пойду за чаем схожу… да зайду к проводникам за билетами… А ты, дося, жди мине тут. По вагону ни шлёндрай. Панятна?
           "Дося" кивнула. Командированная успокоила:
           – За билетами не надо заходить. Они их перед выходом сами приносят.
           – А. – Махнула женщина рукой. – Сё одно жиж иду. Зайду… мала ли шо. Всё ж спакайней будит. – И, подмигнув пялившемуся на неё мужчине, добавила: – Правильна я гавару, муж-чина?

           В Харькове сошла треть пассажиров. Но ещё больше их вошло. Главным образом – "челноки" за товаром и студенты на каникулы. Все без багажа, не считая худеньких сумок, зато весёлые и уверенные. Обратно они будут ехать уже усталыми, озабоченными и загруженными под завязку.
           Вновь обошли вагоны таможенники и пограничники. Но ничего особенного не нашли. Первые вообще ушли ни с чем, а вот вторые "трошечки пидхарчувалыс" на двух кавказских женщинах, оформив им штраф за неправильную регистрацию. На безводье, как говорится…
           В Белгороде вновь таможенники и пограничники, но уже российские, производили свой обход вагонов. И снова две стоические женщины были в центре внимания. Опять их оштрафовали и предупредили. И, как всегда, нецензурно и смачно выразился Колобок.
           После проверки выпустили "на волю" пассажиров. Сошли, а точнее – выползли, двое "братанов". Тот, что с нижней полки сильно шатался и потому его поддерживал "лётчик" – весь перебинтованный со ссадинами на лице и кистях рук в выпачканной одежде, но живой и счастливый. Во истину: красиво жить не запретишь!..

           Поздно вечером прибыли в Курск. Пассажиры уже готовились ко сну и перед тем, как улечься, решили совершить небольшой моцион по перрону станции. Тем более что стоянка поезда была достаточно продолжительной, а погода приятной. Из вагонов высыпало множество людей.
           Две кавказские женщины, едва ступив на перрон, направились к торговому ряду, расположившемуся в нескольких шагах от состава. И уже вскоре торговались с продавцом домашней колбасы:
           – Чо нельзя червонец скинуть, даа?
           – Нет. – Кратко, но твёрдо отвечал мужчина, потупив взгляд.
           – Ну, хоть пят рублей… скиинешь? Мы многа возмём.
           – Сколько?
           – Сколка тебе приказали.
           – Пять колечек по двести грамм… пятёрку скину.
           – Ладна, давай. Пока поезд не ушёл... Может, с пакетом адаш? Пят дабавим.
           Мужчина согласно кивнул. Женщины расплатились, забрали пакет и торопливо поднялись в вагон. Усевшись на место, старшая тут же достала из пакета пистолет и одно «колбасное» колечко, на котором фломастером были написаны четыре цифры. Она тихо прочитала их:
           – Двацат три сорок пят… – И, глянув на часы, добавила: – Через сорок минут.
 
           Поезд резко набирал скорость. Вагоны, раскачиваясь, мерно стучали колёсами. За окнами царил непроницаемый мрак.
           "Кипаток" с некоторым опозданием шёл открывать туалет. Он выглядел усталым и грустным. Даже на девочку-челнока, проскочившую перед ним, он практически не ругался:
           – За вольком иду. К тэбье в пастэл иво брошю. И он тэбья праглотыт, как красную шлапачку. Понала?

           – … Антиклиналь… синклиналь… брахискладка… – Тихо шептал мужчина на верхней полке в отсеке кроссвордистов, перебирая в уме все ему известные геологические термины. – Может карст? Или кар?… Неет… мало… Хымм… шесть букв…пред-пос-лед-няя…,"эс".

           Девочка лежала с открытыми глазами, глядя из-под одеяла на проход, тускло освещаемый ночником.
           Она ждала волка…
           Чу!.. Вот он... Это его шаги... Они приближались всё ближе и ближе... Девочка затаила дыхание, её сердце замерло. Вот сейчас!.. Сейчас появится "дядя пловодник" с волком…
           Нет! Проводник появился, но в его руках были ведро и швабра. А где же "обещанный" волк?
           Она встала с постели и босиком, не одеваясь, двинулась за "Кипатком". Когда тот зашёл в туалет, девочка подошла к стеклянной двери и, став на цыпочках, принялась наблюдать за дальнейшими действиями. Может быть, он волка спрятал в туалете?..
   
           В тамбуре было сильно накурено и грязно. У одной из боковых дверей стояли две женщины с пакетом у ног. Они, молча, глядели в темноту за окном, лишь изредка прерывая молчание глубокими вздохами. Но вот одна из них, которая помоложе, вздохнув в очередной раз, утомлённо спросила о чём-то на своём языке другую женщину.
           – Двацат минут. – Мельком глянув на часы, коротко бросила та по-русски.
           В тамбуре вновь воцарилось молчание...
           Прошло ещё несколько томительных минут. Наконец, женщина постарше, глянув на часы, решительно выдохнула – опять по-русски:
           – Всо! Заражяй!..

           "Кипаток", тщательно убрав туалет, закрыл его и открыл дверь в тамбур.
           – Ви шито здэс дэлаэтэ? – Удивился он, обнаружив там пассажирок. – Ну-ка идытэ минэ спат, слюшай!
           Женщины стояли в большей части тамбура. В левой руке одной из них – той, что помоложе – был пакет. К его ручкам была прикреплена верёвка, примерно, полутораметровой длины, свободный конец которой она держала правой рукой. Другая женщина – с пистолетом в правой руке – левой открывала дверь в переход между вагонами. Бросив взгляд на проводника, она вдруг нахмурилась и, развернувшись, резко ударила его ногой в живот, а когда тот согнулся, саданула пистолетом по голове. Мужчина упал и начал терять сознание. Сквозь туман в голове он услышал, как старшая из женщин, наклонившись над ним, произнесла: 
           – Всо. Вирубилса. Гатов капсул. Пашлы!
           Её напарница что-то сказала на своём языке.
           Старшая нахмурила брови:
           – Ц! Ооо, астав йиво, а!.. – И зло добавила пару слов на своём языке, упомянув "десат минут" и «аллаха».

           Девочка видела, как проводник зашёл в тамбур. Наверное, волк был там…
           Она ждала…, ждала…, ждала его, но, так и не дождавшись, открыла сначала стеклянную дверь, а за ней дверь тамбура.
           На полу, согнувшись, лежал "дядя" и жалобно стонал. Его правая щека была в крови. Девочка огляделась и осторожно подошла к лежавшему. Склонилась над ним и тихо спросила:
           – Дядя, тебя сто ли волк укусил?.. Лысыс, дядя? Тебя волк укусил?.. Сто ты молтис? Тебе больно? Дядя!
           – Ммм. – Застонал "Кипаток". – Па-за-ви…ммм…па…
           За дверью, ведущей в другой вагон, вдруг раздался скрежет, затем стук и девочке стало страшно. Вдруг это волк!.. Она выпрямилась и, развернувшись, опрометью кинулась вон из тамбура.

           Сделав в журнале кое-какие пометки, Колобок, готовился прилечь. До Орла ещё было далеко и можно было хорошо покемарить. Женщину бы сейчас ту – из Прохладного! Ээх! Он улёгся и сладостно закрыл глаза, но помечтать не удалось. Дверь внезапно откатилась и на пороге появилась девочка, которая бесконечно бегает по проходу, запыхавшаяся и с округленными глазами.
           – Ти шито? – Испугался он. – Вольк шито ли за табой гналса? Ээ?.. Шито тебье нада?.. Давай, слюшай, иды спат!
           – Дядя! – Буквально закричала девочка. – Там вас дядя лезит мёлтвый. Лысыс? Его волк скусал.
           Колобок хотел накричать на неё и прогнать. Но уж больно правдивыми были её испуганные глаза. Его дочка, когда была вот такой же "казавкой", тоже всегда звала его на помощь. И у неё был такой же "умалающий" взгляд. Он вздохнул, слез с постели, обул тапочки и, положив ладонь ей на макушку, ласково сказал:
           – Ладна, веды к сваиму вольку. Я иму буду уши там драт.

           "Кипаток" стоял на четвереньках перед рычагом "стоп-крана". С его подбородка свисала густая нить смеси крови, слюны и пота. Это была вторая попытка дотянуться до спасительного рычага. Шансы исполнить задуманное, из-за острой боли в затылке и качке вагона, сводились к нулю. Но он упорно стремился к цели.
           – Чучели нэдодэланиэ! – Хрипел он. – Морди бандытскиэ! Курви! Сичас ви у минэ, как фасол, пасипитэс. Сичаас… сичас пасипитэс…
           Колобок рванулся к нему.
           – Тами! Дорогой. Шито случилас? – Слова русские и не русские буквально вылетали из него.
           Но напарник жестом остановил его.
           – Там женьшЕны, – он локтем показал на дверь, – Аны… хочат наш поизд… взарват… бистрэй! Я тебья умалаю: бистрэй топкран!
           Колобок понял напарника и поверил ему. Не раздумывая ни секунды, он схватил девочку на руки, шагнул к "стоп-крану", прислонился к переборке и дёрнул за рычаг.

           До встречного поезда оставалось две-три минуты. Удерживаемая своей старшей напарницей над летящим под ней потоком рельсов и шпал, молодая женщина аккуратно, насколько это было возможно, подвела пакет – как учили – к правому рельсу и медленно подняла его над ним. Он легонько раскачивался. Всё! Осталось только нажать кнопку. Она начала читать молитву…
           Внезапно вагон дёрнулся, подскочил и вдруг начал резко тормозить. Настолько резко, что обе женщины, цепляясь одна за другую, вместе с пакетом мгновенно оказались в пучине всепожирающей бездны, так и не услышав встревоженный гудок промчавшегося мимо встречного поезда.

           Повреждения были незначительные – что-то испортилось в тормозных устройствах. Для их устранения и для расследования обстоятельств их повреждения поезд был загнан на ближайшую запасную ветку, где пассажиры и доспали свои сны, а уже утром вместо Москвы – по расписанию – прибыли в Тулу.

           – Тук-тук… тук-тук… тук-тук… – Стучали вагонные колёса. – Кипаток… кипаток… кипаток… – Вторил им в такт проводник с перебинтованной головой и чайником в руке. – Всэм кипаток. Бис-плат-на… О, малишка! Всо бэгаиш? Маладэц! Иды к минэ. Иды, доча. Я тебье куусный чай налю. С кафээткамы. Иды. Нэ хочеш чай. Ну, бэгай, бэгай. Трэныруся... Малчик атади в сторону. Пускай малишка пробежит... Эй, дыбыл! Слишыш? Каму гавару, атади? А то я тебья к калосам привьяжу, будэш минэ да Маскви абарачиваца…

           – Каму билэти нужьны?.. – Спрашивал Колобок пассажиров, заглядывая в каждый отсек. – Вам?.. Пажалиста. Эщё каму?.. Вам?.. Пажалиста и ваам.
           Кроссвордисты сидели в полном боевом, ожидая Москву. На всех полках чистота и порядок. На столе лежал журнал со злосчастным кроссвордом.
           – Здэсь билэти нужни?.. Всэм нужни? Пажаалиста, всэм билэти… Пачэму такие грусние, слюшай? Зуби разбалэлыс?
           – Нет. – Смеясь, ответила девушка. – Грустно расставаться. Родными уж стали.
           – А ви писма пишитэ адна другому. И всоо. – Он глянул на журнал. – Ета ви отгадалы?.. Ай, малацы! Какия умныци, слюшай. Всо да канца атгадалы.
           – Да нет. – Отозвалась женщина. – Одно слово так и не отгадали.
           – Может, вы поможете? – Спросила девушка.
           Мужчина хмыкнул. Колобок, смущаясь, встал.
           – А што за слова?
           – Как раз ваше, кавказское. Как называется по-другому долина?.. Или ущелье, лощина там. Вы должны знать...
           – Хэх. Дольжен. Я много кой-что дольжен, слюшай… А какиэ букви там ест?
           – Шесть букв, предпоследняя, "эс".
           Колобок задумался. Взял в руки журнал. Что-то прошептал, посчитал на пальцах и твёрдо ответил:
           – Ест ушшеле с буквой "ес". Ево имья: Панкисы!
           Все ахнули. Мужчина опять хмыкнул, а парень остановил женщин.
           – Постойте! Во-первых, в Панкиси семь букв, а во-вторых, нууу, это актуально, конечно, я понимаю, но…
           – Падаждытэ! Ээ! – Перебил его Колобок. – Здэс нэ долИна, а дОлына. Ларыса. Понал? Артыстка До-лы-на… Ла-ры-са. Ну! Чо ви смотритэ на мена? Эта Ларыса. Ана эта…, как иво… пагода в домэ! Ээ! Красивая жэньшЕна, слюшай. И у нэё как раз шест буквов ест и "ес" ест. Понал? – Он вдруг выставил руки перед грудью и, слегка пританцовывая лезгинку, пропел: – Я атгадаль ета слова. Я атгадаль ета слова. Я атгадаль ета слова. Я атгадаль ета слова…

 Пояснения к тексту:

   Кореш – друг. Жаргон.
   Квасили по-чёрному – сильно выпивали. Жаргон.
   Делать мусор – избивать. Жаргон.
   Святкування – празднования. Украинский яз.
   Лютого – февраля. Украинский яз.
   Нэзалэжний – независимый. Украинский яз.
   Нэньки – матери. Украинский яз.
   Шановный – дорогой. Украинский яз.
   Бэзумовно – безусловно. Украинский яз.
   Запытаня – вопрос. Украинский яз.
   Рахуемо – ситаем. Украинский яз.
   Гасить горящие трубы – похмеляться. Жаргон.
   Отпадный прикол – весёлая шутка. Жаргон.
   Конкретная кантовка – данное путешествие. Жаргон.
   Кнокать – смотреть. Жаргон.
   Шконка – двухярусная кровать. Жаргон.
   Брать на горло – орать. Жаргон.
   Вывеска – лицо. Жаргон.
   Зенки – глаза. Жаргон.
   Приплыть в затон – оказаться в безвыходной ситуации. Жаргон.
   Глюки – галлюцинации. Жаргон.
   Гнать – выдумывать. Жаргон.
   Дубок – стол. Жаргон.
   Батареи – рёбра. Жаргон.
   Мытныки – таможенники. Украинский яз.
   Хабар – взятки. Украинский яз.
   Ким – сон. Жаргон.
   Дохнуть – спать. Жаргон.
   Варзуха – задница. Жаргон.
   Глэчик – кувшин. Украинский яз.
   Мабуть – может. Украинский яз.
   Килькость – количество. Украинский яз.
   Запытаня – вопрос. Украинский яз.
   Дийсно – действительно. Украинский яз.
   Катапульта – метательная машина. Латинский яз.
   Валежник – валяющийся пьяный человек. Жаргон.