Человеческий фактор на войне

Война с нашей Историей, с нашей Любовью — это часть подготовки поля боя классической войны. Такая же, как разработка новых видов оружия, только еще опаснее. Армию, утратившую дух, можно разбить и простым оружием


Какие бы новые виды оружия ни разрабатывались для классической войны, как бы ни менялись в связи с новым оружием стратегия, оперативное искусство и тактика, всё равно остается непреложным значение человеческого фактора в классической войне. Потому что и применяют новое оружие, и противостоят ему — люди.

Есть советский военный фильм «Следую своим курсом» — о последнем прорыве советского корабля, лидера «Ташкент», в осажденный Севастополь летом 1942-го года. В тот рейс на нем ходил военный журналист Евгений Петров, показанный в фильме под другим именем.

В финале фильма журналист спрашивает командира «Ташкента»:

— Какое качество вы считаете главным для солдата, для моряка?

И командир, подумав пару секунд, отвечает:

— Стойкость.

— Не отвага, не мужество, не мастерство, наконец?..

— Стойкость... Способность исполнять свой долг при любых обстоятельствах.

Стойкость — интегральное качество, включающее в себя и отвагу, и мужество, и военное мастерство, и обязательно — высочайший воинский дух.

А что служит основой для высокого воинского Духа? Прежде всего — Любовь. Ты должен твердо знать, что защищаешь, и любить это больше собственной жизни. И тогда приход врага, несущего смерть всему, что ты любишь, породит ту самую благородную ярость, о которой сказано в песне «Священная война». И тогда остановить тебя сможет только смерть.

У этой Любви много слагаемых. Это, конечно, любовь к родным и близким, к родному дому, селу, городу. Но у этой любви есть и иное, более высокое измерение — любовь к Родине-матери, к ее Истории, к ее народу.

Если ты ощущаешь себя частью Истории своей Родины, если для тебя не пустой звук слова Блока: «я не первый воин, не последний, долго будет Родина больна», — то имена наших героев, память о них — важнейшая для тебя опора на поле боя.

Враг понимает это прекрасно.

И потому, стараясь уничтожить Любовь, главной своей мишенью избрал образы наших героев, наших великих предков. И вот уже фоменки всех мастей яростно доказывают нам, что не было никакой битвы на Куликовом поле, а был некий пустячный междусобойчик на Кулишках в Москве. И вослед им целая рать «специалистов» вопит о том, что не было ни подвига капитана Гастелло, ни 28 панфиловцев, а Матросов упал на дзот по недоразумению — споткнулся спьяну.

Им позарез нужно, чтобы на поле боя нам не на что было опереться душой. Их сильно напугал подвиг 6-й роты псковских десантников — враги столько лет промывали нам мозги, лили грязь на нашу историю, оплевывали всё, что можно и нельзя, а наши мальчишки снова оказались героями.

И потому вся эта их война с нашей историей, с нашей Любовью — это часть подготовки поля боя классической войны. Такая же, как разработка новых видов оружия, только еще опаснее. Армию, утратившую дух, можно разбить и простым оружием.

Воинское мастерство

С такими качествами, как мужество и отвага, всё вроде бы ясно, о них сказано достаточно. Но много ли они стоят без воинского мастерства? Просто отважный храбрец погибнет с честью, но долг солдата не в том, чтобы умереть, а в том, чтобы победить. А если и придется отдать жизнь — то как можно дороже.

Именно так поступил старший сержант Николай Сиротинин. Он погиб 17 июля 1941 под Кричевом, но, в одиночку (!) управляясь с пушкой, сумел остановить моторизованную колонну противника, уничтожив 11 танков, 7 бронемашин и 57 солдат противника. В основе его победы лежал грамотный выбор позиции: противник оказался зажат на дороге, свернуть с которой не давала заболоченная пойма реки. А также — прекрасная маскировка и мастерское владение пушкой. Он поджег головной и замыкающий танки и начал расстреливать остановившуюся колонну. А немцы долго не могли его обнаружить — ведь они искали как минимум батарею.

При сходных обстоятельствах танк КВ-1 старшего лейтенанта Колобанова в бою под Высоковицами 19 августа 1941 уничтожил 22 немецких танка. Экипаж потерь не имел.

Ярким примером воинского мастерства является подвиг мичмана Чугунова при обороне Таллина. Оставшись один в траншее, он сумел отразить атаку 8 немецких танков, шедших в прорыв без поддержки пехоты. Раненые, лежавшие на дне траншеи, вязали ему связки гранат. Но мичман не бросался с ними под танки. Он ждал, когда те дойдут до траншеи и, когда очередной танк вползал на бруствер, мичман из траншеи укладывал под него связку гранат. В итоге он «расставил» на бруствере все восемь танков.

Всем известен бой крейсера «Варяг» против японской эскадры в составе 14 боевых кораблей. Гораздо меньше тех (за исключением, конечно, военных моряков), кто знает о подвиге маленького брига «Меркурий», который под командованием капитан-лейтенанта Казарского вступил в бой с двумя турецкими линейными кораблями. 18 легких пушек брига — против 184 тяжелых орудий линейных кораблей. Казалось бы, исход боя был предрешен. Но Казарский, виртуозно маневрируя и ведя точнейший огонь с коротких дистанций, сумел выйти из боя победителем, выведя из строя оба линейных корабля.

Еще меньше, чем о бое «Меркурия», знают о тральщике ТЩ-100 из состава Ладожской флотилии. А ведь он не случайно поставлен на вечную стоянку на берегу Ладожского озера. Потому что в октябре 1942 года, защищая Дорогу жизни, этот старый тихоходный кораблик с двумя 45-миллиметровыми пушками под командованием старшего лейтенанта Каргина атаковал немецкую десантную флотилию в составе трех десятков боевых кораблей, шедшую захватить остров Сухо, контролировавший Дорогу. Огневой перевес был примерно 100:1 в пользу немцев. Но речь шла о судьбе Дороги жизни, и надо было выиграть время для подхода Ладожской флотилии. И Каргин повел ТЩ-100 в атаку — 1 против 30.

И вновь, как и в бое «Меркурия», всё решило умелое маневрирование и точный огонь комендоров. При поддержке подоспевшего морского охотника МО-171 тральщик не только задержал на некоторое время десант, но и вывел из строя несколько кораблей немецкой флотилии. Он участвовал в бою до самого разгрома противника, лез в самое пекло и при этом не имел потерь в личном составе. Потому что командир корабля и его комендоры были мастерами своего дела.

Но и воинское мастерство не поможет, если нет высокой психической устойчивости в бою, умения выдерживать большие внешние и внутренние нагрузки. Об этом я вспомнил, прочитав роман Александра Бека «Волоколамское шоссе».

Психологическая устойчивость

Это качество хорошо проиллюстрировано в романе А. Бека рассказами командира батальона (а впоследствии — полка) Панфиловской дивизии, легендарного Баурджана Момыш-улы, Героя Советского Союза. Активный участник битвы под Москвой, Момыш-улы приводит примеры из реального боевого опыта, а психологическую устойчивость считает одним из важнейших качеств настоящего солдата.

Начинается всё в тот момент, когда необстрелянная еще дивизия готовит оборонительные позиции вдоль реки Руза в октябре 1941 года. До противника еще километров 12–15. Солдаты роют окопы...

Комбат решает проверить боеготовность одного из отделений и, внезапно дав очередь из пулемета, командует «В ружье!»

В ответ раздается чей-то глухой выдох «Немцы!», и все, кроме того, кто видел, что стрелял комбат, бросаются наутек — во главе с сержантом, командиром отделения. Потом, правда, люди постепенно приходят в себя и возвращаются. И только сержант напуган до того, что в кустах простреливает себе руку, дабы попасть с передовой в медсанбат. Это до крайности глупо — ведь до врага 15 километров и на него пулю не спишешь, но сержант полностью потерял голову.

В итоге сержант идет под расстрел, а расстрелять его комбат приказывает бойцам его же отделения, которые тоже побежали, но смогли овладеть собой. Для закрепления урока.

Затем начинаются бои с немцами двух усиленных взводов боевого охранения, высланных далеко вперед на перехват двух дорог, проходящих через фронт батальона.

Первыми психологическую неустойчивость демонстрируют немцы, двигавшиеся в грузовиках без положенного охранения и нарвавшиеся на залп в упор. Первым делом они кидаются наутек. Однако их офицеры быстро восстанавливают управление, и начинается бой по всем правилам, который затягивается до темноты.

На следующий день взводный меняет тактику — когда немцы атакуют его согласно уставу, он имитирует отступление, и его солдаты, разбившись на две группы, устраивают засаду у оврага, ранее бывшего у них за спиной.

Первая группа дает по набегающим немцам залп в упор, и те бросаются назад в полной панике. При этом они натыкаются на вторую нашу группу и получают еще один залп в упор. И это производит совершенно неожиданное воздействие: немцы разом приходят в себя и, поскольку их в разы больше, чем русских, нашим приходится поспешно отходить.

Со вторым взводом случилась куда более неприятная история. Немцы, обжегшись о первый наш взвод, на второй дороге наткнулись на отпор, завязали бой с фронта, а тем временем незаметно окружили наш взвод несколькими группами автоматчиков. И наши, начав отходить на новую позицию, совершенно неожиданно для себя попали под перекрестный огонь со всех сторон. Взводный, правда, не потерял управление, но состояние «Спасайся, кто может!» захватило всех, и в себя люди пришли только тогда, когда добежали до позиций батальона. Оставив при этом дорогу открытой для противника.

Следующие два примера, приведенные Баурджаном Момыш-улы, наглядно демонстрируют справедливость утверждения, что в военное время бегущий офицер вызывает панику.

Комбат, увидев с холма, что одно из его подразделений сослепу движется прямо в немецкую засаду, поскакал верхом туда, чтобы предупредить людей. При этом он промчался мимо полуроты, понятия не имевшей, куда и зачем он скачет. Раздался вопль «Комбат бежал!», и полурота рванула следом, выпучив глаза. Правда, командир сумел быстро подавить панику, для чего пристрелил двоих, заоравших о бегстве комбата.

Второй случай оказался хуже. Под залп немецкого шестиствольного миномета угодила кобыла комбата, на которой в тот момент сидел его коновод. Кобыла не пострадала, но от ужаса обезумела и понеслась через поле с коноводом на спине. Тот пытался ее остановить, но тщетно, и оба исчезли в лесу. Через поле в это время двигалась повозка с пулеметом, на которой сидели один из ротных командиров и несколько бойцов. Ротный решил, что верховым был комбат и что тот кинулся наутек, в результате ротный сам потерял голову и, развернув повозку, погнал ее в лес, где и скрылся. Это видел командир занимавшей позиции на том поле батареи. Недолго думая, он скомандовал «Орудия на передки!» и батарея тоже исчезла в лесу. Остался лишь комбат, оторопело наблюдавший все эти события.

Апофеозом развития этой темы является эпизод, в котором батальон, уже гвардейский, обстрелянный, прошедший огонь, воду и медные трубы, выходил из окружения, где он сражался несколько дней, выполняя приказ Панфилова держать важную дорогу. Батальон, выставив охранение, останавливается отдохнуть на лесной вырубке. И вдруг несколько бойцов охранения выскакивают из леса с криком «Немцы!» И весь батальон, сломя голову, бросается наутек в лес. Остались на месте только двое — ротный, которого комбат отдавал под трибунал за бегство с поля боя, и сам комбат.

Ротный спокойно занял позицию за пнем, приготовив автомат. А комбат, всегда беспощадно каравший тех, кто терял голову от страха, застыл в полном ступоре. То ли от вида немцев, показавшихся меж деревьев, то ли от того, как быстро сбежал его геройский батальон. Ротный, понимающе глядя на командира, сказал: «Комбат, чего стоишь? Ложись! Сейчас вдвоем их шуганем!».

В себя комбат пришел, когда из кустов раздался голос политрука — «Комбат остался! Куда же вы бежите? За мной!» Батальон так же быстро, как удрал, вернулся и снес немцев. А комбат остался в размышлении о том, как оно бывает — что голову теряют даже те, от кого этого вроде бы ожидать не приходится.

Из рассказанного Баурджаном Момыш-улы видно, что психологическая устойчивость является более чем важным фактором на поле боя. Не случайно сейчас во многих армиях на учениях отрабатывают действия под реальным огнем, когда пули свистят над твоей головой или вонзаются в землю вокруг тебя. И вырабатывать ее надо загодя, задолго до боя. В нынешней ситуации для этого самое время.

Михаил Ильин