Письмо из Северодвинска в Питер

                Юльке.

                Ни страны, ни погоста
                Не хочу выбирать.
                На Васильевский остров
                Я приду умирать.

                И. Бродский.

Здешний город мне был с малых лет неуютен и тесен.
В нём нет жизненной правды и Божьего промысла нет.
Сколько, Юлька, тебе понаписано писем и песен,-
Столько было попыток побега из здешних тенет.

Сколько было помимо попыток испытано пыток
Непризнания, пьянства, проклятий и общей хулы.
О, мой горький, просоленный мой беломорский напиток!
Сколько, Юлька, я перетерпел от его кабалы.

Не могу посвятить этой точке на карте ни строчки.
Слишком много потеряно здесь и погублено зря.
Здесь надорвано сердце, посажены печень и почки,
А с утра здесь полощется зарево, но не заря!

Я здесь не был юродивым, но и не корчил героя,
Тут хватает героев, что встанут за город горой.
Я совсем не хотел быть причастным к делам судостроя,
Потому что мне неинтересен любой судострой!

Я в утробе ещё посвятил себя музыке, слову
И прижал их к себе крепче всяких слесарных тисков.
Как хотел я отсюда уйти подобру-поздорову,
Чтоб спасти их от жуткого лязга токарных станков.

Я всё тот же мечтатель-мальчишка, и книжка под мышкой.
Не прельщают рыбалка меня и грибные места.
Я стараюсь здесь жить и скрывать голый торс под манишкой,
А для черновиков мне вполне подойдёт береста.

Музы здешние врут многословно и пошло, и пёстро.
Так, не в силах принять здешней челяди гимн под баян,
Я бы тоже пришёл умирать на Васильевский остров,
Не спеша запахнувши тулуп, замахнувши стакан.

Юлька! Знаешь ли ты, что в стакане четырнадцать граней?
Можешь верить мне, Юлька, я неоднократно считал.
Сколько раз я будил лежебок певчей птичкою ранней!
Псам святыни давал, перед свиньями бисер метал.

Тупо выставлю клюв из своей обветшавшей скворешни,
Дожидаясь, когда меня с нею оформят под снос.
Почему я здесь лишний всегда? Потому что нездешний.
Но какими ж корнями я в эту болотину врос?

Не дано сотрясаться мне в приступах патриотизма,
Мне неведома прелесть промзон и гудящих цехов.
Я бездарен и туп в жанре нового соцреализма,
Ничего написать не умеющий, кроме стихов.

Вейся, песня моя, на моём горемычном просторе,
Чтобы легче вдыхать в струях ветра иприт и зарин.
Я по горло забрел в ядовитое Белое море
В ожиданье торпедных атак боевых субмарин.

25.01.14.