11. И всё-таки они пишутся

11. И ВСЁ-ТАКИ ОНИ ПИШУТСЯ

1.
Автор, когда бы узнать, зачем
сердце толкает рёбра!
Истина хмурая, как чечен,
смотрит в глаза недобро.

Ты, состоящий из красных жил,
хрупких костей и пота,
ей, неподкупной, всегда служи —
это твоя работа.

Может, награда — сосновый гроб
или дешёвый ужин,
хлеб нарезной, молоко, укроп,
вишенок пара дюжин.

2.
Всё, что звезда наморгает,
всё, что нашепчет вода,
что мотылёк намелькает,
что наколдует, намает,
набередит без труда
функционерка глухая,
чёрная дочь вертухая,
чёртова баба
Беда.

3.
                Vanitas vanitatum et omnia vanitas

Сижу на кухне, ем из блюда сливы
и глажу обалдевшего кота.
Подумаешь, какая суета —
мне премию не дали, да пошли вы!

Стихи такая штука — налетают,
берут за глотку, мучают всю ночь,
в пакет засунут голову и скотч
вокруг, смеясь, на шею намотают.

За что же мне награду? Отвяжитесь!
Придумайте какой-нибудь призок:
зубную щётку, бритву, помазок
и воздуха приятный освежитель.

Что, котофей? Побреешься разок?
Какой тогда ты будешь небожитель!

4.
Можно слишком легко удавиться
потому, что кошмар налицо:
пультом кликнешь — бухая девица
говорит, что согласна на всё.

А на первом вещают про Кризис
и всеобщий бранят неуют.
На втором килограммами слизи
зомбаки на блондинку блюют.

И на третьем бандиты по крышам…
Но… внимание! Всё отключим!
Тихим воздухом зимним подышим,
с огурцами картошку схарчим.

Вот спрошу котофея: — А сливок?
Кис-кис-кис! Охламон ты, Снежок.
Как-то надо же в мире фальшивок
выживать и закончить стишок!

5.
Ну вот, опять не обошлось без крови.
Дождя морзянка мокрая на кровле
не слишком утешает в эту ночь —
убито сорок, ранено… И фото
Луны, что я приклеивал на скотч,
как поле, где два-три гранатомёта
отбили атакующих. Есенин
потрёпанный на столике – явленье
из жизни, о которой — помечтать.
Да, время на цветном телеэкране
кошмарную оттиснуло печать,
но тот мудрец, я думаю, отпрянет
от этой жизни, кто под шорох листьев
расскажет… о лесных проделках лисьих.

6.
И вот он — лес. И мы идём куда-то,
где, старые подгнившие стволы
облюбовав, весёлые опята
толпятся. А небесное «курлы»
летящих птиц нам зиму возвещает.
А ноги тонут в глине потому,
что каждый Землю трудную вращает, —
не то бы просто сверзились во тьму
все города с машинами, ****ями,
салонами и с прочей чепухой.
Мы наберём. И дома будет нами
на сковородке ужин неплохой
доеден, уверяю, без остатка.
А что стихи?.. Они почти грибы,
что вырастают так — ну, для порядка.
Огромный мир под шляпкой у судьбы!

7.
Всё течёт: и реки, в которых мусор,
и к мольбам глухие людские толпы.
Дорогой мой, бедный, усталый юзер,
изменяется даже твой личный опыт.

Так зачем же ночь напролёт по клаве
барабанишь, фон и шрифты меняешь?
Ничего нет в этой простушке-славе,
и она погибнет. И даже, знаешь,
раньше нашей плоти. Но всё же, руку
положа на сердце, скажу: понеже
мы с тобою смертны, любому звуку
отзовётся сердце — о, лишь бы нежен!

В цифровые, полные страха, сети
пусть его загоним для грубых миссий...
Опрокинуты вечно, не зная смерти,
милосердно сияют
над миром
выси.