Звезда и Смерть матроса Дыбенко. КОДА 2

З. и С. матроса Дыбенко. КОДА 2.

    Через три минуты с шелестом раздернулся занавес и вышел новый персонаж.
Это был пухлый, как женщина, хронически  веселый  человек  в  подозрительном фраке... Весь зал нахмурился,  увидев  его.  Это  был конферансье Киселев.
     - Итак, товарищи, -  громко  заговорил  Киселев,  -  сейчас  перед  вами выступит знаменитый немецкий маг Воланд. Вы сами понимаете, - хитро  сощурив глаза, продолжал Киселев, - что никакой магии на самом  деле  не  существует. Мосье Воланд в  высокой  степени  владеет  техникой  фокуса,  а  мы  все  за овладение техникой! Итак, попросим дорогого гостя!
     Произнеся всю эту ахинею, Киселев  отступил, сцепил обе ладони и  замахал ими… (словно желая невидимым молотком заколотить «Окно в Европу»).
     Публика ответила аплодисментом.
     Выход Воланда, и кота был эффектен. ЧерноМАСОчНЫЙ великан  в блистательном фраке с алмазами на пальцах, клетчатый, который теперь в ярком свете оказался явным клоуном, и кот выстроились перед рампой.
     Отшумел аплодисмент. 
     - Кресло мне, - сказал Воланд.
     И тут же неизвестно откуда (может быть даже из самого Санкт-Петербурга) появилось кресло, в которое и уселся В.В.оланд. Публика притихла…
     Дальнейшее поведение Воланда еще более поразило публику. Развалившись в кресле,  артист  ничего  не  показывал,  а  оглядывал  публику,   машинально покручивая ухо любимого кота, приютившегося на ручке кресла.
     Наконец артист прервал молчание.
     - Скажи мне, рыцарь, - негромко осведомился он у  клетчатого  гаера,  - так это и есть, стало быть, московское народонаселение.
     - Точно так, - почтительно ответил клетчатый.
     - Так, так, так... - загадочно протянул Воланд. - Давненько,  давненько я  не  видел  москвичей.  Надо  полагать,  они  сильно   изменились. (Они создали Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ), который просуществовал с 1921 по 1991 год. Они начали с себя и изменили Россию).  И город значительно  изменился.  Это  я  могу  засвидетельствовать.  Появились   эти трамваи, автомобили, миллиардеры...
     Публика внимательно слушала, полагая, что это прелюдия  к  фокусам.  На лице у Киселева мелькнуло выражение некоторого недоразумения, и он чуть поднял брови. Он счел нужным вмешаться.
     -  Иностранный  артист  выражает  свое  восхищение   Москвой,   которая значительно выросла в техническом  отношении,  и  москвичами,  -  заговорил сладко Киселев, по профессиональной привычке потирая потные руки.
     Тут Воланд, клоун и кот повернули головы в сторону конферансье.
     - Разве я выразил восхищение? - спросил артист у клетчатого.
     - Нет, мессир, вы никакого восхищения не выражали, - доложил клетчатый.
     - Так?..
     - Просто он наврал, - пояснил клетчатый и обратился к Киселеву, прибавив: - Поздравляю вас соврамши.
     На галерке кто-то рассмеялся, за кулисами разлилось недоумение.  Киселев вздрогнул.
     - Но меня, конечно, не столько интересуют эти автобусы, брюки,  сотовые телефоны, РИА «Новости» и прочая...
     - Мерзость… в «Час Пик»! - подсказал клетчатый угодливо.
     - Спасибо, - сказал Воланд, - сколько более важный вопрос -  изменились ли эти горожане психологически?.. Э?
     - Важнейший вопрос, сударь, - подтвердил и клетчатый.
     Прокурора Вышинского, заведующего школой-комунной Николая Антоновича, Председателя Комитета государственной безопасности СССР (1961—1967) Семичастного В. Е. ох-хватило   ПО(д)ЛнЕЙШЕЕ недоумение, но, как бы угадав их чувства, артист молвил снисходительно:
    - Ну, мы заболтались, однако, а публика ждет ЧУДЕС…сной дискуссии Луначарского и Введенского…  Публике не терпится узнать: «Бог ли Христос»!?!


     Митрополит Александр Введенский, красочная фигура двадцатых годов, почти не уступал наркому просвещения Луначарскому, а кое в чем и превосходил его. Высокий, черноволосый, коротко подстриженный, с черной маленькой бородкой и огромным носом, резким профилем, в черной рясе с золотым крестом, Введенский производил сильное впечатление. Шрам на голове дополнял картину. Введенский был вождем т. н. «новой церкви», и какая-то старуха при выходе Введенского из Храма Христа ударила его камнем, и Введенский несколько месяцев лежал в больнице. На память Введенский цитировал на разных языках целые страницы. Блестящие качества обоих диспутантов привлекали на сражение «Луначарский — Введенский; Христианство или коммунизм» большое количество людей.
    — Не принимайте так горячо к сердцу наши споры, мессир Воланд. Мы с Анатолием Васильевичем большие друзья. Подобно Святейшему Патриарху Кириллу… Мы — враги только на трибуне. Просто мы не сходимся в решении некоторых вопросов. Например, Анатолий Васильевич считает, что человек произошел от обезьяны. Я думаю иначе. Ну что ж — каждому его родственники лучше известны. - Введенский посмотрел на свои часы BREGUET ЗА $30 ТЫСЯЧ.

    Аплодисментам, казалось, не будет конца. Все ждали ответного слова Луначарского, как он ответит на столь удачную остроту. Но Луначарский оказался на высоте — он с блеском и одушевлением (размахивал книгой Виктора Пелевина «Жизнь насекомых») и говорил: да, человек произошел от обезьяны, но, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, он далеко опередил животный мир и стал тем, что он есть. И в этом наша гордость, наша слава!!!

   «По-моему, - ШЕПТАЛ НЕдоВОЛЬНО НАВОЗНЫЙ ЖУК «То, чего не было» русскому писателю Всеволоду М. Гаршину (1855-1888), - порядочное животное прежде всего должно заботиться о своем потомстве, (и не слушать этих безмозглых жучков-ударников, т.е. «Битлз». ДО-РЕ-МИ… и  ДО-ЛЛА-РЫ… Надеюсь, вы помните как, возвращаясь из Нью-Йорка в пульмановском вагоне, барабанщик Ринго Старр, издал тарзаний крик и стал по-обезьяньи скакать по диванам). Жизнь есть труд для будущего поколения. Тот, кто сознательно исполняет обязанности, возложенные на него природой, тот стоит на твердой почве: он знает свое дело, и, что бы ни случилось, он не будет в ответе. Посмотрите на меня: кто трудится больше моего? Кто целые дни без отдыха катает такой тяжелый шар - шар, мною же столь искусно созданный из навоза, с великой целью дать возможность вырасти новым, подобным мне, навозным жукам? Но зато не думаю, чтобы кто-нибудь был так спокоен совестью и с чистым сердцем мог бы сказать: "да, я сделал все, что мог и должен был сделать", как скажу я, когда на свет явятся новые навозные жуки. Вот что значит труд!»


      Жужжание не мешало Луначарскому и он продолжал: «Воспитанный в мире, который не может быть молодым, который отравлен старыми соками, идеалист полагает, что его счастье в потусторонней жизни. Он крепко держится за старый миф о том, что жизнь не является отправлением человеческих функций, а что существует бессмертная душа. Весьма понятно, что он будет всеми силами сопротивляться, чтобы у него не были отняты эта идея бессмертия и представление о потустороннем мире. Между тем мы, РЕАЛИСТЫ (которым ЧУШЬ-д-Д-ух капитализма и протестантская этика), ОБЯЗАНЫ именно ОТНИМАТЬ от таких идеалистов веру в э-э-э-тот потусторонний мир, потому что мы знаем, что это обман, ошибочное представление, самоутешение, возникшее в века варварства; потому что мы твердо понимаем, что на самом деле никаких надежд нет, а на этих надеждах, спекулируя на них, устанавливают свое право на эксплуатацию “господа мира сего”, обманывая тем, что на том свете явления справедливости отводят злобу человеческую, гнев человеческий, любовь человеческую в бесплодное русло, которое потом отходит в пустоту. И перед таким зрелищем мы можем только содрогаться, и каждый должен чувствовать себя преступником, если не приложил всю свою волю и силу, чтобы раскрыть людям глаза. Но мне скажут: “Истина, на которую вы раскрываете людям глаза, — горька”.

    ГОРЬКО! ГОРЬКО!!! – закричали в зале. Павел Дыбенко и Александра Коллонтай встали и нежно поцеловались под долгие аплодисменты.
   Но КОТ подумал в недоумении: «Знаешь, у тебя в голове "нечисто": ты рехнулся!  Ты слишком много вообразил себе и рисуешь себе целый мир богов, который будто бы существует для тебя – царство духов, для которого ты призван, идеал, манящий тебя. У тебя какая-то навязчивая идея». Макс Штирнер пережевал и выплюнул весь этот бред в лицо германского народа еще в период с 1806 по 1856 god… И Карл Маркс хорошо знал «Единственного…» и мог согласиться с его ПАУЧЕНИЕМ и с тем, как Фейербах поучал продвинутых ЕВРОПЕЙЦЕВ:  "если перевернуть только спекулятивную философию, то есть ставить всегда предикат на место субъекта и таким образом сделать субъект – объектом и принципом, то мы получим обнаженную, чистую истину". При этом ЕВРОПА теряла, конечно, узкорелигиозную точку зрения, теряла Бога, который, с этой точки зрения, – субъект. Но ОНА меняла ее на другую сторону религиозного понимания – нравственную. Фейербах не говорил больше: "Бог – Любовь", а говорил: "Любовь – божественна". Если же поставить на место предиката "божественный" равнозначащее слово "священный", то этим (можно было) восстановить все прежнее. Любовь в этой постановке вопроса становится добром в человеке, его божественностью, тем, что делает ему честь, его настоящей человечностью (только она и "делает его человеком"). Точнее говоря, вот что из этого следует: любовь – человеческое в человеке, а бесчеловечное – это эгоист, не знающий любви. Бог и божественное так тесно сплетаются благодаря этому с отдельной личностью, что разделить их совсем нельзя. Нельзя предъявлять претензии на полную победу, изгоняя Бога с его небес и похищая у него "трансцендентность", если он вгоняется при этом в человеческую грудь и одаряется неискоренимой имманентностью. Тогда получается следующее: божественное есть истинно человеческое! Ведь только благодаря такому мышлению можно было спасти планетарную модель атома Резерфорда (1913 год)… и не молиться на Ньютона.
   «Вы, НАВОЗНЫЙ ЖУК, слишком сухо, смотрите на жизнь, - затрещал кузнечик с правого плеча Всеволода Гаршина. - Нет, жук, я люблю-таки потрещать и попрыгать, и ничего! Совесть не мучит! Да притом вы нисколько не коснулись вопроса, поставленного госпожой ящерицей: она (как-то) спросила, "что есть мир?", а вы говорите о своем навозном шаре; это даже невежливо. Мир - мир, по-моему, очень хорошая вещь уже потому, что в нем есть для нас молодая травка, солнце, Volkswagen Beetle Turbo "Black" 2012 и ветерок. Да и велик же он! Вы здесь, между этими «деревьями», не можете иметь никакого понятия о том, как он велик. Когда я бываю в поле, я иногда вспрыгиваю, как только могу, вверх и, уверяю вас, достигаю огромной высоты. И с нее-то вижу, что миру нет конца». И слышу, как немецкий философ Макс Штирнер(1806-1856), умирая в нищите, упрямо твердит: «Тебя (немецкий народ) похоронят…» Там, где умирает бог, рождается новый бог – НАЦИЯ…  И этот бог, должен победить не только вылепленного МАРкСОМ нового бога – пролетариат, но и убить ЭГОИСТА… ЕДИНСТВЕННОГО! Но прежде чем ты попадешь своими лапками в одну из множества липких «навязчивых идей»… ЖУК… ПОЙми… «Спор о том, что почитaть высшим существом, имеет знaчение постольку, поскольку сaмые ожесточенные противники соглaшaются в глaвном, в том, что есть высокое существо, которому должно поклоняться. Если бы кто-нибудь стaл снисходительно подсмеивaться нaд всей этой борьбой зa высшее существо, нaпример христиaнин при споре шиитa с суннитом или брaминa с буддистом, то гипотезa о высшем существе покaзaлaсь бы бессмысленной и спор нa этой почве - пустой игрой. И кого в тaком случaе признaть высшим существом - единого ли или триединого Богa, лютеровского ли Богa или кtre suprкme, или вовсе не Богa, a "человекa", (или ПРОЛЕТАРИАТ) - это уже совершенно безрaзлично для того, кто отрицaет сaмое понятие о высшем существе; в его глaзaх все эти слуги высшего существa вместе взятые - нaбожные люди, сaмый яростный aтеист не менее чем верующий христиaнин. Итaк, в облaсти священного первое место зaнимaет высшее существо и верa в это существо, нaшa "святaя верa"… Почему оппозиция не достигaет в иных случaях никaких результaтов? Это бывaет тогдa, когдa онa не желaет покинуть путь нрaвственности или зaконности… Нерон - "злой" человек только в глaзaх "добрых": в (глазах Штирнера) он только одержимый, тaк же кaк и "добрые". Добрые усмaтривaют в нем величaйшего aрхизлодея и посылaют его в aд. Почему не было ему никaких прегрaд в его произволе? Почему ему столько позволяли? Рaзве смирные римляне, позволявшие тaкому тирaну сломить их волю, были хоть нa йоту лучше? В стaром Риме его моментaльно кaзнили бы и никогдa бы не сделaлись его рaбaми. Но тогдaшние "добрые" среди римлян противопостaвляли ему только нрaвственные требовaния, a не свою волю…». Вот о чем говорили в середине 19 века…

    «Нет, это неверно — словно услышав кузнечика своего счастья, протрубил в свою просветительскую трубу Луначарский - новый мир, молодой мир, мир КСМ, который теперь особенно ярко перед нами живет и развертывается,— он не нуждается в этом, он это отбрасывает, ибо самая сущность эмоциональной прочности этих предрассудков заключается в том, что человек не верил в возможность построения счастья на земле. Он был для этого слишком слаб, слишком мало знал силы природы и был слишком беспомощен технически. Мы находимся в том периоде человеческой истории, когда начинает укрепляться сознание, что наш организм с его жаждой счастья становится сильнее природы. Мы еще далеко не победили природу, но обскурант тот, кто из трусости, невежества или корысти держится за старое миросозерцание и говорит: “Ты еще не победил”, а человек, у которого утренне открыты глаза на новые надежды, говорит: “Я не победил, но я побеждаю”.
     Если бы наука и техника имели перед собою только перспективу развития при том же общественном строе, который существует сейчас, то можно было бы усомниться в том, будут ли плоды этой техники и науки доступны и благотворны для всего человечества. Но марксизм и коммунизм есть не только такой материализм, который возвращает человека к действительности и не обескураживает его, не лишает мужества и желания победить природу, надежд на победу, но он, кроме того, есть учение о такой реальной перестройке существующего порядка, при которой теория и наука перестают быть слугами и рабами избранных, а становятся волшебными слугами человечества и приобретают поэтому тысячекратную мощь,— вот в чем заключается разница между материализмом и идеализмом… Если бы первобытный человек думал, что реальный мир движется в силу той энергии, которая в нем заложена и которая действует по совершенно определенному закону, то он мог бы побеждать эту материю, эту силу только при помощи знаний и техники. Он должен был бы изучить законы, которые господствуют в мире тел и сил, и должен был бы придумать телесные и силовые методы, которыми он мог бы вмешиваться в ход событий и направлять их согласно своей воле. В настоящее время научно-техническая культура человечества к этому и пришла. Но дикарь представлял себе, что действие тел происходит не согласно их свойствам и не по каким-то заложенным в них законам, являющимся формулой их свойства и функций, а по воле духов, родственных ему, похожих на его собственные мысли, чувства и желания. Естественно поэтому, что в дикарском быту техника играет относительно второстепенную роль. При искалеченном, отравленном мифами, в корне неправильно выдуманном представлении о духах человек полагает, что все зависит от душ, похожих на его собственное создание, и имеет поэтому свои собственные меры воздействия на эти души: мольбу, убеждение, подарки и т. д. Молитвы и жертвы — это проявления магического восприятия мира. Если вы думаете, что в природе имеется какое-то огромное незримое ухо (я не имею в виду ухо КГБ), могущее вас выслушать, какое-то огромное и незримое сознание, могущее откликнуться (я не имею в виду президента), то вы сможете молиться, вы сможете думать, что естественный ход событий будет чудесно изменен волей стоящего за ним духа, к которому вы обращаетесь, возглашая ваши прошения».


    Сидевший за спиною у матроса Дыбенко Варлаам Шаламов жадно слушал Луначарского, боясь проронить хоть каплю медоВушных слов… Он слушал и гладил стетоскоп отмороженными пальцами, и пальцы не понимали – дерево это или железо. Однажды из мешка, собственного мешка, он на ощупь вынул стетоскоп вместо ложки. И в этой ошибке был глубокий смысл… А значит и был смысл в труде «Ткачей социалистических фабрик». И Шаламов принялся писать в новенькой синей тетрадке то, о чем пальцам не следовало понимать: «В маленькой комнате фабкома ткацко-отделочной фабрики им. Маркова орехово-зуевские ткачи слушают рассказ заведующего ткацкой фабрикой т. Гусева. Рассказ о победах. Это даже не рассказ. Ореховцы — подмастера, мастера, луч¬шие ударники задают вопросы—короткие, точные, деловые вопросы о технических подробностях победы. Гусев понимает их с полуслова, улыбается и отвечает немногословно, но исчерпывающе. Из его ответов вяжется цепь технически-организационных и общественных мероприятий, осуществление которых подняло выполнение плана фабрикой им. Маркова с 70,3% в сентябре прошлого года до 104% за март 1933 г. и дало фабрике первое место на всесоюзном кон¬курсе ткачей. И все вопросы держатся на одном стержне: «Как?» Какими мероприятиями добилась таких результатов фабрика им. Маркова? И фабрика им. Маркова откровенно и точно отчитывается… Никогда в мире, нигде, кроме Советской страны, не было, да и не могло быть, живого обмена опытом, открытого рассекречивания перед другой фабрикой причин своих производственных достижений. Разве о чем-нибудь подобном можно было думать у фабриканта Карякина, благочестивого хозяина, самолично будившего по воскресеньям рабочих своей фабрики к заутрене,—выжиги Карякина, у которого два станка, особенно расшатанные и мучившие рабочих, ткачи называли страшными именами царской каторги: «Сахалин» и «Акатуй». Да что Карякин! У Форда, у самого Форда — короля капиталистической организации труда — строжайше воспрещено рабочим одного цеха знать, что делается в другом. Впрочем, ведь там управляют капиталисты, а не рабочие. Они конечно не пу¬стят рабочих к секретам управления, к секретам повышения производительности труда, ко¬торая там — лишние цифры долларов на банков¬ском текущем счету хозяина. Но скажем боль¬ше. Другому капиталисту, другому фабриканту тоже не будет открыто никаких секретов. (И нефтяник Сечин не откроет своих секретов нефтянику Ходорковскому). Конкуренция, волчья вражда капиталистических фирм между собой заставляют каждого засекречивать свой способ производства, прятать его от чужого взгляда, от взгляда представителей своего же класса… Только в нашей стране, где все хозяйство строит пролетариат, все технические достижения становятся достоянием всех наших предприятий, и одна фабрика учится работать у другой – лучшей. И только благодаря тому, что наше хозяйство строит весь коллектив рабочих завода, стал возможным подъем фабрики в три месяца с 70% выполнения плана до 104%».

      Как известно, от себя не убежишь… И КУЗНЕЧИК не помчится за одним из самых влиятельных теоретиков менеджмента XX века, Питером Фердинандом Друкером, который в 1937 году бежал от нацистского режима в США. И Варлаам Ш. не бежал от режима в поисках буржуазного знания, утверждающего, что «методы единоличного контроля практиковались в Ford Motor еще в те дни, когда компания делала первые шаги». Но что привело компанию Генри Форда к кризису? Не нужно выяснять… Бог с ним с этим Друкером! Он не задевает наших чувств. Какое нам дело до того что «взгляды Г. Ф. часто пользовались популярностью и в промышленности. Еще в начале века это был широко распространенный метод управления. Его придерживался один из самых знаменитых современников Г. Форда — Ленин. Недаром первые лидеры большевиков так восхищались Фордом. В "фордизме" видели ключ к быстрой индустриализации страны, лишенной квалифицированной рабочей силы. А главное, этот подход, казалось, позволял обойтись без менеджеров и создать индустрию, в которой все решения принимаются "владельцем" (в лице политического диктатора), тогда как в собственно промышленности заняты только технические специалисты. Крах этих надежд в первые пятилетки был причиной кровавых "чисток" в середине 30-х годов, под корень скосивших прослойку лучших руководителей промышленности. Тот факт, что "чистки" не поправили дел, доказывает полную несостоятельность теории коммунистической революции. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что именно формирование класса менеджеров будет тем фактором, который в конце концов приведет к падению в России коммунистического режима. Отсутствие менеджмента, несомненно, было тем ЧЕРВЕМ, который подточил Ford Motor… Прежняя Ford Motor была жестко централизована. Не только вся власть и полномочия, но и вся информация была сосредоточена в руках владельца, Генри Форда… После реформы, проведенной Генри Фордом-младшим, управление компанией Ford, напротив, было рассредоточено по 15 автономным подразделениям. Каждым из них руководил штат менеджеров, несущих полную ответственность за эффективность и результаты подразделения и наделенных всеми полномочиями, необходимыми для достижения этих результатов… Новый менеджмент не был, конечно, изобретением Генри Форда-младшего. Он был заимствован у главного конкурента Ford, компании General Motors, заодно ее управленческой верхушкой. Этот менеджмент превратил General Motors в крупнейшее промышленное предприятие страны…». Таков секрет для маленькой, для маленькой такой КАМПАНИИ…
   
     ОДНАКО, не смотря на успехи (Михаила Леонтьева и тем более) на успехи General Motors, утром 23 сентября, 2013 года участница Pussy Riot Надежда Толоконникова, оскорбившая средневековые чувства верующих и, по этому случаю, отбывающая наказание в ИК-14 (поселок Парца, Мордовия), заявила о том, что начинает голодовку и отказывается от работы в швейном цехе… Пепел Орехово-Зуево стучал в ее сердце. «Орехово-Зуево! Город Первых «Бунтарей». Сколько сплетено с этим именем дорогих для каждого революционера, для каждого деятеля воспоминаний! В 80-х годах (Х!Х в.),» когда трудовая Россия еще спала тяжелым, кошмарным сном, забитая, темная, покорно симренная снаружи, недоверчиво враждебная ко всему «новому» в глубине, озлобленная и все же безвольная, тогда в Орехове вспыхнул первый «красный бунт». Ткачихи поднялись, выпрямились и в порыве гнева ринулись на капитал…» (Словно это был  капитал экс-депутата Госдумы от «Единой России», функционера «Деловой России» и бизнесмена Владимира Головнева. Его компания «Восток-Сервис» занимает 157-е место в списке «200 непубличных компаний» журнала Forbes). «Аресты, ссылки, тяжкие наказания сломили стачку. Царизм не пощадил «бунтарок». Но «красный бунт» Орехова не прошел бесследно; жертвы, самоотверженность зуевских рабочих возымели свое действие, дали результат: первый фабричный закон в России, первую попытку охраны женского и детского труда – закон 1885 года, запрещающий ночную работу женщин и детей на ткацко-прядильных (предприятиях). Первая победа русского пролетариата над самодержавием юного, но беспощадно наглого отечественного капитала. Этой победе рабочий класс обязан орехово-зуевским «бунтаркам». Мордовия же не по ЖЕнски встретила Надежду словами замначальника колонии подполковника Куприянова, который фактически и командует ИК-14: «И знайте: по политическим взглядам я — сталинист». И это, конечно, лучше чем сатанист!  Но хуже, чем Берзин!?! Как предпоЛагГАТЬ… В 1927 г. Эдуард Берзин(1894-1938) внёс предложение в ВСНХ СССР о строительстве Вишерского целлюлозно-бумажного комбината (Красновишерск, на Вишере, Северный Урал). В 1929 году выезжал вместе с главным инженером Д. С. Соколовским и главным механиком П. П. Кузнецовым в Германию и США для закупки оборудования. С 6 января 1931 года — начальник строительства Вишерской целлюлозно-бумажной фабрики ОГПУ. 14 ноября 1931 года назначен директором треста «Дальстрой». Эдуард Берзин мог бы приехать в Сочи после Олимпиады и принять участие в открытии первого в стране тематического парка развлечений, каждый элемент которого связан с русским фольклором. Эдакий сказочный город уникальных аттракционов. Такого нет больше нигде в мире. Здесь построены самые крутые в Европе русские горки с изгибами, похожими на хвост огромного животного. Аттракцион и называется "Змей Горыныч". Лешие, кикиморы и тридцать три богатыря из сказок Пушкина, — на площади в двадцать пять гектаров собрались все герои, о которых мы читали в детстве. Директор управляющей компании — голландец, проектировали парк американцы, а дух получился русский. "Этот парк — действительно русский парк. Русские традиции, русские здания. И также русские развлечения. Я думаю это очень интересно людям из Америки и Европы. Для них это будет привлекательный город развлечений", — пояснил Пол Бек, управляющий директор компании "Сочи парк".

     Но… Надежда Толоконникова заявила о том, что начинает голодовку и отказывается от работы в швейном цехе… Как говорит Толоконникова «На полную замену оборудования лагерю несколько раз выделяли деньги. Однако начальство лишь перекрашивало швейные машины руками осужденных. Мы шьем на морально и физически устаревшем оборудовании… Количество людей в бригаде уменьшается (освобождаются или уезжают), а норма растет — соответственно, оставшимся работать приходится все больше и больше. Механики говорят, что нужных для ремонта оборудования деталей нет и не будет: «Нет деталей! Когда будут? Ты что, не в России живешь, чтобы такие вопросы задавать?» За первые месяцы на промзоне я практически освоила профессию механика. Вынужденно и самостоятельно. Бросалась на машину с отверткой в руках в отчаянной надежде ее починить. Руки пробиты иглами и поцарапаны, кровь размазывается по столу, но ты все равно пытаешься шить. Потому что ты — часть конвейерного производства, и тебе необходимо наравне с опытными швеями выполнять свою операцию. А чертова машина ломается и ломается. Потому что ты — новенький, и в лагерных условиях нехватки качественного оборудования тебе, естественно, достается самый никчемный из моторов на ленте. И вот мотор опять сломался — и ты снова бежишь искать механика (которого невозможно найти). А на тебя кричат, тебя понукают за то, что ты срываешь план. Курса обучения швейному мастерству в колонии не предусмотрено. Новеньких сразу же сажают за машинку и дают операцию».


   И тогда Берзин, еще не забывший перевоспитанного блатаря Костю-капитана,  решил отправить Надежду Толоконникову в Екатеринбург... Не в подвал «дома Ипатьева», а в мастерскую Ново-Тихвинского женского монастыря. Несмотря на то, что в России даже в 21 веке, «перековка и всё, что стоит за словом «Беломорканал», еще не нашло себе правильной оценки ни со стороны юристов, ни со стороны писателей». Тем не менее, Берзин решил перевоспитать Толоконникову… Он помнил ее речь приготовленную для суда по УДО (26.07.2013г.):"Встал ли осужденный на путь исправления?" – этим вопросом задаются, когда рассматривают возможность условно-досрочного освобождения. Я бы хотела, чтобы мы с вами сегодня задались еще и следующим вопросом: а что это за путь – путь исправления? Я абсолютно уверена, что единственно правильный путь – это тот, на котором человек честен с окружающими и с самим собой. Я этого пути придерживаюсь и сходить с него не буду, куда бы меня ни занесла судьба. Я настаивала на этом пути, еще будучи на воле, я не отступилась от него в московском СИЗО, изменять принципу честности меня не научит ничто, даже мордовские лагеря, куда с советского времени власти любят ссылать политзаключенных». Нет сомнений, что убеждения Толоконниковой разделяет и бывший премьер-министр Украины, один из создателей Партии Регионов Н. Я. Азаров. Ведь не случайно, в час, когда «коричневая чума» с Запада двинулась на Восток Украины, он улетел не в Россию, а к проживающему в Австрии сыну. Возможно, бывший премьер-министр Украины хорошо знал не только историю Украины, но и «Историю Русской церкви». Помнится Митрополит Макарий (Булгаков 1816-1882) ординарный академик Академии наук писал в своей «Истории Русской церкви»: «Соглашаясь по необходимости на Белоцерковский договор, Хмельницкий не мог не чувствовать, что все его усилия, все труды и самые победы оказались бесплодными для его несчастной родины - Малороссии, что он не освободил ее от бедствий, от которых желал освободить, и что одними собственными силами при помощи даже таких союзников, как крымцы, ему не сломить Польши и не разорвать оков, в каких держала она своих русских православных подданных. Для этой цели оставалось у Хмельницкого одно надежное средство - отдаться со всем своим народом под покровительство единоверной и единоплеменной могущественной державы Московской и навсегда соединиться с нею. Правда, он глубоко был огорчен в 1649 г. отказом царя Алексея Михайловича пособить ему против поляков, основывавшимся на том только, что у Москвы с Польшею было "вечное докончанье", и после зборовской победы открыто говорил московским посланцам, приходившим к нему, что непременно пойдет войною на Москву и разорит ее и все московские города… (НО) Когда в 1650 г. прибыл в Царьград посол от Хмельницкого, чтобы заключить с султаном оборонительный и наступательный союз против врагов, и пожелал представиться Вселенскому патриарху Парфению II, то патриарх, угощая его по приказанию визиря обедом, спрашивал: "За что Хмельницкий хочет воевать Московскую землю?" Посол отвечал: "За то Хмельницкий имеет не дружбу, что посылал к благочестивому царю бить челом с своими грамотами о помощи на недруга своего, на польского короля, и государь не только помощи ему не изволил подать, но и грамоты его к королю отослал". Патриарх говорил послу: "Мы молим и просим у Господа Бога о многолетнем здравии благочестивого царя, чтобы он, великий государь, избавил нас от нечестивых рук, а вам достойно быть подданными благочестивого царя и помощь всякую государю чинить, чтобы все православные христиане были в соединении". Затем приказал послу передать Хмельницкому: "Если только такое дело учинит и пойдет на государеву землю войною, то он не будет христианин и милость Божия не будет на нем в сем веке и в будущем"…» Однако, не прошло и трех лет, как к царю Алексею Михайловичу пришла весть от путивльского воеводы (20 июня), что у Хмельницкого находится посол от турецкого султана и Хмельницкий грозит отдаться в подданство туркам, (а там и до ЕВРОИНТЕГРАЦИИ один шаг) если московский государь не поспешит принять его и Малороссию под свою руку. И 22 ИЮНЯ царь уже отправил к Хмельницкому грамоту, в которой писал: "Мы, великий государь, возревновав о Бозе благою ревностию и возжелев по Вас, чтобы христианская вера в Вас не пресеклась, но паче преисполнялась... изволили Вас принять под нашу царского величества высокую руку, яко да не будете врагом Креста Христова в притчу и поношение, а ратные наши люди собираются и к ополчению строятся"». С нашей стороны — это искренняя помощь братскому народу, - сказал царь Алексей Михайлович - в то же время — помощь прагматичная. 15 миллиардов долларов на покупку украинских облигаций — средства из запасников правительства, меньше одной десятой от общего резерва ФНБ России…


   Однако, Толоконникова могла бы поделиться своим швейным опытом с Азаровым, но В. Шаламов утверждает, что «перековка — не только яркий пример догмы мертвого теоретического построения (чудодейственное воспитание трудом, благотворное влияние среды и т. д., по политграмоте Коваленко), в жертву которому приносились жизни и души людей. Начальники-практики давно знают цену этой перековке. Это и яркий пример лицемерия, призванного скрыть далеко идущие цели»… которые проявили себя в лихие 90-е. Берзин чувствовал эту «Жульническую кровь», которым в будущем должно пропитаться ЕдРо. Он знал тайный замысел Pussy Riot… их тайную цель! Выступить в Нью-Йорке в центре Barclays Center с Мадонной. Ради этого они так жестоко обошлись с чувствами верующих. И теперь, словно телеканал «Дождь»  Берзин, совершал свою роковую ошибку, направляя Толоконникову на путь исправления.., т.е. в мастерскую Ново-Тихвинского женского монастыря.

     Профессиональное вышивальное оборудование с программным обеспечением, которым оснащена монастырская мастерская, позволяет послушницам выполнять заказы высокой сложности. Здесь Надежда сможет  проследить весь путь изделия. После получения заказа за работу сначала принимаются сестры-иконописцы. Ими разрабатываются орнаменты, создается эскиз, который затем сканируется. С этим графическим файлом и начинают работать сестры-вышивальщицы. К вышивке приступают сразу, только не к ручной, а к компьютерной, и вместо иголки с ниткой у них в руках - компьютерная "мышка". Стежок за стежком выстилаются все орнаменты, узоры, наносятся контуры, линии. Особенно трудоемка и кропотлива работа над изделиями с иконографическими сюжетами, ведь за основу сестрами взята манера имитации живописи, которая требует тщательной проработки всех объемов, теней, бликов. Для достижения этого эффекта также используется большая цветовая гамма. Только для вышивки лика могут Многое диктует и цвет ткани, и иногда сестрам приходится в компьютере делать несколько вариантов цветового решения дизайна изделия. Итак, файл готов. Он получается тем объемней, тяжелее, чем сложнее и многофигурнее изображение. К примеру, компьютерная программа плащаницы состоит из 1.500.000 стежков. Затем файл переносится в вышивальную машину, и если на его разработку может понадобиться не одна неделя, то сама вышивка занимает от нескольких часов до нескольких дней. Из вышивального цеха изделие переходит в руки сестер-швей. Их работа тоже непростая - это тщательная утюжка, отшив и кропотливый труд над украшением вышивки жемчугом и стразами, изготовление кистей из металлизированных и шелковых нитей, отделка их бисером. Только по окончании этой работы вещь приобретает законченный вид. (И это вам не ватные штаны).
   Послушницы монастыря еще не совсем забыли, как «молоденькую Габриэль (Коко) Шанель поместили в пансион института Богоматери в Мулене. Снова бесплатно, снова в качестве обузы и приживалок. На ДВА года тюрьма, потому что выходить за ограду нельзя, ничего нельзя. Можно только молиться и учиться шить – должна же быть у Коко какая-то профессия, которая поможет заработать на пропитание».
   Когда однажды через много лет Коко Шанель пригрозили тюрьмой, она ответила, что свое уже отсидела. Тот, кто спрашивал, (Достоевский?) не понял, о чем она, широко раскрылись глаза:
   - Вы, мадемуазель? За что?!
   - За инакомыслие. Разве тюрьма – только где решетки на окнах? Нет, это там, где ЗАРЕШЕЧЕНЫ ВОЗМОЖНОСТИ.
   Воланд задремал, и сквозь дремучую дремоту доносилась до его сознания речь Луначарского…

   
    «Мы верим в силу слова! - летели в темные массы огненные слова просветителя. - Мы пользуемся этим словом, но твердо знаем, где границы этого слова. Наша антирелигиозная борьба есть только слабый спутник нашей основной линии поведения, которая заключается в освобождении человеческих сил, в гармонизации сил всего человечества. Это дело только начато, мы лишь находимся у колыбели этого дела, и нам предстоит большой труд. А вот тогда, когда мы достигнем значительных результатов, мы подсчитаем, сколько людей проснулось для нового, трезвого, практического миросозерцания и сколько осталось в плену у древних или средневековых предрассудков».


    Едва затих гром оваций, как вдруг конферансье Киселев обратился к митрополиту: «Ваше Святейшество, Церковь столкнулась с настоящей агрессией. На мой взгляд, это проявление более широкого явления — аномии. Аномия — термин, который ввел французский философ, основатель социологии Эмиль ДюркГЕЙМ(ер) еще в позапрошлом веке. Это ценностный вакуум, отсутствие точек опоры. Вам не кажется, что наше общество (пережив лихие 90-е годы) стоит на пороге этого явления либо частично уже погрузилось в такое состояние?»

     — Если в двух словах сказать о том, что происходило и еще происходит в плане агрессии против Церкви, то явление это, конечно, не случайное. Меня не покидает мысль о том, что это некая разведка боем. Надо проверить, насколько все-таки глубока вера и приверженность людей Православию в России. Многие ведь уже давно похоронили всякую способность нашего народа, по крайней мере, большинства народа к самоорганизации, к защите каких-то ценностей, к защите своей позиции. Не буду цитировать оскорбительные заявления в адрес нашего народа некоторых людей, которые считают себя креативным классом, но это пренебрежительный взгляд сверху вниз. Вот, наверное, и наступило такое время, особенно после того, как все вы видели то, что произошло в связи с принесением в Россию Пояса Богородицы. Мы же помним, какая была реакция на эти миллионы людей, что пришли в храм. Видимо, пришло время проверить: а действительно ли наш народ привержен вере? А способен ли он ее защитить? А способен ли он вообще что-то защищать? Вот и произошли эти провокации. Сегодня, я думаю, все те, кто затевал эти провокации, убедились в том, что перед ними не безликая масса тихого, аморфного большинства, а народ, который способен защищать свои святыни.

    Луначарский удивленно смотрел на митрополита Введенского и не узнавал его… Ему виделся призрачный облик Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, словно сошедшего с голубых небес 2012 года…

    — Но ведь эта агрессия не только против Церкви. Это агрессия против любых ценностей вообще. Церковь — не ценность. Жертвы НКВД — не ценность. Человеческая жизнь — не ценность. История — не ценность. Вообще, антиценностный протест. Вот что не просто огорчает, возмущает, но приводит кого-то в уныние, а кого-то в ярость… - говорил Киселев, стараясь не потревожить спящего Воланда.
— Совершенно верно. Но еще следует добавить, что это агрессия против нашего культурного ядра, против нашего цивилизационного кода. Понятие святыни всегда занимало центральное место в жизни народа. Отсюда же пошло понятие Святая Русь — не потому, что у нас храмов было много, а потому что доминантой жизни была святость и понятие священного. Именно в это сердце, в эту доминанту нанесен удар. Вместе с тем Вы правы. Речь идет о вызове ценностному измерению жизни. Вот Вы вспомнили ДюркГЕЙМерА, но ведь он обращал большое внимание на нравственное состояние общества, он говорил, что нравственность — это обязательный минимум и это суровая необходимость. – заключил то ли Введенский, то ли виденье…

    И произошла невиданная вещь.  Шерсть на черном коте встала дыбом, и  он раздирающе  мяукнул. Затем сжался в  комок  и, как пантера, махнул  прямо на грудь Киселеву, а оттуда перескочил на голову. 
   - Агрессия против вашего цивилизационного КОДА? Знаем мы ваш код… О чем пишет митрополит Московский и Коломенский Макарий(Булгаков (1816-1882))? Когда Федор Иванович скончался (7 генваря 1598 г.), патриарх Иов оплакал его самыми непритворными слезами, как и вся Москва. Ведь был царь весьма нищелюбив, милуя вдовиц и сирот, особенно же чтил священнический и монашеский чин, удовлетворяя их всегда пространною милостынею... И в дальние страны земли всегда текла, как нескудная река, его щедрая милостыня, как-то: во св. гору Афонскую, в Александрию, в Ливию, в великую Антиохию и во все святые места даже до Иерусалима..."  А «когда из  Польши самозванец Дмитрий с небольшою ратью вступил в пределы России, против него послано было царское войско»? И тогда что?...  «патриарх Иов в это время пел в Москве молебны о даровании победы царю Борису, убеждал народ твердо помнить данную им присягу государю, с клятвою удостоверял всех, что царевич Димитрий углицкий давно скончался и погребен, что под его именем идет теперь на землю Русскую не кто другой, как известный ему вор, расстрига Гришка Отрепьев, рассылал об этом грамоты по всей Москве, писал в полки к боярам, воеводам, дворянам и ко всей рати и, наконец, в генваре 1605 г. разослал и сам непосредственно и чрез епархиальных архиереев грамоты по всей России. В грамотах патриарх извещал, что литовский король Сигизмунд преступил крестное целование и, признав беглого чернеца расстригу Гришку Отрепьева князем Димитрием углицким, отпустил с ним своих воевод и воинов в Русскую землю, желая в ней церкви Божии разорить, костелы латинские и лютеранские поставить, веру христианскую попрать и православных христиан в латинскую и люторскую ересь привести и погубить».
    И с тех пор вы живете в ужасе..; то перед «мировой буржуазией», то перед «коричневой чумой», то перед госдепом… А вы хоть раз спросили у польских историков, как сиделось 8 лет Федору Романову (освобождённому как «родственнику» из Антониево-Сийского монастыря Лжедмитрием I в 1605 году и занявшему важный церковный пост (митрополит Ростовский)) в доме у канцлера Льва Сапеги, который уже в то время писал: «Где право или статут во главе, там сам Бог всем владеет. Правовое устройство есть цель и конец всех прав на свете, им все государства стоят и в целости сохранены бывают». И будущий Митрополит Московский и всея Руси Филарет  не возражал против избрания царём Владислава Сигизмундовича. И то, что не удалось сделать Лжедмитрию, удалось сделать Петру Великому… Только митрополит Макарий об этом не осмелился написать! Но таким, как вы, гражданин Киселев, и таким как ваш министр иностранных дел СССР В. М. Молотов, интереснее прятать свои намерения в темных закоулках якобы загадочной русской души… Помните, как Хельсинки подвергался постоянным бомбардировкам советской авиации. Между тем Молотов в одном из своих радиовыступлений заявил, что советские бомбардировщики не сбрасывают бомбы, а доставляют продовольствие голодающим финнам. И что? Финны немедленно стали называть советскую кассетную авиационную бомбу РРАБ-3 «хлебной корзиной Молотова», а малогабаритные авиабомбы — «хлебницами Молотова». А что произошло после того, как Молотов обмолвился в одном из выступлений, что «Уже завтра мы будем ужинать в Хельсинках». Блицкриг… Тогда в Финляндии появились «Коктейли для Молотова». Финны хорошо разбирались в РУССКих НОТАх..., как и Карл Маркс. Маркс еще в  1948 году предупреждал кого следует: «Несмотря на своих многочисленных и хорошо оплачиваемых агентов, Россия находится в самом плачевном заблуждении, если надеется в 1848 году пробудить симпатии к себе напоминанием о так называемых освободительных войнах. И проливала ли Россия свою кровь за нас, немцев. Не говоря уже о том, что Россия до 1912 г., «оказывала поддержку целостности и независимости» Германии открытым союзом и тайными договорами с Наполеоном, она в достаточной степени вознаградила себя позже грабежом и мародерством за свою так называемую помощь… Что же касается русской помощи в 1814 и 1815 гг., то нам доступны скорее другие чувства, чем признательность за эту субсидированную Англией помощь… Если бы язык не был дан дипломатам и людям их склада для того, «чтобы скрывать свои мысли», то Нессельроде (Карл Роберт фон Нессельроде (1780-1862) — русский государственный деятель немецкого происхождения, предпоследний канцлер Российской империи. Занимал пост министра иностранных дел Российской империи дольше, чем кто-либо другой. Кроме Лаврова…) и шурин Николай бросились бы нам на шею, ликуя и горячо благодаря за то, что стольких поляков из Франции, Англии, Бельгии и т. д. заманили и перевезли со всяческими льготами в Познань, чтобы там расстреливать их картечью и шрапнелью, клеймить адским камнем, убивать, брить им головы и т. д. и, с другой стороны. насколько это возможно, совершенно истребить их предательской бомбардировкой Кракова».

    Урча, пухлыми лапами кот вцепился в жидкую шевелюру конферансье и, дико взвыв, в  два поворота сорвал эту голову с полной шеи. Две с  половиной  тысячи  человек в театре  вскрикнули как  один. Кровь фонтанами из  разорванных  артерий на шее ударила вверх и залила и манишку и фрак. Безглавое тело  как-то  нелепо загребло ногами и село на  пол.  В зале послышались  истерические крики женщин. Кот  передал голову Фаготу,  тот  за волосы поднял ее  и показал публике, и  голова эта отчаянно крикнула на весь театр:
 — Доктора!
— Ты будешь в дальнейшем молоть всякую чушь? — грозно спросил Фагот у плачущей головы.
— Не буду больше! — прохрипела голова.
— Ради бога, не мучьте его!  — вдруг, покрывая гам, прозвучал из ложи женский голос, и маг повернул в сторону этого голоса лицо.
— Так  что  же,  граждане,  простить его, что  ли?  —  спросил Фагот, обращаясь к залу.
— Простить! Простить! — раздались вначале отдельные и преимущественно женские голоса, а затем они слились в один хор с мужскими.
— Как прикажете, мессир? — спросил Фагот у замаскированного.
—  Ну что же, — задумчиво отозвался тот,  —  они  —  люди как люди. Любят деньги,  но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те  ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги  ли, из бронзы  или из золота. Ну,  легкомысленны...  ну,  что  ж...  и милосердие  иногда  стучится  в  их сердца...  обыкновенные люди...  в  общем, напоминают  прежних... квартирный вопрос только испортил их... — и громко приказал: — Наденьте голову.
    Кот, прицелившись поаккуратнее,  нахлобучил голову на шею,  и она точно села на свое место, как будто никуда и не отлучалась.
    А Фагот, спровадив пострадавшего конферансье, объявил публике так:
   — Таперича, когда этого  надоедалу сплавили, давайте  откроем  дамский магазин!
    И тотчас  пол  сцены покрылся персидскими коврами,  возникли  громадные зеркала, с боков освещенные зеленоватыми трубками, а меж зеркал витрины, и в них  зрители в веселом ошеломлении увидели разных цветов и фасонов парижские женские  платья…


   В Lotte Hotel Moscow, где Павла Дыбенко и Александру Коллонтай ждал недорогой (цена за сутки всего 578 200 руб.) королевский люкс, отправились пешком. «Я поведу тебя чёрными тропами
по бесконечным ущельям Москвы» - пропел весельчак Павел… Теперь Александра Коллонтай была в свадебном платье, отделанном «кружевом Кейт» фабрики «Sophie Hallette» (Франция). КРЕАТИВНЫЙ директор Alexander McQueen называл платье «подвигом инженерной мысли»: чего стоят только скрытый турнюр и специальные приспособления, чтобы избежать его обрушения, пока невеста… подходит к Вестминстерскому аббатству. В Александре появилась одна особенность: она стала воображать себя невестой английского принца Уильяма…  Дыбенко молчал, думая о том, какая прекрасная вещь бессмертие, вечность, полет к богу, стремление к абсолютизму! Но что все это значит? Да, Луначарский для себя определил все с убедительной ясностью и получалось, что «в то время, когда человечество надеялось на эту сверхнебесную дачу, оно всеми фантазиями и всеми лучшими мыслями, которыми располагало, украсило эту сверхнебесную дачу; но так как эта дача представляет собою МИФ, (ПИФ) и пуф, то все эти украшения остаются чисто словесными тирадами, и чем они сильнее, тем сильнее в них сила обмана, которая заставляет полагаться и уповать на нереальное, несуществующее — на древнюю, но хрупкую сказку...» Конечно, Введенский мог сослаться на многочисленных ученых людей, которым ученость не мешает надеяться на господа бога и на пути его, но такое возражение Луначарский  заранее отвел и заявил, что «ученые не всегда являются законченными учеными. Можно быть великолепным физиологом или минералогом, но вместе с тем совершенно никуда не годным историком религии или общественности. Эти ученые — БУРЖУАЗНЫЕ ученые и, кроме того, БУРЖУАЗНЫЕ интеллигенты». А если сослаться на советских, в крайнем случае, великих ПОСТ-советских ученых?
   - Только не трогай советских ученых! – попросила Коллонтай.
   - Конечно! Если УЖ православный пришелец, словно Архимед, пытается опереться в своем туманном будущем на Э. Дюркгейма, надеясь  что-нибудь провернуть В ценностном вакуУМЕ… то что остается нам, ВЕЛИКИМ последователям Иванушки-дурака?.. Может, наконец-то, пора ввести уголовную ответственность за оскорбление национального достоинства?  Почему «Иван Карамазов с честной неустрашимостью и с жестокой последовательностью делает этические выводы из философии атеизма или, если позволено употребить философский термин наших дней, позитивизма, он приходит к безотрадному для себя выводу, что критерий добра и зла, а следовательно, и нравственности, не может быть получен без метафизической или религиозной санкции. Религиозной веры у него нет, но с ее потерей он с ужасом теряет и нравственность»? 
   - Может быть это следствие того, что как считает Надежда Толоконникова «нас везде – в школах, в тюрьмах, в университетах, на избирательных участках и перед экранами телевизоров – учат подчиняться, врать, недоговаривать; произносить "да", когда хочется сказать "нет"? И наша большая цивилизационная задача – воспитать в себе, в своих детях и друзьях противоядие этому подчинению, съедающему человека.
   - Помнишь профессоров Московского университета М.П.Погодина и С.П.Шевырева? Помнишь, как «они резко противопоставляли Россию "гниющему Западу": Запад сотрясают революции, в России же царит спокойствие». А с чем это было связано? А «связано это было, по мнению  сторонников официальной идеологии, с благодетельным влиянием самодержавия и крепостного права — попечительная власть самодержца и патриархальная забота помещика о своих крестьянах обеспечивали России социальный мир». А если это МИФ?
   - Почему не Tide? Все равно всю кровь не отстирать…
   - У всей этой истории, есть своя особенная логика. Не удивлюсь, если в 1929 г. А. В. Луначарский будет освобождён от обязанностей Народного комиссара просвещения и его сменит А. С. Бубнов, который начнет проводить (до 1938 года) жёсткую административную линию. (Проведет реформу советской школы, превратив ее в орудие коммунистической идеологии в ущерб фундаментальным знаниям. Станет одним из первых авторов работ по истории коммунистической партии и одним из первых кто положит начало фальсификации истории в угоду политической конъюнктуре).

Послышался едва уловимый «Старательский вальсок» Галич А.:
    И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за!
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание - золото…

- Но я уверена, - неуверенно заговорила Александра, - Министр культуры РФ Вл. Мединский развеет все МиФы!
     - Прежде чем все упрощать до поморского КОЧа, мне бы хотелось кое-что усложнить… Математик Бертран Рассел в «Истории Западной ФИ. логического анализа» писал: «В философии уже со времен Пифагора существовала противоположность между людьми, чьи мысли в основном стимулировались математикой, и теми, на которых больше влияли эмпирические науки. Платон, Фома Аквинский, Спиноза и Кант принадлежали к партии, которую можно назвать математической; Демокрит, Аристотель и эмпирики Нового времени, начиная с Локка и до наших дней, относятся к противоположной партии».
   - Паша! Не теряй революционной бздительности… и всегда помни о том, что Бертран Рассел  - это один из самых оголтелых идеологов империалистического и антидемократического лагеря. Если ты вдруг забыл историю своей страны, загляни в «краткий философский словарь» (1954) под редакцией М. Розенталя и П. Юдина, вспомни и пойми, что еще долго будут жить выдающиеся последователи этих великих  философов и историков, передавая свой неУценимый опыт своим детям и даже внукам, благодаря…
    - Да, конечно! Благодаря наличию этих партий, дело Галилея не заглохло, и Земля продолжала вертеться.., а вместе с нею и зарождающийся класс капиталистов. Как известно, настоящего капиталиста ни один профессор Личети не может изумить... Но советского физика Петра Капицу изумлял тот факт, что «только через 200 лет (благодаря профессору физической химии Борису Николаевичу Меншуткину) мы узнали, над чем и как работал Ломоносов», а Галилео Галилея профессор философии Болонского университета Фортунио Личети, изумлял своей эрудицией и памятью. Если бы вся философия заключалась в знании Аристотеля, заметил однажды Галилей, то Личети был бы величай¬шим философом мира, ибо были у него всегда наготове все его тексты. И Вл. Мединский изумляет… Помнишь, Шура, как однажды в доме Сальвиати зашла речь о влиянии холода и тепла на состояние тел? Винченцо ди Грациа, профессор философии Пизанского университета, утверждал, что холод сжимает тела, и для примера сослался на лед. И тут Галилей удивил присутствующих. Он позволил себе усомниться в азбучной истине, известной каждому начинающему изучать Аристотеля. Лед, по его мнению, скорее вода разреженная, чем сгущенная, Джорджо Корезио, преподаватель греческого языка, внес необходимые уточнения. (Нет сомнений, что в среде тогдашних  передовых ученых Галилей был всего лишь ДЕМАГОГОМ, как и в будущем… все противники Трофима Лысенко). Поэтому Джорджо Корезио и сказал: «Коллега ошибается, Аристотель ясно говорит о льде как о сгущенной воде…» И консерваторам было комфортно  жить, зная, что в любой момент они могут выпить коктейль с кусочками «сгущенной воды». И по ночам не мучили их скандинавские кошмары, затаившиеся в СПОРАХ о приОРИТЕте изобретения «коктейля Молотова». Понимаешь, Шура! Ведь и мы с тобой по сути своей большевистской не очень то И-реальны, потому что устроены не сложно, как Миф о «природной технической и научной отсталости России и русских». Вот и твой профессор Вл. Мединский, начнет однажды бороться с советской властью (не в ущерб  интересам России), а в ущерб своей карьере, не страшась  КГБ. И тогда наверняка…
   -Что? Запляшут облака? Ты, Павел, говоришь сейчас, как классовый враг. Откуда в тебе этот нежданный пессимизм? Разве для этого мы проливали кровь наших граждан? Возможно, они из великорусского своего сострадания, берегли свою кровь для несчастных вампиров…
   -Но ведь есть такой МИФ: «тот, кто убьет вампира, сам станет вампиром…». Я был молод, как Вадим Титушко… После 18 марта 1921 года «я эмоционально потух» и все думаю, думаю, думаю… а Вл. Мединский все пишет, пишет и пишет: «Считается, что в России просто никогда не было и нет достижений в науке и в технике, сравнимых с достижениями Европы. Если что-то и было, то хуже, беднее и грубее. Россия всегда училась у Запада, и это - ее судьба. Сама она почти ничего не внесла в копилку научно-технического прогресса. Ее отставание от Запада предрешено самой судьбой… Миф об отсталости России очень любили большевики. Вряд ли Лев Троцкий и его соратники по ЦК читал! Лейбница... Похоже, лет с тридцати они вообще ничего, кроме самих себя, не читали и тем более НЕ ПОЧИТАЛИ. Но утверждали примерно то же самое, что и Лейбниц: и по части необходимости «регулярного государства», и по части отсталости России. Для идеологов большевизма этот миф был действительно средством «два в одном флаконе». С одной стороны, служил для оправдания захвата и узурпации власти, с другой — для оправдания совершенных ими преступлений». Конечно, если бы профессор Вл. Мединский был коммунистом, его бы познакомили с «Святым семейством» Карла Маркса, и рассказали бы о том, «что в Германии, в полную противоположность «ЗАПАДНЫМ СТРАНАМ» (Франции и Англии),  носителями социалистических идей являлись не рабочие, «заинтересованные» в них, а интеллигенты, бескорыстно ими увлекавшиеся».
    - Этого не может быть! Советское образование будет самым прогрессивным…
    - И каждый школьник будет знать не только таблицу Менделеева, но и все его «Заветные мысли»? И, особенно то, как его раздроЖАЛО? Самурайское. А именно…  «Рядом с самообожающей похвальбой англичан да немцев выступили недавно японцы и ну нас корить всеми нашими недостатками и похваляться своими прирожденными, а особенно вновь приобретенными достоинствами, начиная с того, что ОНИ-де лет В ТРИДЦАТЬ приблизились к современному совершенству, начиная с парламентаризма, больше, чем мы успели В ДВА СТОЛЕТИЯ». А Китай?
  - Генеральство ужасное…
  - Вот и славянофил Федор Достоевский писал русскому поэту (С 1882 г. председателью Комитета иностранной цензуры) Аполлону Майкову(1821-1897) о Тургеневе… «Генеральство ужасное: а главное, его книга "Дым" меня раздражила. Он сам говорил мне, что главная мысль, основная точка его книги состоит в фразе: "Если б провалилась Россия, то не было бы никакого ни убытка, ни волнения в человечестве". Он объявил мне, что это его основное убеждение о России».  Конечно, Достоевскому сообщили о статье Страхова в "От<ечественных> записках", тем не  менее, Достоевский не знал, что Тургенева «везде отхлестали и что в Москве, в клубе, кажется, собирали уже подписку имен, чтоб протестовать против его "Дыма"». Не читал Федор Михайлович и доклад В.Е.СЕМИЧАСТНОГО (с 1961 по 1967 — председателья КГБ при Совете Министров СССР) на торжественном пленуме ЦК ВЛКСМ, опубликованного в «Комсомольской правде» в октября 1958.  «[...]Как говорится в русской пословице, и в хорошем стаде заводится паршивая овца. Такую паршивую овцу мы имеем в нашем социалистическом обществе в лице… (нет, не Тургенева, а) Пастернака, который выступил со своим клеветническим так называемым "произведением". Он настолько обрадовал наших врагов, что они пожаловали ему, не считаясь с художественными достоинствами его книжонки, Нобелевскую премию. [...]  И этот человек жил в нашей среде и был лучше обеспечен, чем средний труженик, который работал, трудился и воевал. А теперь этот человек плюнул в лицо народу, Как это можно назвать? Иногда мы, кстати, совершенно незаслуженно, говорим о свинье, что она такая, сякая и прочее. Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья, - все люди, которые имеют дело с этими животными, знают особенности свиньи, - она никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому, если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал». И были (Аплодисменты), которые Ф. М. Достоевский не слышал, приближаясь к железнодорожному и пешеходному мосту Гогенцоллернбрюке (Hohenzollernbruecke) ведущему из района Дойц прямо к Кельнскому собору, в самое сердце города. (Первый постоянный мост был построен в 1859 году, и стал первым в Кельне со времен римлян. Символически он связывал Рейнскую провинцию с прусским королевством). Знаменитому английскому нейробиологу и нейропсихологу Крису Фриту могло бы показаться, что «внутреннее строение моста напоминает строение продолговатого мозга, то есть содержит участки серого и белого вещества. Основную массу моста составляет белое вещество…» Но этот новый Кельнский мост как и «Дым» в голове Тургенева,  разозлил Достоевского.  В «Зимних заметках о летних впечатлениях (1863)», Федор Михайлович признался:  «Мост, конечно, превосходный, и город справедливо гордится им, но мне показалось, что уж слишком гордится. Разумеется, я тотчас же на это рассердился. Притом же собирателю грошей при входе на чудесный мост вовсе не следовало брать с меня эту благоразумную пошлину с таким видом, как будто он берет с меня штраф за какую-то неизвестную мне мою провинность. Я не знаю, но мне показалось, что немец куражится. "Верно, догадался, что я иностранец и именно русский", - подумал я. По крайней мере, его глаза чуть не проговаривали: "Ты видишь наш мост, жалкий русский, - ну так ты червь перед нашим мостом и перед всяки немецки человек, потому что у тебя нет такого моста".  А в январе 2014 года немецкая фирма IMG начала подготовку к монтажу судостроительного оборудования для первой очереди судостроительного комплекса "Звезда" (Приморский край), приступить к работам планируется в феврале… (Ведь именно в  феврале по фактам мошенничества на судоремонтном заводе «Звезда» (ЗАТО Большой Камень Приморского края) возбуждено семь уголовных дел. Нанесенный ущерб составляет около миллиарда рублей…) «Как сообщает пресс-служба ОАО "Дальневосточный центр судостроения и судоремонта" (ДЦСС, "дочка" ОАО "Объединенная судостроительная корпорация", ОСК), специализирующаяся на изготовлении сложного производственного оборудования IMG является технологическим партнером и консультантом строительства СК "Звезда", а также поставщиком технологического оборудования. По контракту с ДЦСС IMG не только должна изготовить станки, но ее специалисты будут следить за правильной их установкой в цехах». Но самое главное Федор Михайлович, еще на стадии разработки проекта было решено, что необходимо использовать иностранную технологию, так как, по словам пресс-службы ОАО "ДЦСС", судостроение в России отстало от ведущих в этой отрасли стран на 20 лет... (На 20 ли?) «- В результате мы остановились на немецких партнерах и немецкой линии, поскольку они смогли предложить передовые технологии, – конвейерный способ производства, новейшие автоматические станки по резке стали, контователи для переворачивания крупных секций судов, - отметил Александр Здор».
    Согласитесь сами, что это обидно. Немец, конечно, этого вовсе не говорил, даже, может, и на уме у него этого не было, но ведь это все равно: (Но, ДОстоевский) так был уверен тогда, что он именно это хочет сказать, что вскипел окончательно. «Черт возьми, - думал я, - мы тоже изобрели самовар... у нас есть журналы... у нас делают офицерские вещи... у нас.. эх - одним словом, я рассердился и, купив склянку одеколону (от которой уж никак не мог отвертеться), (как и от гэмблинга) немедленно ускакал в Париж, надеясь, что ФРАНЦУЗЫ будут гораздо МИЛЕЕ и занимательнее». Скакал «игрок» Федор Михайлович, способный писать, (как говорят некоторые) только полностью проигравшись, оставшись без гроша в кармане, прозакладывав все свое имущество и не имея возможности начать игру снова, в Париж и думал: «Боже мой: (и… у…) ДЕИЗМ нам дал Христа, то есть до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный! А что же они-то, Тургеневы, Герцены, Утины, Чернышевские, нам представили? Вместо высочайшей красоты Божией, на которую они плюют, все они до того пакостно самолюбивы, до того бесстыдно раздражительны, легкомысленно горды, что просто непонятно: на что они надеются и кто за ними пойдет?» Скакал Федор Михайлович туда, где доведя дело Просвещения до логического конца, «Человек убил Бога, чтобы отныне стать «единым Богом на неБесах»…». Где Коко Шанель решила перекроить по собственным лекалам весь мир – не просто моду, а СТИЛЬ ЖИЗНИ! И вот в это же время (1908 г.) Игорь Сикорский, узнав о том, что небольшой французский завод, строивший легкие двигатели для гоночных лодок, оказался  в состоянии выпустить в Европе в 1905 — 1906 годах мотор, поднявший на воздух летательную машину с человеком, (не лежит в гараже под «Жигулями»), а едет во Францию! Нет, не поступать в Политехническую школу — знаменитую высшую школу для подготовки инженеров, основанную французскими учёными Гаспаром Монжем и Лазаром Карно в 1794 году, а за двадцатипятисильным двигателем «Anzani» к своему вертолету. А ведь Игорь учился в петербургском Морском училище… Может и мне в небо!!!
   - Павел! Возьми себя в руки. Скоро все изменится… Мы будем работать под Кобой!
   -  Ко(в)бой? Коб(р)а? Пастырь? Вампир? Сенешаль? Актер?
   - Сталин! Ты даже не представляешь, как он крут… Просто не реально крут. Круче Кавказских гор… СТАЛьная логика, Щит и Меч… Это наш ТТантрис (имя, под которым скрывался Тристан… Т-34). Изумительный сюжет для композитора Прокофьева - лауреата шести Сталинских премий!
  - Щ. И. Т.? Звучит комично! А как же ЛЕВ Троцкий?
   - Троцкий – ЛОХнесское ЧУДОвище! Сталинский метод управления государством настолько гениален, что даже в случае развала СССР, он станет еще надежней! Понимаешь? Чекисты(+) и уголовники(-) (Беркут и «титушки») – вот он вечный двигатель нашей власти! Народ сеет и пашет… и никакая оппозиционная сука не вякает, а если вякает… Ты, только Павел, больше меньше думай.

   Дыбенко удивленно посмотрел на Александру Коллонтай, опередившую его в своем развитии на несколько лет.  Она была прекрасна в нежном серебре лунного света. Алые капельки крови блестели в ее глазах. Просто настоящая герцогиня...

   - Ответь мне Павел, ты в детстве слышал что-нибудь о Томе Свифте? Нет? Tom Swift — главный герой (не только юного Стива Возняка, между прочим любившего посидеть в гараже), но и серии одноименных книг для подростков, издаваемых в США с начала XX века. Изначально Том Свифт — юный гений, делающий опережающие свое время изобретения: мотоцикл с турбинным двигателем, моторную лодку, воздушный корабль, электрическое ружье, фототелефон и т. д. Так вот, первые книги о Томе Свифте были изданы в 1910 году издательством Stratemeyer Syndicate, специализирующимся на литературе для детей и подростков. Над книгами работала группа авторов под общим псевдонимом Victor (Apple)ton… — имя этого несуществующего писателя использовалось и во всех последующих сериях. И если, «Том Свифт, сказал, сияя — Я просто изобрел новый тип лампочки», то Сталин и партия просто изобрели то, «что все мировые открытия и изобретения сделаны в СССР — России, она венец мировой культуры».
    - И как же это они додумались до такой э-в-рике?   
    - Очень просто! Пока школьники готовились к ЕГЭ, разрушители мифов древней и не очень Руси, готовились к зимней Олимпиаде 2014…  И вот весь мир узнает, что Российская государственность начинается не с  мятежной Киевской Руси, а с Древней Греции. Пройдя через Колхиду (Грузию), она стремительно развивается, строит Санкт-Петербург, пОтом – Социализм, и на финише мы с гордостью встречаем гостей в Сочи… Теперь каждый советский школьник будет знать, что ответить как Тургеневу, так и немцу!
    - Но, помнишь, что Карл Маркс писал Арнольду Руге? «Стыд есть уже революция, благодаря ему французская революция победила немецкий патриотизм и, наоборот, немецкий патриотизм в 1813 г. победил французскую революцию. Стыд есть своего рода гнев, обращенный внутрь себя. И если вся нация истинно стыдится, то она является львом, готовящимся к прыжку».

   - Хватит! Напрыгались… Если ты не способен развиваться, то уж лучше обладать манией величия, чем комплексом неполноценности… И пусть Виктор Ерофеев, выпив  «Пять рек жизни», шагает уверенно «сквозь строй бомжей, проституток с площaди трех вокзaлов, железнодорожных ментов», пусть поднимaется по лестнице к гaрдеробщикaм престижных кaзино, бaрменaм, крупье, клиентaм, стриптизеркaм, и ЕМУ все скажут: МЫ ЛУЧШЕ ВСЕХ…» И никто не побежит от немца, как Достоевский, что-то там мямля про самовар во Францию! Пойми, в России нет места Галилеям… У России свой, особенный путь развития!  который определяют профессора Фортунио Личети. Они всегда в партии победителей! А партия победителей (как и Партия РЕГГИонов) в обиду своих не даст и не предаст…

     Прервал Александру рингтон «…и вновь продолжается бой!». Она достала из своей сумки от Birkin — (самого известного мирового бренда, за продукцией которого гоняются голливудские звезды и жены олигархов), смартфон YotaPhone, разработанный российской компанией Yota Devices.., который подарил ей в 2013 году глава госкорпорации "Ростех" Сергей Чемезов. Он говорил, что в смартфоне используются детали иностранного производства, а сборка YotaPhone ведется в Сингапуре, однако "Ростех" уже подобрал завод для выпуска смартфона в России. "Здесь пять инноваций, подобного продукта в мире нет» - добавил он.  "Apple напрягся?" – пошутила тогда Коллонтай. Чемезов ПОКРАСНЕЛ… И только Пол Маккарти из Марблхед, Массачусетс, гордился тем, что сделал для своего 12-летнего сына Леона, родившегося без пальцев на одной из рук, недорогой, но функциональный протез, используя 3-D принтер. На проходившей в Бостоне церемонии открытия второго магазина компании MakerBot, специализирующегося на продаже 3D-принтеров, Леон продемонстрировал свою новую руку, изготовленную из пластикового материала. Ее себестоимость составила всего 5 долл. Cвоей новой рукой Леон запросто может ловить мяч, играя в американский футбол.  "Вы можете воплощать в жизнь свои фантазии" – сказал генеральный директор Makerbot, Бре Петтис в день открытия розничного магазина на Ньюбери-стрит в Бостоне  (2013г.). "Теперь вы можете создавать все что угодно, и при этом вы можете быть единственным человеком в мире, кто хочет этого". В Кремлеевой равнине напряглись…

   - Пожар? Где?
   - Дворец горит!
   Это сообщал (из Петрограда) доктор Королев, требуя, чтобы Коллонтай немедленно приехала. Но ей не верилось: неужели горит дворец? Почему? Вот и  Lotte Hotel Moscow… Ferrari California на месте… Когда покинули беспредельные пределы Москвы, было четыре часа утра. Машина тенью скользила по асфальту. Александра сидела, откинувшись в своем кресле и устало думала о том, как «в январе 1918 года, еще до издания декрета, Отдел по охране материнства и младенчества приступил к устройству Дворца охраны материнства и младенчества… Под помещение для Дворца материнства было взято весьма подходящее здание Николаевского института…». Мысли стали замедляться и путаться: «Мы, БОЛЬшевики сумеем перестроить нашу армию раньше, чем немцы подойдут к Петрограду. Угроза… поражения? Мы в нее не верили…» World of Tanks… Сегодня будет большой ДЕНЬ…». Александра уснула. Дыбенко случайно взглянул на дисплей своего телефона, поставленного в режим «без звука», и увидел на нем сообщение: «четыре не принятых звонка»… Вдруг телефон беззвучно замигал дисплеем. Звонил Лев (Лейба) Лазаревич Фельдбин из США…
   - Паша! Ты в Москве?
   - Нет, мы с Шурой едем в Петроград! Что-то случилось!
   - Паша! Тебе нельзя в Петроград! Это ловушка… Только молчи, слушай и решай. Если ты вернешься в Петроград, то надеюсь, заметишь, как заметил политолог Владимир Пастухов, как «русские политические традиции, словно шампиньоны, пробивают себе дорогу сквозь асфальт времени. Меняются лица, быт и техника. Россия становится ядерной державой и нефтяной империей. Но она остаYot(с)a страной с варварской политической нравственностью, с алчным, трусливым, зависимым и безответственным средним классом, гордо именующим себя интеллигенцией. Создается ощущение, что Россия застряла в своей истории, и для каждого нового поколения утро жизни начинается с одних и тех же кадров, как у героя фильма «День сурка»… Но что делает наш герой?.. Он бесконечно чувствует себя лишним! Иначе жизнь теряет свой смысл.
   - Но Андрей Кончаловский будучи культурологическим детерминистом считает - культура определяет политику, а не наоборот. «Все попытки изменить культуру с помощью политики кончались крахом. Так было и у нас, и в Китае. Мао Цзэдун однажды заметил по этому поводу Никсону: «Я пытался изменить китайский народ, у меня не получилось». 
   - КонечНО… Но, как говориться: «Не можешь изменить народ – изменись сам». Когда генерал Пак Чон Хи (один из главных архитекторов корейского «экономического чуда») пришёл к власти в 1961, доход на душу населения в Южной Корее составлял $72, а главный военно-политический соперник — Северная Корея — обладал большой экономической и военной мощью, поскольку на севере Корейского полуострова осталось большое количество промышленных предприятий, построенных в колониальный период, кроме того, Северной Корее оказывали военно-экономическую помощь Советский Союз и страны социалистического лагеря». Но, что делает Мао Цзэдун?  «Культурную революцию». Что делает Дэн Сяопин? Пытается избавиться от методов «культурной революции». Что делает основатель Мatsushita Elektric Коносуке Мацусита? Он развешивает портреты Эдисона на стенах офисов и ставит статую изобретателя в саду перед штаб-квартирой корпорации и говорит: «если многие в Японии не будут получать прибыль, страна быстро станет бедной». Потом добавляет(1965г.): «Протекционистская политика сделала иностранную продукцию недоступной большинству японских потребителей и способствовала развитию отечественной промышленности. Но эти меры, в конце концов, придется отменить. Когда этот день настанет, американские и европейские товары, многие из которых гораздо лучше отечественных, станут широко доступными. Потребитель получит возможность выбора между иностранными и японскими изделиями, и отечественная промышленность потерпит поражение, если не сможет победить международных конкурентов. До сих пор, думая о конкуренции, мы имели в виду только других японских производителей электротехники. Теперь нам предстоит бороться с производителями во всем мире. Я уверен, что нас не смогут так просто обойти». Что делает Сталин? Он всюду развешивает портреты Деви Джонса… Он уверен, что его не смогут так просто обойти… и убивает Кирова… Арестован подполковник ВВС Кирилл Барабаш…
    - Не может этого быть!
     - Может. «Тайна убийства Кирова прояснилась для меня по возвращении в Советский Союз, в конце 1935 года. Прибыв в Ленинград через Финляндию, я зашёл в здание НКВД, чтобы связаться по специальному телефону с Москвой и заказать спальное место в ночном экспрессе, отправляющемся в Москву. Тут я встретил одного из вновь назначенных руководителей ленинградского управления НКВД, с которым мы вместе служили в Красной армии в гражданскую войну. В разговоре мы, естественно, коснулись тех перемен, которые произошли в Ленинграде после убийства Кирова. Выяснилось, что бывший начальник ленинградского управления НКВД Медведь и его заместитель Запорожец, приговорённые по "кировскому делу" к тюремному заключению, вовсе и не сидели в тюрьме. По распоряжению Сталина, их назначили на руководящие посты в тресте "Лензолото", занимавшемся разработкой богатейших золотых приисков в Сибири. "Им там живётся совсем не плохо, хотя, конечно, похуже, чем в Ленинграде, - сообщил мой старый приятель. - Медведю даже позволили захватить с собой его новый кадиллак". Он добавил, что капризная жена Медведя уже трижды побывала у него в Сибири, каждый раз намереваясь остаться там с мужем, однако всякий раз возвращалась обратно в Ленинград. При этом, как и прежде, ей выделяли в поезде отдельное купе первого класса и полный штат обслуги. Мой приятель рассказал мне о панике, охватившей Ленинград в связи с убийством Кирова и сталинским визитом. В следствии по этому делу он помогал начальнику Экономического управления НКВД Миронову и заместителю народного комиссара внутренних дел Агранову. Перед тем как возвратиться в Москву, Сталин назначил Миронова временно, на ближайшие месяцы, исполняющим обязанности начальника ленинградского управления НКВД и фактически ленинградским диктатором. Когда я спросил, как это Николаеву удалось проникнуть в строго, охраняемый Смольный, мой приятель ответил: "Именно поэтому и были уволены Медведь и Запорожец. Хуже того: за несколько дней до убийства Николаев уже делал попытку пробраться в Смольный, его задержали, и если б тогда были приняты меры, Киров и по сей день оставался бы жив". Мне показалось, что разговор наш носит какой-то поверхностный характер: мой приятель явно не хочет рассказать об убийстве ничего конкретного. Я поднялся, чтобы уйти; тогда он в замешательстве пробормотал: "Дело настолько опасное, что для собственной безопасности полезнее меньше знать обо всём этом". Намёк моего приятеля был гораздо более ценен для меня, чем остальная, весьма скудная информация, полученная тогда от него. Этот намёк не только укрепил мои подозрения насчёт того, что обе официальные версии фальшивы, но и показал мне, куда, по-видимому, ведут нити заговора. К тому времени вне критики поставил себя один-единственный человек в СССР, и ни к кому другому не могли быть отнесены эти слова: "для собственной безопасности полезнее меньше знать обо всём этом". У меня не было сомнений, что в Москве мне удастся узнать правду о "кировском деле". Я рассчитывал на нескольких старых товарищей, которые занимали в НКВД столь высокие посты, что должны были представлять себе закулисную сторону этого убийства. Среди них был начальник Экономического управления НКВД Миронов, которого Сталин брал с собой в Ленинград для расследования убийства и который затем был оставлен в Ленинграде в качестве руководителя ленинградского управления НКВД, с полномочиями диктатора». Из далекой Америки донесся глухой выстрел… Телефон замолчал.
   
   
    Дыбенко увидел на Петроградском небе красное зарево.  Значит, пожар действительно большой. Когда подъехали к бывшему воспитательному дому, пожар успел охватить все здание. Пламя, дым и шум воды. Пожарные энергично боролись с пламенем. Доктор Королев повел Александру Коллонтай к запасному ходу в то крыло, куда перенесли детей. В коридорах было душно от дыма и темно, так как электричество не действовало. «Но где же знаменитая графиня?» - думала дочь генерала от инфантерии Александра Коллонтай, - «Почему ее нет на месте катастрофы?» Она заглянула в центральную часть дома, там пылали детские кроватки. Потолок не выдержал, и в одном месте свалилась балка. Стекла в окнах трещали, и мелкие стеклянные брызги с шумом падали на каменный пол. Из окна снег выглядел розовым. Едкий дым раздражал горло и глаза. Вдруг в клубах дыма появилась странная процессия. Человек тридцать нянь воспитательного дома с растрепанными волосами, в ночном белье, с криками и ругательствами спускались с лестницы, неся в руках младенцев. «Зачем вы спускаетесь сюда? Эта часть дома единственно надежная. Ступайте назад в свои комнаты» - командовал доктор Королев. Но вместо ответа няни во главе со своей старшей окружили Коллонтай тесным кольцом и пустили в ход ругательства. «Вот она, Коллонтай, кровожадная большевичка! Это она подожгла наш дом. Она хотела сжечь нас с малыми детьми. Заживо погубить христианские души. Комиссары зарятся на детский паек! Подождите, большевики, мы вам отплатим!» Коллонтай попыталась упокоить кричащих нянь, но тщетно. Ее уговоры не помогли. В комнате стоял сплошной крик истерических баб. «Не слушайте Коллонтай, она антихрист. Это по ее приказу убрали иконы. Воспитательный дом она хочет обратить в дом терпимости!» Одна из нянь схватила Коллонтай за горло и начала душить. Подоспевшие матросы и пожарные  вмешались в возникшую драку и почти силой увели в уцелевшую часть дома нянь с младенцами. Один из матросов, отдав честь, доложил: «Все в порядке, товарищ комиссар. Дети и няни в безопасности. У их дверей мы поставили ОХРАНУ». (Теперь охрана материнства и детства была в надежных руках…) Было решено немедленно провести расследование причин пожара. Доктор Королев и заместитель Коллонтай Егоров, а также комиссар по морским делам Дыбенко образовали комиссию. Стали вызывать свидетелей. Старшая няня, высокая женщина, была полна скрытой злобы и на все вопросы отвечала, что она ничего не знает. «Почему возник пожар? Это божье наказание за то, что сняли иконы… Когда начался пожар, я крепко спала». Одна из молодых нянь  (проявив сознательность) вспомнила: в детской комнате обратили внимание НА ТО, что  старшая няня вздумала разгуливать ночью с бидоном керосина. Керосин не требовался, электричество горело. Няни горячо (и, видимо очень горячо) поспорили. Коллонтай велела вызвать заведующую воспитательным домом бывшую ГРАФИНЮ, но она прислала няню с заявлением, что она больна и спуститься к ним не может. Тогда к ней направили двух матросов. Графиня, наконец, появилась. Статная женщина с седыми волосами, закутанная в серую шаль. Лицо красивое, злые губы, черные глаза с ненавистью смотрели на всех. Коллонтай встала ей навстречу. Но она спрятала руки под шаль. Несколько минут они стояли молча, глядя друг на друга. Коллонтай показалось, что она улыбается, будто думает: «А все-таки я вам отомстила!» На вопросы она отвечала кратко и деловито. Но из ее ответов никак нельзя было установить: где начался пожар и какие к тому могли быть причины?
   - Пожар, - говорила она, - это большое несчастье, но он легко может возникнуть в доме, где нет ни порядков, ни дисциплины. Большевики распустили народ, оттого и пожар. Вам, новой АДминистрации, лучше должно быть известно, почему возник пожар. По всей вероятности, одна из новых нянь пустила к себе гостя на ночь, матроса или красногвардейца, который бросил спичку или недокуренную папироску на деревянный пол.
    Отряд матросов не выдержал. «Старая ведьма, как она смеет нас оскорблять. Давайте арестуем ее!» Но Коллонтай ответила: «Мы не арестовываем за глупые слова, только за преступные деяния». Поэтому мы не арестовываем за глупый опрос  телеканал "Дождь" на тему, стоило ли оставить блокадный Ленинград и тем самым "уберечь сотни тысяч жизней", но посадим в кутузку, а затем расстреляем Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова («Имя Победы») который  отдал преступный  приказ оставить Москву на растерзание наполеоновских шакалов… Расстреляем и Московского губернатора — графа Ростопчина…
    Графиня продолжала отвечать на вопросы.
    - Пожар – это божеское наказание вам, - обратилась она к Коллонтай. – Мы жили здесь по-божьему, благотворили, спасали младенцев, которые бы иначе были выброшены на улицу. Мы держали нянь в порядке и строгой вере. А вы взяли да перестали платить жалованье батюшке.
    Она не говорила прямо, что это большевики подстроили пожар. Но, стараясь обелить себя, она целиком себя выдавала. Было ясно, что именно графиня возглавляла саботаж и, вероятно, подготовила пожар.
    Допрос был окончен. Выходя из здания, Коллонтай еще раз обернулась, чтобы взглянуть… (на прошлое).
   

      Дмитрий Михайлович Бонч-Бруевич и Ко, торопливо прошли по забитой вооруженной толпой широкой лестнице Смольного. На них недоуменно озирались — ОНИ все были уже без погон, но и покрой шинелей, и по-особому сшитые защитные фуражки, и генеральская седина, и даже походка обличали людей иного класса и сословия, нежели те, кто с нечищеными трофейными винтовками за спиной и новенькими подсумками, свисавшими с ремня на нескладные полы «семисезонного» пальто, долго еще смотрели им вслед, так и не решив, кто они: арестованные саботажники или зачем-то вызванные в Смольный «спецы».
   Перейдя на службу к БОльшЕВИКАМ, Дмитрий Михайлович Бонч-Бруевич понимал, что рано или поздно должен был от борьбы с немцами и австрийцами перейти К БОРЬБЕ с белыми, то есть с теми же русскими людьми (выступающими против террористической угрозы), руководимыми вдобавок старыми его сослуживцами и ТОВАРИЩАМИ. Спустя полгода так и получилось, и он, уже не колеблясь, стал по ту сторону баррикад… Тяжело переживая все это, он не однажды задумывался над своей дальнейшей судьбой. Но уже «в восемь часов утра 29 января 1918 года в Ставке была получена телеграмма ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ПРАПОРЩИКА Крыленко («Имя ПОлБЕДЫ») о том, что война окончена, Россия больше не воюет; объявляется демобилизация армии. Эта телеграмма распоряжением Цекодорфа была передана по радио «всем, всем и всем»... Основанием для телеграммы главковерха послужила, как выяснилось, телеграмма Троцкого, еще накануне отправленная, из Брест-Литовска. Однако еще в тот же день Крыленко получил, и притом из того же Брест-Литовска, вторую телеграмму, в которой сообщалось, что в мирных переговорах происходит кризис. Получилась явная неразбериха: мирные переговоры прерваны, соглашение не достигнуто, а приказ говорит об окончании войны и демобилизации всех армий... Бонч-Бруевич не мог не почувствовать огромной угрозы, нависшей над страной. Поведение БОльшЕВИКОВ в этом вопросе, несмотря на все его стремление остаться лояльным, показалось ему глубоко ошибочным и лишенным здравого смысла. «Как же это так? — растерянно спрашивал он себя, — и мира нет, и воевать не будем». Далекий от той борьбы, которую вел в это время против Ленина и ленинского ЦК возглавивший мирные переговоры Троцкий, Бонч-Бруевич ошибочно отождествлял его линию с линией всей партии и уже жалел о том, что так опрометчиво согласился работать с новой властью. Из близкого к отчаянию состояния старого генерала вывело приказание В. И. Ленина, переданное его секретарем председателю Цекодорфа Флеровскому: «В. И. Ленин приказал телеграмму о мире и всеобщей демобилизации — отменить». Война как будто закончилась. Но ближайшее будущее показало, что немецкая военщина держалась на этот счет иного мнения. Воспользовавшись решением революционной России о прекращении войны и полной демобилизации ее армии, германское командование отдало приказ о переходе в наступление. Включенный в комиссию по мирным переговорам полковник Самойло еще 29 января сообщил о прекращении переговоров с немцами... Еще через несколько дней он дал Бончу следующую телеграмму: «Сегодня 16 февраля в 19 часов 30 мин. от генерала Гофмана мне объявлено официально, что 18 февраля в 12 часов оканчивается заключенное с Российской Республикой перемирие, и начинается снова состояние войны». Еще в начале января Крыленко, приехав из Петрограда, сказал Бончу, что там создана коллегия по организации Красной Армии. К формированию этой новой армии Бруевича никто не привлекал, и, ПРОГЛОТИВ еще одну новую обиду, он занялся ликвидацией сложного хозяйства Ставки. 19 февраля Бонч-Бруевич сообщил главковерху о необходимости перевозки еще не расформированных управлений Ставки в глубь страны и одновременно предупредил фронты о начавшемся наступлении противника. Это были последние его действия в роли начальника штаба. В тот же день Бонч-Бруевич телеграфировал Ленину, что Ставка верховного главнокомандующего расформирована.
    Часов в шесть вечера Бонч-Бруевичу подали срочную телеграмму из Петрограда. Торопливо вскрыв ее., он глянул на подпись и обомлел — телеграмма была подписана Лениным. «Предлагаю вам немедленно с наличным составом Ставки прибыть в Петроград» — взволнованно прочитал Бонч-Бруевич. Короткий текст телеграммы не давал возможности понять, зачем остатки штаба и сам Дмитрий Михайлович так срочно понадобились Совету народных комиссаров. Поразмыслив, ОН все-таки решил, что его вызов в столицу связан с начавшимся наступлением немцев. Предположение это оказалось правильным и это помогло Бонч-Бруевыичу предпринять те необходимые действия, которые способствовали в дальнейшем успешному выполнению чрезвычайного задания Ленина. Рассудив, что ЕМУ с его штабными генералами придется организовать отпор наступавшим на Петроград немецким дивизиям, Бонч-Бруевич прежде всего подумал о том, что будущий штаб этой обороны должен быть достаточно подвижен. Пользуясь влиянием, которое все еще имел в Могилеве, он решил сформировать особый поезд с тем, чтобы прибыть в Петроград с готовым, очень подвижным и немногочисленным штабом. Отъезд он назначил на вечер следующего дня — на 20 февраля по новому стилю. Из Могилева в Петроград  поезд шел через Оршу, Витебск, Новосокольники, пересекая с юга на север весь тыл действующей армии, по которому лавиной катились бросившие фронт и пробиравшиеся домой солдаты.
    Бонч-Бруевич решил не останавливаться на больших станциях, а, вытребовав сменный паровоз на ближайший разъезд или полустанок, проскакивать эти станции на полном ходу. Так они благополучно пронеслись мимо залитых электрическим светом вокзалов Орши, Витебска, Новосокольников и станции Дно. К вечеру 22 февраля, пробыв в пути две ночи и день, поезд подкатил к Петрограду и остановился у Царскосельского вокзала. Накинув шинель, М. Д. прошел к комиссару вокзала, но его не застал. Прикрикнув на торчавшего в кабинете писаря, он не без труда соединился по телефону со Смольным и, только услышав в трубке знакомый голос брата Владимира, облегченно вздохнул, поняв, какой трудный и рискованный путь благополучно и в минимальный срок они одолели. — Тебя ждут, — сказал Владимир Дмитриевич. — Сейчас же высылаю за всеми вами автомобиль. Владимир Ильич просит незамедлительно прибыть в Смольный.

     И вот, ПРОВОДНИК бесцеремонно работая локтями и подкрепляя свои и без того красноречивые жесты соленым матросским словцом. В расстегнутом бушлате, с ленточками бескозырки, падавшими на оголенную, несмотря на зимние морозы, широкую грудь, с ручными гранатами, небрежно засунутыми за форменный поясной ремень, он как бы олицетворял ту бесстрашную балтийскую вольницу, которая так много успела уже сделать для революции в течение лета и осени 1917 года.            
    — Пришли, товарищи генералы, — сказал проводник, останавливаясь около ничем не примечательной двери, и облегченно вздохнул. И тут только Д. М. Бонч-Бруевич понял, сколько неуемной энергии и настойчивости проявил этот здоровяк, чтобы так быстро протащить их сквозь людской водоворот, клокочущий в Смольном. Едва успев приметить на предупредительно распахнутой матросом двери номер комнаты — семьдесят пятый, он переступил порог и увидел радостно поднявшегося брата.
   — Тебя и твоих коллег ждут с нетерпением, — поцеловавшись с М. Д., сказал Владимир Дмитриевич и, не давая никому из генералов, даже перевести дыхание, стремительно провел их в небольшую комнату, вся обстановка которой состояла из большого, некрашеного стола и жалкой табуретки у входной двери — вероятно для часового. На столе лежала десятиверстная карта, включавшая Петроград, Финский залив, Нарву, Чудское озеро и местность к югу от этого района, — все это М. Д. успел рассмотреть, пока, оставив их в комнате одних, брат вышел через вторую имевшуюся в комнате дверь…
    В одной из соседних комнат началось чрезвычайное заседание расширенного президиума Центрального Исполнительного Комитета. Председательствовал Свердлов. Д. М. Бруевича и остальных генералов попросили принять участие в этом заседании, и Яков Михайлович, очистив для Бруевича место рядом с собой, предложил Бруевичу рассказать собравшимся о тех основных мерах; которые ОНИ, военные специалисты, рекомендуют принять. Кроме большевистских лидеров, на заседании присутствовали и левые эсеры, и Бруевич получил сомнительное удовольствие, впервые в жизни увидеть пресловутую Марию Спиридонову, «вождя» левых эсеров. Некрасивая, с узким лбом и напоминающими парик гладкими волосами она производила впечатление озлобленной и мстительной истерички. Делая свой короткий, но трудный доклад, Бруевич сказал: «по мнению всех нас, штабных работников, надлежит с утра 23 ФЕВРАЛЯ выслать в направлении к Нарве и южнее ее «разведывательные группы», человек по двадцать-тридцать каждая. Эти группы должны быть выдвинуты по железной дороге возможно ближе к Нарве и к югу от нее — до соприкосновения с противником». 23 февраля днем Бруевич снова побывал у Ленина. Ленин принял вчерашнего царского генерала в своем кабинете, скромно обставленной комнате в Смольном, хорошо известной теперь миллионам трудящихся.
    Бонч-Бруевич Д. М. доложил Владимиру Ильичу, что «разведывательные группы» уже высылаются так же, как и поддерживающие их отряды. Вероятно, речь его была полна привычных военных терминов, вроде «срочных донесений», «оперативных сводок», «соприкосновения с противником» или «разведки боем».
    — Все это очень хорошо, — похвалил покрасневшего генерала Ленин и, неожиданно усмехнувшись и хитро прищурившись, сказал: — А все-таки ваше военное дело часто походит на какое-то, жречество.
   — Извините, Владимир Ильич, — обиженно возразил Бонч. — Военная наука так же точна, как и всякая другая точная дисциплина. Во всяком случае у нас, в России, мы располагаем отлично разработанной военной теорией. В частности, Владимир, Ильич, в области стратегии, — запальчиво продолжал Бонч, — мы имеем такого непревзойденного знатока, как генерал Леер, а в тактике — генерал Драгомиров. И, наконец, Милютин дал нам блестящие образцы того, что касается устройства войск.
    — Я не отрицаю значения военной науки, — уже серьезно сказал Ленин, — но, по правде говоря, я больше занимался экономическими вопросами.
    Он спросил у Бонча, что написал Леер. Бонч тут же расхвалил трехтомную его «Стратегию», и Владимир Ильич заинтересованно сказал, что обязательно ознакомится с этим трудом.

    «Какой вы к черту экономист? – подумал перекрашенный генерал. – Вы, товарищ Ленин, настоящий стратег»!  «Почему немецкие рабочие, - спрашивал Маркс, - участвуют в борьбе, хотя знают, что свержение абсолютной власти приведет к созданию новой власти буржуазии? Потому что рабочие отлично знают, что буржуазия не только в политическом отношении сделает им большие уступки, чем абсоЛЮТнАЯ монархия, но, что еще в силу интересов своей торговли и промышленности, она против воли должна будет создавать условия для объединения рабочего класса, а объединение является для рабочих первым условием их победы. Рабочие знают, что устранение буржуазного строя не может быть достигнуто сохранением феодального. Они знают, что революционная борьба буржуазии с феодальными сословиями и абсолютной монархии будет только содействовать революционному движению самих рабочих. Они знают, что их собственная борьба с буржуазией начнется лишь тогда, когда буржуазия победит…» Даже Керенский не знал, какую революцию они совершили… Да, и не было собственно, никакой революции, а тем более «буржуазной». Поэтому, что бы предать хоть какую-то логику своим действиям, основанным на идеях Маркса, Ленин пришлось преступить к ускоренному созданию искусственного буржуазного элемента, который потом необходимо было уничтожить… Уничтожить НЭП, как уничтожили мятежный Кронштадт.

    Когда Ксения С., прилетевшая из мятежного Киева и Лариса Рейснер ехали в Чрезвычайную Комиссию по поручению Морской Коллегии, предлагавшей взять на поруки семерых моряков, арестованных и заключенных в тюрьму без достаточных оснований еще три месяца тому назад, на розовый гламурный пейджер Рейснер пришло сообщение от Коллонтай, которая  сообщала о том, что Павел Дыбенко пропал…   «Веселая история» - подумала Рейснер.
     Помещение Петроградской Ч. К. извилисто и грязно, как домик улитки, и особенно внизу в общей комнате просителей сохранился тот гнусный запах, которым издавна славятся российские присутственные места: смесь мокрого валяного сапога с жженой сургучной печатью и еще чего-то, неудобопроизносимого. Чин, сидящий у входных дверей, даже не взглянул, а как-то неуловимо прицелился на шубу Рейснер (котиковую, реквизированную в Казани вместо старой), на ее лицо с виновато-интеллигентским выражением и на того подстрекательного и веселого БЕСА, который ее всюду сопровождает после 4-х месяцев вольной и трудной жизни на фронте… Ксения, Лариса и ЧИН, помолчали некоторое время. Он был как неприступная скала – Рейснер задавлена величием его деревянных усов, деревянного лица и какой-то деревянной пустоты, похожей на страх, которую распространял этот человек, похожий на дупло. И, однако, голос, выходивший из этого дупла, оказался тонким, скрипучим и сухим, девушки едва расслышали шепелявые слова.
   – Неприсутственный день.
   – Я знаю, что неприсутственный, но у меня очень спешное дело и, если случайно есть кто-нибудь из членов комиссии, быть может, вы позволите переговорить или доложите, что мы пришли по поручению Р. (Я назвала фамилию одного из членов Реввоенсовета Республики.)
   – Неприсутственный день.
   – Вы это уже говорили. Примите, пожалуйста, мои бумаги и дайте расписку в их получении.
Чин мельком взглянул на бумагу, вернее на то ее место, где должен быть №, и не найдя оного, проскрипел следующее:
   – Ваша бумажка без №, никакой расписки не дам.
   – Позвольте, есть число и подпись.
   – Не дам…
   Рейснер с удовольствием припомнила, как за подобное канцелярское выматывание души из живого человека расправляются матросики где-нибудь в Нижнем, но своих мыслей вслух не выразила. И продолжала.
   – Быть может, вы дадите мне № телефона кого-нибудь из членов Ч. К., я из дому с ними сговорюсь.
   – Я вам не справочное бюро.
    Это был апофеоз. Даже часовой со своей винтовкой казался поражен столь удачным оборотом и любовно сплюнул. Надо сознаться, коммунистический БЕС Ларисы Рейснер был вне себя. Она намекнула чину, уже без всякой любезности, что это не порядки, а издевательство, самое возмутительное и глупое.
   Тут человек-дупло впервые взглянул прямо ей в глаза, положил перо и невозмутимо продолжал:
   – Вот поговорите еще немного, и я вас посажу в карцер, вам, видно, очень хочется переночевать в холодной?
    Нельзя было отступать перед наглостью маленького и страшного хама. Рейснер просила арестовать обеих во что бы то ни стало, и стала требовать этого ареста.
     Чин все также спокойно встал и, улыбаясь, боком, не глядя ни на кого, потащил подружек за собой в недра Ч. К. Шли они очень длинными какими-то коридорами, лестницами и чуланами. Поскрипывал паркет и старые градоначальничьи шкапы, тусклая лампа едва освещала голые стены, обклеенные прокламациями, воззваниями и эмблемами рабочей Республики.
    Наконец дверь, и на ней надпись «комендант». В накуренной, но обширной комнате человек 10 бравых галифе с пистолетами, голенищами и всяческими перевязями. Комендант из числа тех воинствующих товарищей, коих солдаты на фронте зовут «трепло» или «штабная макарона», не пожелал выслушать Ларису Рейснер. Чин всецело завладел его вниманием и изобразил дело так, что она недовольна существующими порядками и, значит, хотела бы восстановить старые порядки, которые ей близки и дороги. В воздухе пахло 102 статьей, и эта наглая ложь, возводимая прямо в глаза, без всякого стыда и страха, лишила Рейснер последнего самообладания. И она сказала коменданту, что считает позором и преступлением по службе все эти формальные придирки. Неприсутственный день! И это говорится во время революции, все дни которой драгоценны и невозвратимы. В учреждении, располагающем жизнью и смертью сотен людей, нет даже постоянного дежурства. А если бы она привезла помилование и оправдание какому-нибудь смертнику? Вы бы расстреляли его сегодня ночью, а разбор бумаг отложили бы до присутственного дня. Стыд, стыд и стыд! Краснею за вас и ваш застенок.
    От изумления и злобы вся комендантская приросла к полу и никто не помешал девушкам выйти за дверь. Но едва они сделали по коридору несколько шагов, вся компания потащила их в карцер. Это низкое длинное помещение, плохо освещенное, вонючее и грязное. По стенам нары, а у стола посередине человек 10 арестантов: немытых, опухших и ко всему равнодушных. Только одна маленькая уличная фея, голодная и ощипанная, не потеряла и здесь полуобезьяньей, полуженственной грации: перед обломком зеркала, странно, нетрезво улыбаясь, оживляла она краской свои затоптанные губы. Старик, вероятно, спекулянт, отстегнув от рубахи грязный воротничок, на доске стола производил вычисления несуществующих сумм: его мечты порхали в светлой, торопливо живущей конторе, щелкали счетами и улыбались головами бесчисленных механических барышень-машинисток. Он щелкал счетами, улыбался и не ведал о том, что «британский обозреватель Эдвард Лукас - специалист по бывшему Советскому Союзу, известный своими резкими антипутинскими взглядами, - опубликовал очерк в газете Daily Telegraph: "Украинцы сражаются и погибают за право быть европейцами. Это не наивная вера в ценности Евросоюза, это глубокая уверенность в том, что свобода, верховенство закона и порядочность лучше, чем клановый капитализм и постсоветская напыщенность путинского Кремля"».

  Через час пришел случайно узнавший об аресте Ксении С. и Рейснер Л. член Ч. К. Начались извинения, разносы и обещания, причем больше всех суетился и искал виновника посадивший девушек на хлеб и воду комендант. (Мораль этого рассказа? О, никакой морали! Ларисе Р. удалось опубликовать очерк в «Известиях» 18 декабря 1918 года. Назывался он так: «В Петроградской чрезвычайке (Веселая история)». На следующий день по докладу Ф. Э. Дзержинского бюро ЦК РКП(б) запретило в печати критику ВЧК).

    Ни Коллонтай, ни Рейснер так и не смогли узнать о том, что Ленин и Бонч-Бруевич направили – в «ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ» №? и подписали – Дзержинскому следующий текст: «В свете информации, бросающей тень на народного комиссара Военно-морского флота Дыбенко, учитывая крайне серьёзные обвинения, выдвинутые против него в связи с военной операцией под Нарвой в борьбе с немецкими войсками, Президиум и Центральный исполнительный комитет партии приказывают Вам немедленно задержать комиссара Дыбенко и проинформировать президиум ВЦИК о его задержании. Особая комиссия по расследованию отвечает за это расследование с установлением вины народного комиссара Дыбенко и оценкой достоверности полученных нами заявлений. Мы приказываем держать всё дело в строжайшей тайне под вашу личную ответственность». Телеграммой было приказано немедленно переправить (оппозиционера) Дыбенко в Москву – за отказ направиться под Нарву, для защиты Петрограда от «коричневой чумы».

     Дыбенко втолкнули в легковую машину. Ехали молча. Павел Дыбенко был равнодушен, когда его мчала машина по пустынным ночным улицам Москвы. Но вот закрылись за ним сначала массивные ворота на Лубянке, а потом и дверь камеры. Дыбенко увидел каких-то людей, поздоровался, и в ответ услышал дружное: «Здравствуйте!» Их было семь. («Семеро смелых») После недолгого молчания один из них сказал: — Товарищ военный, вероятно, думает: сам-то я ни в чем не виноват, а попал в компанию государственных преступников... Если вы так думаете, то напрасно! Мы такие же, как вы. Не стесняйтесь, садитесь на свою койку и расскажите нам, что делается на белом свете, а то мы давно уже от него оторваны и ничего не знаем. Товарищи по несчастью особенно интересовались положением в (!) Германии.
     Позднее Дыбенко узнал, что все они в прошлом ответственные работники. Произвели они на него впечатление культурных и серьезных людей. Однако Дыбенко пришел в ужас, когда узнал, что все они уже подписали на допросах у следователей несусветную чепуху, признаваясь в мнимых преступлениях за себя и за других. Одни пошли на это после физического воздействия, а другие потому, что были запуганы рассказами о всяких ужасах.
    Дыбенко это было совершенно непонятно. Он говорил им: ведь ваши оговоры приносят несчастье не только вам и тем, на кого вы лжесвидетельствуете, но также их родственникам и знакомым. И наконец, говорил он, вы вводите в заблуждение следствие и Советскую власть. Ведь некоторые подписывались под клеветой даже на давно умершего Сергея Сергеевича Каменева!
     Но доводы Дыбенко никого не убедили. Некоторые придерживались странной «теории»: чем больше посадят, тем лучше, потому что скорее поймут, что все это вреднейший для партии вздор.
    — Нет, ни при каких обстоятельствах я не пойду по вашей дороге, — сказал Дыбенко, и, так как они доказывали ему свою правоту, у него сначала пропало к ним сострадание, а потом он почувствовал даже отвращение к этим трусам. Он так рассердился, что сказал им:
    — Своими ложными показаниями вы уже совершили тяжелое преступление, за которое положена тюрьма... На это мне иронически ответили:
    — Посмотрим, как ты заговоришь через неделю!
     Трое суток Дыбенко не вызывали.
     Обдумывая в эти дни свое положение, он пришел к мысли, что, вероятно, некоторые из его соседей по камере действительно замешаны в каких-то нехороших делах, а другие нарочно подсажены, чтоб «обрабатывать» новичков, психологически подготовлять их к подписыванию  любой чепухи, тем самым облегчая задачу следователю.
     На четвертый день вечером Дыбенко отвели к следователю. Своей фамилии следователь не назвал. Сверив анкетно-биографические данные и посадив Дыбенко напротив себя, он дал ему бумагу, ручку и предложил «описать все имеющиеся за ним преступления».
    — Если речь идет о моих преступлениях, то мне писать нечего, — ответил Дыбенко.
    — Ничего! — сказал он. — Сначала все так говорят, а потом подумают хорошенько, вспомнят и напишут, (например, о том, как убивали летом лося, в то время как официально сезон охоты разрешен только с 15 октября). У тебя есть время, нам спешить некуда. Кому писать нечего — те на свободе, а ты — пиши.
    Он вышел из комнаты.
    Прошло много времени, пока он вернулся. Увидев, что Дыбенко ничего не написал, удивился:
    — Ты что, разве не понял, что от тебя требуется? Имей в виду, мы шутить не любим! Так изволь выполнять! Тебе не выгодно портить со мной отношения. Не было еще случая, чтобы кто-нибудь у меня не написал. Понятно?
     И снова он вышел из комнаты.
     Приблизительно через час, увидев, что Дыбенко не пишет, следователь сказал:
    — Ты плохо себя повел с самого начала. Жаль! Ну, что ж, подумай в камере.
     Два дюжих охранника, скрутив дыбенко руки назад, водворили его в камеру. Как только за ним захлопнулась дверь, его засыпали вопросами: «Что спрашивали? Как отвечал? Что показал?»
     Выслушав его, товарищи пришли к выводу, что метод допроса не изменился. Нужно ждать следующих вызовов, на которых ты начинаешь писать, или тебя везут в Лефортово.
     Прогноз подтвердился. Через сутки повторилось то же, что на первом допросе. На этот раз следователь вел себя крайне грубо, ругался и угрожал отправить Дыбенко в Лефортово. В этот же день он  вызвал Дыбенко еще раз на короткое время. Разговаривал с ним уже более «высокий ЧИН». Предложил ему писать показания, а услышав твердое (и холодное балтийское) «не буду», тоже начал ругаться и закончил угрозой:
     — Пеняй на себя.
    На следующий день открылась дверь камеры, вошедший спросил: «Чья тут фамилия на букву «Д»? Дыбенко назвал свою фамилию. Ему было приказано готовиться на выход с вещами.
    Всем стало ясно: его повезут в Лефортовскую тюрьму. Павлу Ефимовичу неподдельно сочувствовали, давали советы и желали всего хорошего. Нет, напрасно он плохо думал об этих людях.
    Сев в черную машину, Дыбенко услышал, как зашумел мотор, как захлопнулись ворота. До его ушей иногда долетал говор и смех на улицах. Потом он слышал, как открылись и захлопнулись ворота Лефортовской тюрьмы. И вот он оказался в маленькой, когда-то, наверное, одиночной камере. Там уже были двое. Три койки стояли буквой «П».
    Его соседями оказались «иностранный агент» командующий ВДВ (1950-1954) Горбатов Александр Васильевич и молодой летчик Саня Григорьев (УК РФ статья 129 («КЛЕВЕТА»)). От их рассказов у Дыбенко по коже пробегали мурашки. Не верилось, что у нас может быть что-либо подобное.

    Вечером, когда репродуктор, который был, видимо, где-то поблизости, да и деревянные щиты играли роль звукоуловителей, устал повторять с большой экспрессией слова «Красная Армия», «Вооруженные Силы» в сочетании со словами «враги народа» и заткнулся… Александр Васильевич Горбатов поведал о том, что рассказывала ему Наталья Королева: «3 марта 1932 г. состоялось совещание под председательством М.Н. Тухачевского с участием начальников управлений РККА, руководителей ГИРД и ГДЛ , где отец сделал доклад о перспективах реактивного движения и планах организации. На совещании был поставлен вопрос о создании Реактивного института, но в первую очередь - о расширении производственно-экспериментальной базы. В результате 25 апреля 1932 г. только что назначенный на пост председателя ЦС Осоавиахима Р.П. Эйдеман по указанию М.Н. Тухачевского подписал приказ о создании "Опытного завода ЦГИРД", на основании которого ГИРД получала свое производство и испытательную базу. Через два с половиной месяца после подписания приказа, 10 июля 1932 г., состоялось еще одно совещание, теперь уже в кабинете Р.П. Эйдемана. Доклад отца о состоянии работ и программе деятельности ГИРД был встречен с одобрением. Через 4 дня, 14 июля 1932 г., издается новый приказ Р.П. Эйдемана о преобразования ГИРД из сугубо общественной группы в научно-исследовательскую и опытно-конструкторскую организацию по разработке ракет и двигателей, утверждаются ее организационная структура, руководящий состав и направления работы. Этим же приказом С.П. Королев назначается начальником ГИРД, причем задним числом - с 1 мая 1932 г. Это была первая в его жизни руководящая административно-научная должность». Но у Великого Отца Народа все великие дети должны сидеть… Он при этом не становится менее великим! Поистине ИМЯ ПОБЕДА – это СТАЛИН! Жуков победил фашистскую Германию, а Сталин победил Жукова… Зомби Апокалипсис!
      Когда Александр Васильевич замолчал, Саня Григорьев стал тихо говорить: «Когда Катя Татаринова рассказывала мне историю своего отца, (капитана Ивана ЛьвовичаТатаринова, который в 1912 г. возглавлял экспедицию, открывшую Северную Землю). Когда я рассматривал его на старых фото, в кителе с погонами, в фуражке с белым, поднятым сзади чехлом, когда я читал его книги, мне всегда казалось, что это было очень давно, во всяком случае за много лет до того, как я уехал из Энска. А письма – это было мое детство, то есть совсем другое время. Мне просто не пришло в голову, что эти два совершенно разных времени следовали одно за другим. Здесь была не ошибка памяти, а какая—то совсем другая ошибка.
    Тысячу раз я думал о «фоне». (Гештальт, фигура и фон). Так это о нем писал капитан Татаринов: «Вся экспедиция шлет ему проклятия». Так это о нем он писал: «Всеми нашими неудачами мы обязаны только ему». А Кораблев сказал, что в неудаче такого дела нельзя винить одного человека. Капитан думал иначе.
    Так это о нем он писал: «Вот как дорого обошлась нам эта услуга». А почему бы, собственно говоря, какому—то «фону» оказывать капитану Татаринову эту услугу? Услугу ему мог оказать богатый двоюродный брат – недаром же я столько слышал от него об этой услуге. Словом, у меня не было никакого плана действий, когда, в синей парадной курточке, вечером второго февраля я пришел к Татариновым и сказал незнакомой девушке, которая открыла мне дверь, что мне нужен директор школы-коммуны Николай Антоныч. Через открытую дверь было видно, что в столовой пьют чай. Нина Капитоновна негромко сказала что—то, и я увидел ее в полосатой шали, сидящую у самовара…
    Почти все места за столом были заняты, но  я  остался у дверей  и стал наблюдать.  Прежде всего, я увидел на стене  красное  полотнище  с  знакомой мне  надписью   белыми буквами:  "Наша  агробиологическая  наука,  развитая  в  трудах Тимирязева,  Мичурина,  Вильямса  и  Лысенко,  является   самой передовой  сельскохозяйственной  наукой  в  мире!".  Я  не раз слышал эти  слова...  Потом я  увидел едросса Ромашку...  Рядом  с  ним физик Сергей Вавилов в своем красном свитере что-то говорил, опустив голову. Справа и  слева  Николая Антоныча сидели незнакомые люди, все возбужденные, все были знакомы друг с  другом,  и  все,  блестя  глазами,  что-то говорили.
     - Массовые  психозы хорошо удаются, когда они кому-нибудь выгодны, - подумал Я. – Да, за такими психозами просматривается не "шахсей-вахсей", а личная выгода участников. Хотя, да, есть, есть толпа и  есть  в ней  старушки...  Подносящие  вязанку  хвороста  в  костер, где сжигают еретика.
      Не знаю, что подумал, увидев меня, Николай Антоныч, но, появившись на пороге, он вздрогнул и немного отступил назад.
    – Что тебе нужно?
    – Я хотел поговорить с вами.
   Он немного подумал.
    – Зайди.
   Я хотел пройти к нему в кабинет, но он сказал:
    – Нет, сюда.
     Потом я догадался, что это было нарочно: он заманил меня в столовую, чтобы расправиться со мной перед всеми. Все немного испугались, когда вслед за ним я появился в столовой. Катя вошла в столовую с другой стороны и так и замерла на пороге.
    Я пробормотал:
   – Может быть, здесь неудобно?
   – Нет, здесь удобно.
   Нужно было сразу поздороваться, как только я вошел, а теперь, пожалуй, не стоило, но я все—таки поклонился. Никто не ответил, только Нина Капитоновна чуть заметно кивнула.
   – Ну—с?
   – Вы сказали Ивану Павлычу, что капитан Татаринов писал вам о каком—то фон ВЫШИм(Н)ирСКОМ. Мне это необходимо знать, потому что выходит, будто я нарочно уверял Марью Васильевну только для того, чтобы как—то насолить вам. Но так думает, например, Кораблев. И другие. Одним словом, я прошу вас показать мне эти письма, посредством которых вы хотите доказать, что в гибели генетика Николая Ивановича Вавилова и всей экспедиции капитана  Татаринова виноват какой—то фон ВЫШИм(Н)ирСКИЙ, а в смерти (я проглотил это слово) … во всем остальном – я.
     Это была довольно длинная речь, но я приготовил ее заранее и поэтому сказал без запинки. Только запнулся, когда сказал о смерти…, и потом еще на слове «и другие», потому что подумал о Кате. Она все еще стояла на пороге, вытянувшись и затаив дыхание. Теперь только, во время этой речи, я заметил, как постарел Николай Антоныч. Он стал похож на старую птицу с горбатым носом, щеки опустились, и даже золотой зуб, который прежде как—то освещал все лицо, потускнел.
    Он слушал меня и громко дышал. Казалось, он не знал, что мне ответить. Но в эту минуту вторая Яровая спросила его с удивлением:
   – Кто это?
   И он перевел дыхание и заговорил.
   – Кто это? – свистящим шепотом переспросил он. – Это тот подлый клеветник, о котором я говорю вам ежедневно и ежечасно.
   – Николай Антоныч, если вы хотите ругаться…
    – Это человек, который убил ее.., – повторил Николай Антоныч. У него задрожало лицо, и он стал ломать пальцы. – Это человек, оклеветавший меня самой страшной клеветой, какая только доступна воображению. Но я еще жив!
    Никто и не думал, что он умер, и я хотел сказать ему об этом, но он опять закричал:
   – Я еще жив! (Как и наша НАУКА!)
    Нина Капитоновна взяла его за руку. Он вырвал руку.
    – Я мог бы прибегнуть к закону и засудить его за все… За все, что он сделал, чтобы отравить мою жизнь. Но есть другие законы, другой суд, и по этим законам он когда—нибудь еще почувствует, что он сделал…»
    Произнеся  еще несколько торжественных фраз и выбранив еще раз  вейсманистов-морганистов,  Николай Антоныч  предоставил   слово   для  тоста  ректору  Петру  Леонидовичу Варичеву. Тот поднялся…
    - Товарищи! -  глуховатым  голосом  начал  Варичев,  глядя  в текст.  - История биологии - это арена идеологической борьбы. Это слова  нашего  выдающегося  президента  Трофима  Денисовича Лысенко.   Два  мира  -  это  две  идеологии  в  биологии.  На протяжении всей истории  биологической  науки  сталкивались  на этом поле материалистическое и идеалистическое мировоззрения... Неспроста новая советская  биология  была  встречена  в штыки  представителями  реакционной  зарубежной науки, - читал Варичев, упираясь обеими руками в стол. - А также  и  рядом ученых в нашей стране... Менделисты-морганисты вслед за Вейсманом утверждают, - набрав  скорость, читал Варичев, - что в хромосомах существует некое особое "наследственное вещество". Мы же вслед  за  нашими выдающимися  лидерами  академиком  Лысенко  и  академиком Рядно утверждаем, что наследственность есть эффект концентрированного воздействия условий внешней среды... Изгоняя  из нашей науки менделизм-морганизм-вейсманизм, - повысил голос Варичев, - мы тем самым изгоняем  случайности из  биологической  науки. Наука - враг случайностей. Нам не по пути с  теми,  кто,  используя  ядовитый  колхицин,  устраивает гадания  на  кофейной  гуще,  плодя  уродцев  и возлагая на них
несбыточные надежды…
    Вспыхнули  резкие,  как  стрельба,   аплодисменты,   стали громче,  плотнее.  Когда зал утих, Варичев выкрикнул здравицу в честь  самой  передовой  агробиологической  науки,  развитой  в трудах  Мичурина,  Вильямса,  Лысенко. Овация вспыхнула с новой силой, и он сел…

     Потом за тосты взялись борцы за "советскую физику"… Возражения, которые содержались в тостах членов КПСС Д. И. Блохинцева и Б. П. Александрова,  по самой  постановке  довольно  отличны от высказанных выше.  «Эти возражения  с самого начала  ограничивались исключительно  философской стороной вопроса. В физическом  плане Блохинцев и Александров без всяких  оговорок соглашались с копенгагенской интерпретацией. Тем более резкими  оказались внешние  формы полемики:   "Среди   самых   разнообразных  идеалистических  направлений   в современной  физике  так  называемая  "копенгагенская   школа"  -  наиболее реакционная.  Разоблачению идеалистических  и  агностических спекуляций этой школы вокруг коренных проблем квантовой механики и посвящен… " мой тост  - сказал Блохинцев.  И все пили за «подтверждение   диалектического   материализма». Я понимал, что  их главная   задача   заключалась    в   спасении материалистической  онтологии,  поэтому  атакам  подвергалось  прежде  всего введение в  интерпретацию квантовой теории наблюдателя.  «Александров  говорил: "Поэтому под результатом измерения в квантовой механике  нужно  понимать  объективный  эффект взаимодействия  электрона  с подходящим объектом. Разговоры о наблюдателе нужно исключить и  иметь дело с объективными  условиями и объективными  эффектами. Физическая величина  есть объективная характеристика  явления,  а  не результат наблюдения".  Волновая функция   характеризует,   согласно   Александрову,   объективное  состояние электрона». И вот встал профессор физфака МГУ В.Н. Кессених, поднял бокал и сказал: "Нынешний академик-секретарь отделения физико- математических наук А.Ф. Иоффе повинен в покровительстве группам, боровшимся против подлинного участия советских физиков в социалистическом строительстве, и в поощрении неправильного отбора и воспитания новых кадров физиков и в щедрой раздаче заведомо ложных обещаний (...) уводивших советскую физику от наиболее быстрой и полной реализации открытых в ней возможностей"… Выпьем же за передовую советскую селекцию!

     Абрама Федоровича Иоффе "отметили" даже в проекте решения оргкомитета: «Некоторые физики (Ландау, Иоффе), раболепствуя перед Западом, заявляли, что наша физика имела "провинциальный" характер, что физика в Советском Союзе к моменту революции фактически не существовала». Мне хотелось еще проститься с Катей и сказать ей, что я никогда не забуду, как она отвернулась от меня на похоронах… (нашей НАУКИ). Но Николай Антоныч вдруг стал вставать с кресла, и снова поднялся ужасный шум. ЛсДПээРовцы набросились на меня и чем—то больно ударили В СПИНУ. Я, (как Евгений Плющенко) махнул рукой и ушел… Мне хотелось плюнуть на все и улететь в Америку. Приземлиться где-нибудь в Силиконовой Долине… Но вдруг я вспомнил заключительную строку из хрестоматийного стихотворения лорда Теннисона «Улисс»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться»  (в оригинале: To strive, to seek, to find, and not to yield).

    Уже совсем темно. Из-за решетки и щита видны мерцающие звезды. Те самые, пастернаковские. А свет в камере почему-то так и не зажгли. И изо всех углов, со стен, выкрашенных в темно-багровый цвет, поглядывает Ужас.
  — Дыбенко! На выход.
    Машина остановилась гораздо дальше нужного поворота, так что до места пришлось идти вдоль шоссе минут двадцать, потом еще десять по тропинке. Калитка была открыта. Как раз выходили православные паломницы преклонного возраста и усаживались в экскурсионный автобус, дожидавшийся их тут же. Выходя из калитки, они фотографировали друг друга,  мемориальную табличку,  но ничего не говорили… Не заходили долго, пока экскурсионный автобус с православными бабушками не уехал. Их, как всегда впрочем, грустно-надрывные лица сейчас показались Павлу Дыбенко совсем уж отстраненными и потрясенными. Калитка за ним хлопнула, но закрылась не до конца.  «ВСЕ», - подумал балтийский матрос Павел Дыбенко. – «Я в Коммунарке». На «спецобъекте», как говорит вывеска. На полигоне. На коллективной могиле четырнадцати тысяч людей (цифры неточные). Правительство Монголии было уничтожено здесь в полном составе в один день 10 июля 1941 года. Дыбенко шел к березкам… «Мы еще поживем… шелестели березы, Мы еще поживем…повторял старый клен…». Вот и «Пикник». Небо озарил яркий салют. Было 23 февраля. Страна праздновала день Защитника Отечества… Пуля чекиста пробила затылок Дыбенко. Что-то тяжелое упало на землю… Дыбенко посмотрел на свое неподвижное тело. Потом на уходящих НКВДешников, и СВОБОДНО зашагал  по едва заметной тропинке… 

Он занят игрой
И каждый второй
Да каждый второй замедляет свой шаг
Но только не я
Я весел и пьян
Я только сейчас начинаю дышать

Минуту еще, мой ветер не стих
Мне нравится здесь в Королевстве Кривых.

23 февраля, 2014 год.