the chasm

ко мне подошел овцебык с треугольниками в глазах
он говорил про мерцанье танцующих крыш и самопередвигающийся крах
и трепетала смола на его искусанных губах
пока все взлетало как купол и концентрация себя в эстуариях обращалась в прах
огромные дыры как небо жгли своим черным взглядом
но дождь тяжело и медленно падал
ни от меня, ни от зубра ему ничего не надо.
металлические тени частично сверху, им плевать на чужое исчезновение
им не хватает табличек для почти остроконечного растворения
я спросил у них кто я но увидел лишь спокойную каменную бурю столпотворения
в любом случае, когда слизень гнется и взрывается
он отрекается
и все капает и меняется
распластанный не выдержав темных потоков в собственных зрачках
разрушаюсь, стекаю на землю раскрывшись в стеклянных стежках
где они сейчас, длинношеий шнурок, растворенный пророк, воланчик, курок, неутомленный слепой локоток?
здесь остаются на черный день только апофеоз, вещи и артроз, ничто в разброс, заплесневелый абрикос, пустота и пушистый серый мороз
мы все вместе с зубром пьем пыль, расплескиваем этот факт
что мы поры на коже жлуга, но как трещины или как газообмен ?
я иду не отрывая от земли кровоточащих колен
на обратной стороне пропасти между костями стен
овцебык засасывается в пропасть, мерцает
скрежещет, он все это знает
каждый день извиваясь в священном танце в проходе к воронке
в самой жестокой бессолнечной дырявой гонке
я прикован к горам, я смотрел на его завороженный край
пока внутри гнутых беспристанных камней не сломался как пыльные крылья калиток и шепот излучай
и на кромке мы погружались в разбитый туман
как будто не знали, что нужны кратеру как расплывчатый самообман