На снежном поле потолка...
Какая-то чернеет точка,
Щербинка – вроде человечка…
Из-за него в душе тоска.
Куда он по полю бредет,
По грудь в сугробах увязая?
Какая надобность пустая
Ему покоя не дает?
Он будто тянется душой
К неведомой, далекой цели.
А сам уж виден еле-еле,
Упрямый и всему чужой.
Как постарел за много лет
Седой пустыни житель мелкий!
И скоро уж метель побелки
Совсем сотрет его на нет…
Прощай, убогий неуют!
Все перекрасят, поменяют.
И без него и без меня тут
Другою жизнью заживут.
2004 г.
Свидетельство о публикации №114022210963
На снежном поле потолка
Какая-то чернеет точка,
Щербинка – вроде человечка…
Из-за него в душе тоска.
Куда он по полю бредёт,
По грудь в сугробах увязая?
Какая надобность пустая
Ему покоя не даёт?
Он будто тянется душой
К неведомой, далекой цели.
А сам уж виден еле-еле,
Упрямый и всему чужой.
Как постарел за много лет
Седой пустыни житель мелкий!
И скоро уж метель побелки
Совсем сотрёт его на нет…
Прощай, убогий неуют!
Всё перекрасят, поменяют.
И без него и без меня тут
Другою жизнью заживут.
Как видим, при всей конкретности рисунка – «бытийность», философичность проблематики: из какой-то «точки», «щербинки» на потолке ненавязчиво вырастают думы о жизни и смерти. Вот этой самой «бытийностью», обращённостью к «вечным» вопросам бытия и человеческого существования Трофимов родствен не только Бродскому, но и, при всей своей «неклассичности», вообще к классической поэзии XIX-XX веков.
Рамиль Сарчин. Из книги "Лики казанской поэзии".
Сарчин Рамиль 09.03.2014 22:46 Заявить о нарушении