Борьба за нового человека

Войну с Пролеткультом вели те, кто не хотел, чтобы новый человек был доделан, чтобы новый гуманизм был сформирован


Прошедший в октябре 1920 года Всероссийский съезд Пролеткульта принял резолюцию, в которой было сказано, что Пролеткульт «самым решительным образом отвергает... всякие попытки выдумывать свою особую культуру, замыкаться в свои обособленные организации или устанавливать «автономию» Пролеткульта внутри учреждений Наркомпроса».

В своей статье «На идеологическом фронте» (1922 г.) новый глава Пролеткульта В.Плетнев настаивал, что не надо сравнивать богдановский Пролеткульт и нынешний.

Достаточно быстро из общей проблематики воспитания нового человека выделяются вопросы переустройства быта.

В.Плетнев считал, что «самой отрицательной стороной нашего быта является наследие старого мира, которое мы тащим сейчас на своих плечах, это — обывательщина, или мещанство».

Борьба с мещанством была объявлена формой классовой борьбы.

К атрибутам мещанства Плетнев относил следующий набор признаков:

Герань на окошке. Граммофон. Канарейка. Лампадка по субботам. Пироги и варенье. Чувствительный романс (со слезой) и др.

Назывались и отличительные черты обывательщины:

а) Собственничество. б) Семейный деспотизм. в) Антиобщественность. г) Индивидуализм. д) Подражательность.

Задачи переустройства быта были поддержаны и видными функционерами партии, например, Л. Троцким. 17 июля 1924 года Троцкий выступил на совещании клубных работников с докладом «Ленинизм и рабочие клубы». Он проанализировал первые результаты борьбы за новую социалистическую мораль, обсудив такие темы, как «вопросы быта», «клуб и пивная», подчеркнув необходимость борьбы с пьянством, неряшливостью и ругательствами.

В статье «Календарная кампания и вопросы быта» (1924 г.) Троцкий задается вопросом: какими путями можно «революционизировать быт?» И отвечает на него так: «Прямым воздействием на его составные элементы. Через Нарпит, который создает общественные столовые; через жилищную кооперацию, которая должна изменить основы быта; через организацию яслей; через клубы; через библиотеки; через добровольческие организации, которые ставят себе культурные задачи, скажем, общество друзей кино...».

На первом съезде клубных работников в июле 1924 г. В. Плетнев заявил: «Боевая обстановка революции высвобождает пролетариат из пут обывательщины. В этот момент пролетариат, как вихрь, увлекает за собою обывательские слои. А потом стоило подойти к мирному периоду, пережить вихрь революционной борьбы, как мы видим, что обыватель начинает постепенно выползать, начинает поднимать голову, заявлять свои притязания, выявляясь во всех слоях и пластах нашей действительности. ... Обывательщина может стать туберкулезом борющегося класса, постепенно заражающим его, разлагающим его».

И далее: «Клуб — колоссальный проводник нового быта. Театр, кино, газета, книга. И газета, и книга в наших руках, и мы должны дать ее массе...»

В эти годы интенсивно развивается система рабочих клубов с их культурно-просветительской и художественно-творческой работой. Занятия в клубных кружках были доступны каждому желающему, независимо от социального происхождения. По стране колесили киновагоны и автокинопередвижки. Для населения фильмы демонстрировали бесплатно.

Именно клубы взялись за воспитание нового человека. У большинства граждан еще не было четкого представления о «новом советском быте». В клубах проводился ликбез — что такое мещанство? Как отличить обывателя, и каким должен быть советский человек? Через коллективные чтения и постановки, устные газеты, политгазеты, политбои, политсуды и др. формировался интерес людей к социально-политической жизни страны.

Все культурно-агитационные и просветительские работы концентрировались во вновь образованных Домах (Дворцах) Культуры — клубах, которые были построены по принципам Пролеткульта. Первоначально под кружки Пролеткульта отдавались дворянские особняки, например, в Москве — особняк С. Морозова на Воздвиженке. Все советские годы Дома культуры, Дома пионеров, клубы различных заводов представляли собой как бы мини-пролеткульты.

В 1920-е годы в Пролеткульте появляется и пользуется неизменным успехом «Живая газета». «Живые газеты» возникли в условиях нехватки печатных газет и были рассчитаны в основном на малограмотную аудиторию. (Сначала были еще и стенгазеты, которые громко читали во время перерывов в цехах и на производстве).

Клубный работник Масленников рассказывал на съезде в 1924 г.: «Живая газета, несомненно, вносит много ценного во всю клубную работу... Чтобы оценить все преимущества живой газеты, надо ее видеть в действии. Никакие вечера самодеятельности, лекции и другие формы массовой работы не могут заменить живой газеты».

В «живых газетах» шло обсуждение всех событий, происходящих в стране. Каждый участник действа мог ответить на любой политический вопрос и иметь свое мнение о нем. При этом он должен был уметь петь, читать стихи, танцевать.

В представлениях «Живой газеты» используется метод театрализации, клоунады. А в 1923 г. на базе «живой газеты» появляется театр «Синяя блуза». Инициатор его создания и один из исполнителей — журналист Б. Южанин.

Гимн «синеблузников» (автор С. А. Кац)

Мы синеблузники, мы профсоюзники –
Нам всё известно обо всем,
И вдоль по миру свою сатиру,
Как факел огненный, несем.
Мы синеблузники, мы профсоюзники,
Мы не баяны-соловьи –
Мы только гайки в великой спайке
Одной трудящейся семьи...

Писатель Варлам Шаламов в своей книге «Двадцатые годы» писал: «Синяя блуза» была... своеобразной философией эпохи... Пятнадцать-двадцать человек, одетых в синие блузы, разыгрывают перед зрителями сценки, скетчи, оратории. Выходили они под марш, превращая любую площадку в сцену. «Синяя блуза» служила современности: по-газетному — била растратчиков, хапуг и в ораториях — по международной политике, вступая в диспут с Чемберленом. За серьезным материалом шел развлекательный — фельетон, короткий скетч. Грима у синеблузников не было, занавеса — не было... Всё в темпе, под музыку. Пока академические театры раскачивались и приглядывались к революции, «Синяя блуза» казалась революцией на сцене, казалась каким-то новым явлением быта нашего, новой дорогой искусства. К пятилетней годовщине «Синей блузы» было в СССР 400 коллективов... Театр Бертольда Брехта рожден от «Синей блузы» и вдохновлен «Синей блузой». Сам Брехт это подчеркивал неоднократно».

В постановках «Синей блузы» принимали участие многие известные поэты и писатели: В. Маяковский писал стихи, С. Юткевич ставил скетчи на злободневные темы, В. Лебедев-Кумач писал рассказы, фельетоны, частушки.

Сценические средства, близкие приемам «Живой газеты» и «Синей блузы», использовал в своих постановках ТРАМ — Театр рабочей молодежи. ТРАМ возник в 1925 г. в Ленинграде, основатель режиссер М. Соколовский. В его репертуаре преобладали агитационно-политические представления, которые носили полуимпровизационный характер. Требовалось играть самого себя, игнорировался принцип «перевоплощения». К 1930 г. в стране насчитывалось около 70 ТРАМов.

Наиболее известными спектаклями ТРАМа были: «Плавятся дни» и «Клеш задумчивый» Н. Львова, «Сашка Чумовой» А. Горбенко. Некоторые театры рабочей молодежи впоследствии были преобразованы в профессиональные театры (например, Московский театр «Ленком»).

Но начиналось создание нового театра еще в первые годы пролеткультовских экспериментов. Сергей Эйзенштейн в поисках новых форм сценического искусства поставил в Первом театре Пролеткульта пьесу А. Островского «На всякого мудреца довольно простоты». В спектакле барин Мамаев стал Милюковым-Проливным (намек на кадета Милюкова, заявлявшего о необходимости завоевания проливов), гусар Курчаев был представлен тремя врангелевскими гусарами. Актеры выбегали с акробатическими номерами, вели злободневные политические диалоги, пели куплеты, а на экране периодически показывали отрывки из детективного фильма «Похищение дневника Глумова». В спектакле были заняты такие впоследствии известные режиссеры и актеры, как Г. Александров, И. Пырьев, М. Штраух, Э. Гарин.

Можно спорить о том, была ли построена пролетарская культура в Советской России. А также о том, что помешало завершить этот процесс. А также о том, возможно ли вообще построение такой совершенно новой пролетарской культуры. Ведь такие создатели Пролеткульта, как Богданов, ставили перед Пролеткультом невероятно масштабные задачи (создание новой науки, обеспечение слияния науки с культурой, преодоление отчуждения, создание нового человека и так далее).

Бесспорно другое — вся эта многогранная пролеткультовская жизнь того времени с ее изводами, поисками новых форм, ошибками и заблуждениями и впрямь была направлена исключительно на создание и формирование того нового человека, которым стал реальный советский человек. Она была направлена на раскрепощение творческого потенциала этого человека, на его взлет и на его полное отрешение от норм и устоев прежней жизни. И именно Пролеткульт с массовостью его участников, с невиданной доселе энергетикой начинал формировать этого нового человека — новую личность, созвучную реалиям великой эпохи. Именно Пролеткульту и сопряженным с ним новым формам массового искусства и просвещения мы обязаны появлению в советской культуре всемирно известных композиторов, писателей, поэтов, режиссеров.

Советского нового человека удалось создать — при существенном содействии советизированного Пролеткульта, того Пролеткульта, который сформировался, преодолев богдановские перегибы. Но почему советский человек был опрокинут перестройкой? А он ведь был ею опрокинут.

Почему все 70-е годы, да и всю советскую эпоху вообще продолжались дискуссии о необходимости придания новой динамики процессу построения нового человека и нового гуманизма?

И не был ли советский новый человек в каком-то смысле недостроенным новым человеком? Не содержалась ли в перегибах Богданова нереализованная возможность доделать этого человека? Может быть, если бы его удалось доделать, он оказался бы той скалой, о которую разбились бы невероятно подлые действия перестройщиков и постперестройщиков?

Так может быть, было две войны с радикальным Пролеткультом? Одну вели те, кому надоели перегибы Богданова, и кто хотел, освободившись от этих перегибов, заняться простым, понятным, ярким и захватывающим делом построения простого, реального и при этом нового обыкновенного советского человека.

А другую войну с Пролеткультом вели те, кто не хотел, чтобы новый человек был доделан. Чтобы новый гуманизм был сформирован. Те, кто понимал, что недосозданного нового человека (т. е. обычного советского человека) удастся смести в ходе перестройки и постперестройки. А вот досозданное смести не удастся. А значит, его не должно быть. Что, если это так?

В этом случае наша борьба за новый гуманизм, нового человека и СССР 2.0 не может вестись без обращения к опыту тех, кому не дали доделать до конца нечто крайне важное для нас и для всего человечества.

Марина Волчкова