Хаотичность
Шёпотом, губами едва прикасаться к мочке уха, такого желанного, спящего сладко по близости любимчика. Тут как-то прослышала: что шёпотом говорить не желательно, что шёпот вреден для связок. Воспоминание. Вспоминаю. Памятно. Без памяти нет личности. Из памяти и состоят характер, и личность человека-отдельного. Что есть моя память? Память моя сумбурная, а характер у меня какой-то ёжистый... О предавших вспомнилось, о тех, кто в душу когда-то — сволочи неблагодарные. Душе оплёванной трудно светиться счастьем и дарить улыбки незнакомцам, и внимание знакомым. Пишу и рифмую опять:
Не верить ни слову, ни жесту,
Всё, в общем, не ново, не к месту.
Прочти: "И это пройдёт", — на колечке
Уйдёт иль придёт — не навечно...
Когда видишь беременность, ловишь себя на мысли:
"Вот ещё одни приговорены на жизнь этими брюхатыми, думающими, что даруют ценность за которую потом ещё и раскланиваться полжизни." На подобии: "Ай, спасибо вам, родичи, что на свете теперь есть Я!"
Жизнь, — приговор суровый, надо в ней как-то уметь вертеться.
И плод начинает учится этому ещё в утробе: он на подсознательном уровне, видимо знает, что ему предстоит нелёгкий путь от рождения и до старческих седин. Хотя, некоторые не доживают и до полувека. Чаще, сгорают как свечки те, кто любит ёрзать по жизни в заботах о суете и не давать ни на час сломить себя лени. Лень полезна в умеренных количествах. Вообще, в умеренных количествах полезны даже некоторые недостатки. Ибо, если бы мы состояли из одних достоинств — Боже, как скучно было бы выносить приговор "жить до гробовой доски!"
А я, так вообще замечала, что недостатки куда заметнее, чем достоинства; о них и поговорить, и посплетничать всегда все не прочь. Особенно, о чьих-то чужих. Недостатки смакуются как изысканные блюда, а достоинства быстро перетираются, молниеносно так — и вот забыты.
Растерянность — это такая болезнь, от которой стоишь и не знаешь — "куда", лежишь и не знаешь — "зачем" вставать. Растерянность — от потерь, потери — от растерянности.
Собери — бери и соберись. Идёшь. Вдруг она, лежит на газоне: жива, мертва? Подходишь. Берёшь нежно в руки эту пташку, примечаешь, что ещё дышит... Ой, вспорхнула! И в небо. Жива значит.
Ещё чувствуешь ритм жизни, в небо взгляд и ловить им облака. Проплывают белыми кораблями: "Попутного ветра!" — кричишь и машешь рукой. А на тебя косятся уже заячьими взглядами те, кто чаще не видят ничего дальше собственного носа, впопыхах торопливые.
"Ах, как бы чего не вышло!" — думают. И только тогда примечают, некоторые, имеющие возмущение, буркнут что-то замечательное, на подобии: "Вот дура!" А иные побегут дальше, может, покрутив предварительно пальцем у виска.
Те, кто умеют жить по-особому, всегда кажутся умалишёнными. Ведь у них хватает духа жить, а не делать вид жизни. Делать вид жизни можно очень старательно. К примеру: посещать друзей, пить в компашках напропалую, разбавляя спиртное анекдотами и сплетнями; работать сносно, учить кого-то, грузить зачем-то, замечать только тогда, когда все замечают. Аплодисментами в реале и лайками в виртуале. И не замечать без общего желания массы. Самое любимое для таких — старательно скрывать свои комплексы, которых зачастую пруд пруди. От этих комплексов они не только сами любят пострадать, но и над другими поизголяться. Прелюбопытно, а ночами на меня такие мыслительные находят. Думаю, записки из Кащенко почитать было бы куда занятнее, чем всю ту муть, что я пишу в блокноты. Впрочем, я умею шифровать мыли, к примеру так: пониматься — не понимающими, не пониматься — понимающим. Понимающе кивать им, да-да, я ведь совсем ничего такого не собиралась из себя. Ведь ещё Булгаков говорил, что рукописи не горят. Моими думаю, даже не согреешься. Они способны греть лишь их автора. Пожалуй поставлю(.)
Из раннего 2009 год
Свидетельство о публикации №114021801029