Когда клонится в темноту каждый мой обшарпанный де

Когда клонится в темноту каждый мой обшарпанный день,
И я дома один, сам и причина для себя и помеха,
Заходит без стука старуха, так похожая на высохшую тень,
С глазами стеклянными и кривой улыбкой от неоконченного смеха.

И я точно не сплю и дружу пока еще с головой,
И не пью вино, как пропойца шальной и повеса,
А она руки тянет ко мне, и я слышу за спиной ее вой,
То прощальные голоса пришли за ней из мертвого леса.

Во мне страх с безразличием начинают вновь биться за финиш,
И каждый раз я пячусь к стене от старухи медленно той,
А потом ей кричу: «Постой, посмотри, ты же можешь, ты видишь,
Как внутри у меня все до краев переполнено пустотой».

А она руки, что как ветви деревьев в мертвом лесу,
Все тянет ко мне, к кресту на груди обнаженной,
А я шепчу ей: «Нет, я сам его до конца донесу,
Каким бы ни был он страшным и неимоверно тяжелым.

И воспоминания тебе не отдам о любимой моей,
Как ни смотри, как ни пои меня зельем и варевом,
Хочешь, режь, сердце с душой забирай, вернее
То, что там осталось от них, а потом уходи, проваливай».

Ее взгляд заставляет дрожать, меня заставляет мучиться,
Но я смотрю, не моргая, в ответ и говорю ей сквозь зубы твердо:
«Пока жив, я не отдам, что осталось и если получиться,
Я буду бороться за это даже будучи самым мертвым».

И она уходит, затихающие шаги как радость для слуха,
Но они будут полночи еще бродить по комнате эхом,
И, я знаю, что завтра к ночи опять придет та старуха
С глазами стеклянными и кривой улыбкой от неоконченного смеха.