На смерть Цины

 Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста семьдесят третий опус

Грасс не вспомнит, Версаль не почтит,
Хрисеида в алмазах нелепа,
Эльф ли темный за нами летит,
Ангел бездны со адского склепа.

Но легки огневые шелка,
Всё лиются бордосские вина,
И валькирий юдоль высока,
Станет дщерям хмельным кринолина.

Лишь картонные эти пиры
Фьезоланские нимфы оставят,
Лак стечет с золотой мишуры,
Аще Иды во хвое лукавят.


Четыреста семьдесят четвертый опус


Всех и выбили нощных певцов,
Сумасшедшие Музы рыдают,
Ангелочки без тонких венцов
Царств Парфянских шелка соглядают.

Хорошо днесь каменам пустым
Бранденбургской ореховой рощи
Бить червницы и теням витым
Слать атрамент во сень Людогощи.

Веселитесь, Цилии, одно,
Те демоны влеклись не за вами,
Серебристое пейте ж вино,
Украшенное мертвыми львами.


Четыреста семьдесят пятый опус


Подвенечные платья кроты
Сотаили для моли в комодах,
Цахес зол, а пурпурные рты
Шелкопрядов толкуют о модах.

Се камелии, нежат они
Дам бальзаковских лет и служанок,
Тайно Эстер манили огни
К юной Кэри от вей парижанок.

Источись, вековая тоска,
Нас оплакали суе теноры,
Падшей оперы столь высока
И лиются под ней фа миноры.
.
Четыреста семьдесят шестой опус


Тайной вечери бледных детей
Берегут фарисеи теченье,
Вьются локоны близу ногтей,
Свечки смерти вершат обрученье.

Орлеанскую деву любить
Розокудрым вольготно амурам,
Разве детки венечных убить
И могли насмех угличским курам.

Бьют начиние, трюфли едят,
Пьют не чокаясь фата-морганы,
И кровавые тени следят
В царских операх Юзы и Ханы.