Крестник пантелея
1V
Но тут нужна ретроспектива...
У нас уж года полтора
В глубинах пед- и детактива
Кипела страстная пора.
Причиной был ночной арест
Директора очередного.
Он заменял отца родного
Всему детдому.
Тяжкий крест
Целителя сердец сиротских,
После жестоких будней флотских,
Он нёс безропотно.
Хоть сам
Стонал и плакал по ночам.
Он шел по жизни налегке,
И нажит был его трудами
Лишь сундучок.
А в сундучке -
Табак и роба с орденами.
Ещё лекарства и бинты,
Фотопортрет линкора "Скорый",
Подобный камню, о который
Разбились юности мечты.
Ещё он дюжину могил
На фотографиях хранил.
А кто там - павшие друзья
Или семья, не знаю я.
Он многое пустил на слом
В официальных циркулярах:
Ел с нами за одним столом,
Строгал, пилил...
И спал на нарах.
Что зарабатывал, делил
На всех, кто жил под этой
крышей.
И звался просто папой Гришей -
Имён казённых не любил.
Он был к добру всегда готовым.
И подойти с полезным словом
Умел к любому сорванцу,
Как и положено отцу.
V
Директор новый - франт столичный;
Манеры, внешность - первый сорт.
Не молодой, но энергичный.
Полуучитель-получерт.
В те годы славился почин -
Ходить в народные глубины,
(Особенно, когда с вершины
Бежать достаточно причин).
Наш тоже важною персоной
Бывал.
И здесь, в глуши районной,
Все говорили, что в ЦеКа
Есть у него своя "рука".
Те слухи стряпались недаром:
Людей не очень-то любя,
Директор отличался даром
Собрать толпу вокруг себя.
Успех в районе налицо:
Какой-то месяц жизни бурной -
И вокруг нового Сатурна,
Уже очерчено кольцо.
Он строго почитал законы
И всевозможные каноны.
При нём уж ни один изгой
Под нашу крышу - ни ногой.
Зато теперь нас навещали
Инструктора, секретари...
И что-то важное решали,
Порой, до утренней зари.
И нам не долго ждать пришлось
Тех совещаний результаты:
В детдоме вдруг сменились штаты
И всё, что раньше привилось.
А те, что многое решали,
Всё чаще, чаще приезжали.
И постеенно наш детдом
Стал их излюбленным гнездом.
Везде, где было что "не так",
Порядки новые внедрялись:
Где папин Гришин был верстак,
Теперь диваны красовались.
И тихо, умно речь текла...
Её, в возвышенном накале,
Рукоплесканьем прерывали
И звоном тонкого стекла.
Потом, с улыбкою невинной,
Несли себя и запах винный
Туда, где штабелем тюков
Замаскирован был альков.
Стыдом и гневом распалясь,
Оттуда выбегали, часом,
То девушки-учителя,
То девочки из старших
классов.
И шли во мрак, себя терзая
Позором девичьей беды.
Одни, набравши в рот воды,
Другие - с шумом исчезая.
А третьи в страхе и печали,
Стыда и зла "не замечали".
Вот этот стыд и этот страх
Я описал в своих стихах.
Глава третья.
1
Свидетельство о публикации №114021511785