Письмо другу. Поздний октябрь

Закончилась эра. Чувства вразброд слоняются на пепелище.
Идёт пять тысяч семьсот (от Сотворения Мира) семьдесят третий год.

Ну, здравствуй, дружище!

Что нового в нижнем эдеме? Жизнь по известной схеме – время линчует время.
В пропитанном кознями колизее, чтоб лес не рос до небес, всему есть число
и мера. В столицах вымерли гулливеры. Надежда склоняет к измене веру
(попутал, должно быть, бес!). Гуигнгнмы рожают одних лилипутов.
Вместо слова «прекрасно» имеет хождение – «круто».

Интернет переполнен коричневым ором, реальность - серым молчаньем,
массмедиа - жёлтым декором. Из гроба повыползла плесень.
Воскресшие мухи Сартра. Выспались и со старта клянут инородцев хором
от даты рожденья Адама (первого марта) до листопада, и далее, и опять –
по самое первое марта. На этом фоне чувствую себя жителем Вавилона.
Готов поклоняться Маме или любой другой языческой силе,
лишь бы не было ничего общего
с этим вот илом.

Готы, эмо, скины, вандалы – кто их раскраску теперь разберёт(?) -
по весу, в обмен на презренный металл, сдают погребальные урны.
Детишки на стенах рисуют руны (это бывало и раньше): икс, игрек и дальше,
сам понимаешь, - не зет. Преобладает повсюду
математический менталитет.

Надеюсь всё же, что, как ни силён Аттила, холод гуннов сведёт в могилу.
Потом, быть может, отстроимся вновь. Это я так. Про любовь. Скорее всего,
по привычке, ведь смысл фотографии – в птичке, что некогда в миг фотовспышки взметнулась…
чтоб помнилась юность.

Что нового в наших садах? Прах он и в Мекке – прах. Что мыслится – то и есть. А, стало быть,
есть и тени у мыслей как формы плоти со склонностью к самосожженью. Куреньем мой слог пропах.
Из области сердцебиений ползу на коленях в прах. Осталось тоски – на взмах.
Да женщины взгляд олений.

В пространстве, покрытом сажей и гибнущим первым мелом, безглазые линзы глаз
слезятся, морщинится тело, ничто не рождает огня. По многим отшелестела
осенняя простыня. Зеркало смотрит в меня. Как Каин. Как Авель.
Зеркало – философский камень, камень за пазухой, просто камень...
Аминь! Или как там у греков(?) –
Амен!

А ветер сегодня похож на елей. Он пахнет оливой, да только светлей от снега, что тянется из-за гор,
где ты обитаешь, наш век и века, где, брови сдвигая, плывут облака, где миг фотовспышки длинней,
чем века, и я не стою над разбитым корытом прошедшего, богом нещадно забытым…
До встречи в твоих небесах, дружище, мой друг, старый друг…
Пока!

Постскриптум.

Во всём есть число и мера – ионы небытия. Течёт за водой вода, но помню тебя всегда,
что странно на первый взгляд, ведь виделись мы с тобой,
не меньше трёх войн назад.