Тамим Ансари. Загвоздка перевода
Вот это и поражает меня всякий раз, когда я ввязываюсь в перевод. К примеру, как-то я пробовал перевести на английский газель Хафиза, написанную в 14 веке на персидском (он же фарси, он же дари).
Первые две строки в переводе звучали следующим образом:
Когда душу мою турчанка Шираза своею подхватит рукой,
За индийскую мушку на щеке ее сразу отдам Самарканд с Бухарой.
(перевод стихов на русский А.Пустогарова)
Эти строки входят в мистически-эротический резонанс с сердцем любого, говорящего на фарси. Но в этом - особенно, что касается эроса – не легко убедить английского читателя.
Почему же так много теряется при переводе? Помимо всего прочего, половина слов в этих строках – это названия. Они означают одно и то же на фарси и на английском. Самарканд, Бухара и Шираз – это города, которые вы легко найдете на английской карте.
И даже турчанка по-английски тоже будет турчанкой, а Индия – Индией.
Кое-кто из переводчиков целый день хлопотал бы над ритмом и рифмами, надеясь воспроизвести музыку оригинала. Однако в этом не много проку. После дня работы вы по-прежнему не будете знать, что делать с этой турчанкой. И с этой мушкой.
В этом-то и загвоздка. Английское ухо улавливает в этом двустишии ассоциации с Западной историей и литературой. Для него турок - это серьезная угроза на границе христианского мира. Конечно, турки состоят из мужчин, женщин и детей, но невидимые капилляры смысла сводят значение слова турчанка к соплеменнице смуглого молодца с ятаганом в руках.
Персидское ухо улавливает в турках более сложные ассоциации. Ведь турки на протяжении восьми сотен лет являлись правящим классом всех мусульманских государств от Дели до Стамбула. И для персидского уха это не смутный Чужой, маячащий по ту сторону границы. Это своя могучая элита, жалующие и милующие короли и королевы.Для соплеменников Хафиза турки означают примерно то же самое, что для Запада - американцы.
И в этих же самых государствах персы также обладали значительной долей влияния, основанной на более древней, чем у турок, изощренной культуре. С ними ассоциировались поэзия, искусство, изысканные ароматы, садовое искусство – и Шираз воплощал собой романтический персидский город. Своего рода Венецию персидского мира.
Самарканд и Бухара для западного слуха – это просто населенные пункты, но азиатское ухо ловит в них тот же мистический блеск и декаденсткую роскошь, которыми в западной культуре обладают Византия, Вавилон или Рим.
Индия просачивается в западное восприятие сквозь фильтр колониального наследия, но для персов индусы были частью одной с ними цивилизации - частью важной, соединенной с ними многими узами, но несмотря на это … экзотической. Западный человек подобные чувства испытывает к японцам: они, несомненно, часть современной индустриальной цивилизации, но … часть экзотическая.
И, наконец, эта мушка. Западные люди не ставят себе мушки. Просто не ставят. Тем более индийские. Мы просто предпочитаем обходиться без мушек. Вне зависимости от наших вкусов. Честно говоря, тридцать лет тому назад я представить себе не мог, что элегантная молодая американка способна наколоть себе татуировку, а молодые люди будут считать татуированную девушку привлекательной.
Короче говоря, чтобы передать все намеки, которые сделал Хафиз в этом двустишии, переводчику следовало бы перевести его следующим образом:
Когда в Венеции американка «люблю» мне скажет втихомолку
И Вавилон, и Рим отдам я за ее японскую наколку.
Можно ли это считать переводом? Мы, возможно, обрели капилляры, но потеряли сами слова. В этом-то и загвоздка.
С английского
Свидетельство о публикации №114021406334
Маргарита Смит 10.11.2014 16:21 Заявить о нарушении