Мать

Грустна поэма.


Младенец первым громким криком,
Что он явился в мир великий,
С утра  людей оповестил,
Уснул и пузыри пустил.
Ребенка мама пеленает,
Ребенку мама напевает:
«Расти скорее, мой малыш,
Я знаю, мир ты удивишь!
Быть может, станешь ты поэтом,
Напишешь дивные сонеты.
Или великим футболистом,
Или прославленным артистом.
А может, станешь музыкантом,
Или, другим, каким талантом.
Быть может, поведешь с Земли
К далеким звездам корабли.
Нет, лучше стань ты – дипломатом,
Красивым, умным и богатым!
Расти скорее , мой малыш.
Я знаю, мир ты удивишь»
Вот год за годом пролетает,
Ребенок быстро подрастает.
А там и школа, институт
И все соблазны тут, как тут!
Ни в чем не знал малыш отказа,
Ему прощали все проказы,
Ему все лучшие игрушки;
Машины, роботы, зверушки.
Ему и фрукты, и конфеты
(А лет в пятнадцать – сигареты).
 В двенадцать лет – магнитофон,
Чтоб не скучал вне школы он.
Вот к книгам, надо бы признаться,
Он не желал и прикасаться.
И школу, страшно не любил,
Хотя не глупым парнем был.
Друзей почти что, не имел,
Был с девушками нагл и смел.
Считал старательных ребят
Он дураками, всех подряд.
Родителей звал « родоками»,
Учителей считал «козлами».
Детей помладше, часто бил.
А в жизни только и любил
Слова «капуста», «марафет»,
«Прикид», «колеса» и «омлет».
Поспасть, пожрать, воткнуть иглу
И заграничную «муру»
Послушать, в кресле развалясь,
С зевотой вечною борясь.
Лет в 20, бросив институт,
(На кой он черт.  И так дадут
Родители поесть, попить,
Если сильней на них давить).
Решил «малыш»:  пора всерьез
Решить финансовый вопрос.
Ведь, «родоки» -то, клянчь, не клянчь,
Дают, но мало, хоть ты плач.
К отцу пришел с утра «герой»
«Ты, предок, вот что мне устрой,
Чтобы хребта не надрывать,
Но много «бабок» зашибать
Не мне , родак, тебя учить,
Как свою фирму подоить.
Ты, хоть и умный, но дурак!
Тебе на пенсию пора.
Составь-ка «липовый» наряд,
Впиши всех родичей подряд.
Дедов и теток, что в гробу.
Вот так деньжат и зашибу.
И наконец , куплю «видак»
Что носом крутишь? Что не так?
Сумел меня на свет родить,
Сумей-ка мне и угодить.
Я не хочу жить, как дурак,
Хочу в «загранке» побывать,
На яхте бабу покатать.!
Чего? Работать? Я не конь,
Чтоб нюхать в твоей фирме вонь.
А ты начальник, вот и дай
Родному сыну в жизни рай.
Хорошая портниха мать.
Не надо головой качать.
Меня в наряд «бугром» впиши.
Все, кончено  - иди, дыши!»

2
Прошло пять лет с момента разговора,
И вот сегодня, судят папу – вора.
Все описали – вещи и машину.
Мать нищая, хоть ты иди по миру.
Сын за границей – папа ему нужен,
Как сытому коту вчерашний ужин.
И наплевать ему совсем на мать.
С нее, подавно, ничего не взять.
Все, что вдвоем тащили, воровали,
Все, все сыночку милому отдали.
Отец в тюрьме, мать по соседям плачет:
«Сынок женился выгодно, удачно.
Вот поживет немного, оглядится,
Пойдут детишки – бабка и сгодится»
А бабке то, всего лишь 47.
А постарела как! Сдала совсем.
Седые пряди лезут на глаза.
В глазах тоска, обида и слеза.
Всю жизнь надомницей трудилась мать,
Копеечку умела «зашибать».
Все милому сыночку, все ему.
Но сытые голодных не поймут.
Молчит сынок. Ни строчки, ни письма.
К нему летела б птицею сама.
Но где там, ни копейки за душой.
А мир такой холодный и большой.
И никому она в нем не нужна.
От горя, ни покоя нет, ни сна.
Кому помоет пол, кому пошьет…
Один покормит, а другой – нальет.
Прошел лишь год. И вот уже, дрожа,
С протянутой рукой у гаража,
Заглядывает внутрь. Там водку пьют.
Быть может,  пожалеют и нальют.
Страшней судьбы ее и не сыскать,
А ведь, была заботливая мать.
Все милому сыночку отдала
И выжгла свою душеньку до  тла.
И ничего уж нет за той душой.
Одно желание – обрести покой!
Одни лишь мысли; лечь бы и не встать!
Не женщина, а труп, ни дать, ни взять.

Вот как-то, бывший ее сына друг
На улице ей повстречался, вдруг.
Он не узнал ее – узнала мать.
И невозможно было в ней узнать
Когда-то, гордую, богатую мадам.
Старуха пьяная окликнула: «Адам,
Как Игорек, не пишет ли тебе?»
И, не завидуя ее судьбе,
Адам сказал, что сын здоров, богат,
Прислал мол, фотографию ребят:
Сыночек у него и крошка дочь.
Рыдая, побрела старуха прочь.
И в ту же ночь, повесилась она.
И вроде, не совсем была пьяна.
Об этом быстро позабыли все.
В ее подвале брошенном, сосед,
Для краденных вещей устроил склад,
Куда несли воришки все подряд.
И снова, чья-то новая беда,
В подвале этом зреет, как всегда.
И снова там рыдает чья-то мать:
«Сыночек мой, не надо воровать.
Живи трудом, хоть бедно, но трудом,
Тюрьма не мать и не родимый дом.»
И сколько миру предстоит стоять,
Столь будет плакать где-то, чья-то мать!