МП-719 Принимались от меня вороха словесной сдобы

[i]Милый друг, не скучай: я вернусь, я знаю точно –
может, днём, а может, ночью – ты меня не забывай! [/i]


Принимались от меня вороха словесной сдобы;
под прицелом были оба
мы у скрытых волчьих нор.
Может, нравы таковы, может, я свечусь заметно,
но с конкретного момента
начинается игнор.

Кто порылся по моим уголкам различных сайтов,
доложив своим курсантам,
что я редкий психопат?
Там ведь нет ни резюме, ни тем более порнухи
(или блажь в пацанском духе –
это тоже компромат?).

Анекдот армянский наш либо выспрен, либо тонок:
в чём профан я с распашонок,
в том доныне не секу.
Понимание любви снова зиждется на низком –
вот и с пухлым встречным иском
бегемот бредёт к стрелку.

Западает скудный нюх на отборный яд арахнин.
Что ж молчишь? Послал бы на хрен –
я б сберёг вагон словес
для нелепых образов с маслянистой стенки храма,
не умеющих ни грамма
оживлять промёрзший лес.

Получилось, как всегда: до утра корпишь над чем-то,
а кому-то виден Чепмен
в витраже комодных ниш.
И оставшаяся жизнь пародирует пичугу,
а тебя-то, босячугу,
разве с кем-нибудь сравнишь?

Рот на сейфовом замке, сращены по рёбрам пальцы,
и с плеча чужого панцирь
давит родинок кунжут.
Просчитался твой майор: я ж не бабушка-кликуша,
что бессменным «надо кушать»
хочет скрыть в себе ханжу.

Чтоб так в армии солдат игнорировал приказы –
не стремясь ни пререкаться,
ни сдаваться туркам в плен!
Завершается весна бультерьера бесноватей,
унося в зарю слова те,
что изрёк ещё Верлен.

Колыбельные для птиц расползлись по норам лисьим –
ну, а я на груды писем
и аскету, и хлыщу
отвечаю в мелочах без оглядки на лимиты
теплоты и динамита,
в коих вновь переборщу.